«Море!» – попыталась она сказать, но, задохнувшись от пыли, не смогла вымолвить ни слова.

– Мы приехали! – воскликнул Хьюго.

Теперь Камилла нашла в себе силы взять поводья, и лошади дружно застучали копытами по булыжным мостовым Амстердама.

До британского посольства было совсем недалеко, но дорога туда показалась Камилле бесконечной. Наконец они оказались у дверей большого здания с портиком, и Хьюго спрыгнул на землю. Камилла не двигалась: она точно превратилась в камень. Когда Хьюго снял ее с лошади, девушка почувствовала, что ноги ее онемели, а руки бессильно повисли. Поднявшись по лестнице с Камиллой на руках мимо удивленных лакеев, Хьюго вошел в зал.

– Мне нужно немедленно видеть господина посла, – заявил он мажордому. Однако, взглянув на побелевшее лицо Камиллы и ее закрытые глаза, передумал: – Нет, проводите меня сначала в спальню.

Камилла находилась в полуобморочном состоянии, но чувствовала, что Хьюго несет ее наверх. Она знала, что теперь находится в полной безопасности, а сильные руки Хьюго надежно защищают ее, унося прочь все ее страхи. Девушка почувствовала, как он опустил ее на мягкую кровать. Когда он выпустил ее из своих объятий, она хотела закричать, чтобы он остался, но силы покинули ее.

Некоторое время спустя Камилла обнаружила, что к ее губам поднесли бокал коньяка, а услышав звук льющейся воды, поняла, что ей готовят ванну. Она открыла глаза и увидела трех горничных.

– Выпейте это, мэм, – сказала самая старшая из них по-английски.

Камилла послушно проглотила коньяк и почувствовала, как огненная жидкость обожгла ей горло и вернула к действительности.

– И… извините меня, – пробормотала она.

– Вам совершенно не за что извиняться, мэм, – сказала горничная. – Его светлость просил меня позаботиться о вас. Как я понимаю, вы очень долго ехали верхом. Лежите спокойно, мэм, горячая ванна – это то, что вам сейчас нужно.

– О да, – согласилась Камилла. – Как глупо с моей стороны… было свалиться… в последний момент, но я почувствовала, словно мои ноги… больше не принадлежат мне.

– Еще глоточек коньяку, мэм, – сказала горничная тоном няньки, которая рассчитывает на полное послушание и твердо знает, что в данный момент лучше всего для ее подопечного.

Камилла допила коньяк, затем маленькими глотками выпила предложенный ей горячий бульон и погрузилась в ванну, приготовленную, как сказала горничная, со специальной солью одного из французских минеральных источников.

– Ее светлость всегда принимает ванну с этой солью после трудного дня, – пояснила горничная.

– Я должна поблагодарить ее светлость, – сказала Камилла, – я просто чувствую, как усталость покидает меня.

– Ее светлость сейчас в Англии, – объяснила служанка, – здесь только его светлость. Он ждет внизу, чтобы повидать вас, мэм, как только вам станет лучше.

Камилла вспомнила, кто будет ждать ее вместе с послом, и почувствовала, как к ней возвращаются силы и энергия. Она настояла на том, чтобы сразу же, вымывшись, покинуть ванну, и позволила одной из служанок вытереть ее мягким подогретым полотенцем, решив, что так будет быстрее.

– Где моя одежда? – спросила она.

– Я взяла на себя смелость, мэм, – ответила старшая из горничных, – принести вам одно из платьев дочери ее светлости. Она примерно ваших размеров, а с вашей амазонкой придется повозиться, чтобы привести ее в порядок.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Камилла и не смогла удержаться от восклицания, когда горничная добавила:

– Его милость сказал, что вы сегодня выходите замуж. Это платье самое подходящее для невесты.

– Оно прелестно! – воскликнула Камилла, зная, что платье из белого шелка, с отделкой из валансьенских кружев на рукавах и оборках юбки, будет ей очень к лицу.

В дверь постучали – это одна из молодых горничных принесла Камилле букет камелий. Старшая горничная перевела слова девушки, доставившей цветы.

– С наилучшими пожеланиями от его светлости! – улыбнулась она, – Это его любимые цветы. Ее светлости редко удается упросить его срезать для нее хотя бы один цветок!

– Как мило с его стороны! – пробормотала Камилла.

Горничная взяла три камелии из букета и украсила ими прическу Камиллы на манер диадемы. Цветы делали Камиллу похожей на нимфу, она была юной и свежей, как Персефона, возвещающая приход весны.

– Вы очаровательная невеста, мэм! – воскликнула горничная. Ее слова подтверждались сияющими восхищением глазами молодых служанок.

– Благодарю вас, – сказала Камилла. – Однако мне, наверное, следует поторопиться.

– Одну минуту, мэм, – остановила ее горничная, – Вот ожерелье из драгоценных жемчужин. Дочь ее светлости всегда надевает его с этим платьем. Я уверена, она хотела бы, чтобы вы сегодня надели его.

– О нет, нет, я не посмею больше ничего взять, – запротестовала Камилла.

– Не сомневаюсь, что вы хотели бы предстать перед джентльменами как никогда очаровательной. Я буду думать, что не справилась со своими обязанностями, если не сумею помочь такой прелестной молодой даме, как вы, выглядеть по-настоящему прекрасной.

Камилла улыбнулась и больше не протестовала. Ожерелье только подчеркивало красоту ее нежной шеи и оттеняло белизну кожи. Девушка страстно желала, чтобы Хьюго увидел ее во всем блеске. Они столько перенесли вместе, а сейчас она вдруг почувствовала смущение.

Как просто было говорить откровенно и даже страстно, когда оба они находились в смертельной опасности. Но теперь они вернулись к привычному английскому образу жизни, и Камилла с некоторым стыдом вспомнила, какую несдержанность проявляла, говоря столь откровенно о своей любви, – и все равно она любила Хьюго всем сердцем.

С пылающими щеками и бьющимся сердцем Камилла, прижимая к груди букет, спустилась вниз. Лакей, ожидавший ее появления, открыл дверь, и она оказалась в изящно обставленной гостиной, где Хьюго Чеверли, умытый, чисто выбритый и, так же как она, разодетый в новый, изысканный костюм, позаимствованный у хозяев, беседовал с почтенным джентльменом.

При появлении Камиллы оба они встали. Она в смущении опустила глаза перед Хьюго, а затем улыбнулась послу, взявшему ее за обе руки.

– Моя дорогая мисс Лэмберн, – сказал посол. – Я рад, что вас больше не беспокоят последствия того ужасного путешествия, о котором мне только что рассказал капитан Чеверли. Я знаком с вашим отцом и безмерно счастлив, что вы благополучно добрались сюда.

– Я должна поблагодарить вас за гостеприимство, ваше превосходительство, – ответила Камилла, – и за прекрасные цветы, которые вы мне прислали.

– Нам нужно поговорить, моя дорогая, – сказал посол, усаживаясь рядом с Камиллой на диван. – Капитан Чеверли просил немедленно обвенчать вас. Наш священник здесь, и церемония может быть совершена сразу же, как только вы пожелаете. Но сначала я обязан кