— Ясно, что фитильная система нам не нужна, капсюльную мы не освоим, а поэтому надо сосредоточится на попытке создать хотя бы образец кремневого замка. Единственный плюс — у нас на Белой кремня просто навалом, — добавил Соколов.

— Да уж! С автоматического оружия спускаться на кремневые замки — сущая пытка для нервной системы, — усмехнулся Смирнов.

— Что делать, нам это необходимо. Пока патроны есть, есть и неприкосновенный запас. Но что будет потом, через год, два, десять? — с привычной уже всем толикой истерики вопрошал всех присутствующих профессор Радек.

— Потом бери хоть голыми руками, — пробурчал молодой специалист.

— Ну это если только таких чахликов, как ты, — тихонько подначил мигом насупившегося пессимиста сосед.

— С этим ясно, ответственным назначаю Николая Александровича. Николай, ты один у нас на оружейном заводе работал, так что принимай госзаказ, — улыбнулся Вячеслав.

Седоватый, но моложавый человек в старомодных очках степенно кивнул.

— Далее у нас пушки. С ними проще — опытные экземпляры уже есть, осталось рассверлить. Весной оборудуем запруду на ручье, подведём энергию воды. С металлом вроде всё в порядке, пробуем сплавы, больших проблем нет. Тут у нас ответственен Иван Михайлович Репа.

Встрепенувшийся московский плавильщик вскочил на ноги и, приложив руку к груди, коротко приклонил голову.

— Ну а самое аховое состояние у нас боезапасом, порох то есть. Уголь есть, сера в намётках, селитра в проектах.

— Разъясни, Вячеслав! — выкрикнули из компании рабочих.

— Ольхи для получения угля вокруг много, стало быть — не проблема. Сера — её надо найти, на северном и восточном берегу Байкала есть серные источники, например в бухте Змеиной на Святом Носу, стало быть — проблема, но решаемая. И, наконец, селитра — тут нам и нужен Китай, точнее китайский снег.

— До Китая ещё добраться надо, Вячеслав Андреевич! — встал молодой физик.

— Верно сказано. Для этого необходим опыт Петра Ивановича Бекетова. Примерный маршрут мы с полковником прикинули ещё осенью, обсудили с Бекетовым. Просто дурой переть к Китаю смысла мало — нужна цепочка острожков, чтобы идти от одного к другому. Поэтому весной делаем первый шаг — укрепляемся на восточном берегу Байкала на полуострове Святой Нос.

Профессор Радек высказал идею о том, чтобы прикрыть отделённый от экспедиции Байкалом посёлок системой электронного оповещения, используя начинку двух законсервированных аппаратов, что использовали для разведки и сбора данных.

Посёлок Белореченский, декабрь, 7138 (1630).

Ветер с диким свистом пытался пробиться к запершимся в домах людям, безуспешно проскользнуть в законопаченные щели, напрасно протиснуться сквозь небольшие оконца с задвинутыми ставнями поверх толстого стекла. Хуже всего приходилось дозорным — напрягать зрение и слух в условиях вечерней, снежной вьюги было сродни подвигу. Хорошо, что возможным врагам было ещё хуже, попробуй, проберись к посёлку по промёрзшему лесу в дикий холод и сильный ветер. В посёлке люди старались лишний раз не вылезать наружу, пока стихия не успокоится, а если уж припёрло выйти за дверь — то двигаться надо быстро-быстро по скрипящему снегу от одного дома к другому, где за оконцем у крылечка маняще горели огни.

Вокруг чадящей смоляной свечи этим вечером в очередной раз собралась компания картёжников, однако в этот раз затёртые карты были оставлены на комоде, а на столе были разложены карты, бумаги, исписанные самым мелким почерком — сказывалась экономия, да редкие в посёлках книги. Кое-кто взял любимый роман, кто-то купленный в Мурманске детектив, а кто и подаренный атлас. Увидев как-то в крепости на Ключ-острове у Карпинского этот атлас, Кабаржицкий вдруг начал сначала выпрашивать, а потом и требовать отдать ему его. Немного растерявшийся Пётр уступил натиску неожиданно разволновавшегося капитана. Тот мельком полистал его, покивал головой и со словами:

''Да-да, это стоит попробовать… — сунул атлас во внутренний карман бушлата.

А сегодня этот подаренный Карпинскому нагрянувшей из Минска маминой сестрой ''Атлас гiсторыi Беларусi. XVI–XVIII стст. внезапно выросшему племяннику оказался столь нужной находкой, что Кабаржицкий от нетерпения выплясывал кренделя и мысленно благодарил Петра за его необъяснимое решение взять этот никчёмный, нужный морскому военному связисту как собаке пятая нога, с собой в поход, бросив его ещё в Североморске вместе с туалетными и прочими принадлежностями в сумку.

И вот, наконец, Владимир так достал своей дикой идеей Соколова, что тот неожиданно поддержал её. А ведь в начале он отмахивался от Кабаржицкого, как от чумного, а тут, свершилось! Суть идеи капитана морской пехоты состояла в письмах, не абы куда и абы кому, а, бери высшую планку — самому царю в Кремль! Необходимую информацию для первого письма собирали месяц, факты обдумывали и обсасывали во всех сторон, спорили до хрипоты.

— Этим мы убиваем сразу пару зайцев, — доказывал Кабаржицкий, — мы, наконец, материализуемся в глазах царя Михаила и его папаши Филарета, становясь более осязаемыми. То, что он о нас уже знает — тут сомнений быть не может. Бекетов отписывал на Москву раз, енисейцы, что были у нас и в удинском зимовье — два, Хрипунов — три, уже достаточно. Плюс мы заявляем о себе, как о людях, не понаслышке знакомых с ситуацией в Европе и на Руси и, если получится, изумляем царя безмерно.

— А если московский царь бросит на нас стрельцов и казаков? — спросила Дарья.

— Это мы уже сто раз обсуждали! — воскликнул Владимир.

— Далеко, слишком далеко до нас, а ещё нужны припасы, провиант, а без пушек нас не взять, — рассудительно ответил любимой Вячеслав.

— Да и вообще, пока что нас не взять никому, разве что ордам монголов. Но они сюда не пройдут никак, — отшутился Владимир.

— Ладно, пора Митричей звать. Коли мы определились с текстом, — добавил с вопросительной интонацией Соколов, чему не последовало возражений.

Новиков вышел за Никитой и Иваном Митричами, спустя минут семь в комнату ввалились новгородцы, обтиравшие мокрые от растаявшего снега лица. Дарья тут же отошла от стола снимать с буржуйки чайник и греметь кружками. Отец с сыном ещё не знали, с какой целью сегодня их позвали к ангарскому князю, поэтому пребывали в растерянном смятении, что сегодня будут выспрашивать князь и его люди, особенно вон тот лях и так постоянно клещом липнущий к ним, дабы вызнать ещё что-нибудь. То про каких-то неведомых монголов пытал, которые будто бы Русь завоевали, то про Грозного царя Иоанна, то про генуэзские фактории в Тавриде, то о светлом князе Рурике, яко мы летописи какие ходячие.

— Садитесь, пожалуйста, — отец и сын сели на свободные стулья у широкого стола, — сейчас письмо царю писать будем!

''Ох, хорошо, что сели уже'' — только и успел подумать старший Митрич.

Сын взволнованно посмотрел на него, потом на сидевших за столом. Лях поправился:

— Точнее, мы уже написали, а вам только переписать его надо в тот слог и шрифт, что сейчас в Московии обретается.

— Раз надобно, значит сделаем, — вздохнул Иван Митрич.

— Отец, я буду записывать? — дождавшись кивка, Никита придвинул себе бумагу и принял передаваемую ему шариковую ручку, уже ставшую ему привычной в письме.

— Ну, я диктую, — Соколов откашлялся и, взяв бумагу обоими руками, начал читать:

— Царю Московскому Михаилу Фёдоровичу Романову! Мы…Что?

Иван Митрич закашлялся и замахал руками, Никита же ухмылялся.

— Не так, титулование надо внесть, обиду смертную без сего нанести можливо! Никита вписывай!

— Божиею милостию, великий государь, царь и великий князь Михаил Фёдорович, всея России самодержец, — начал нараспев Иван.

— И иных многих государств государь и обладатель, — закончил, наконец, титулование новгородец.

Сидевшие за столом заметно поскучнели, лишь Кабаржицкий прилежно записывал перечисление земель, коими владеет царь московский.

— Продолжаю, — Вячеслав опять поднял лист бумаги: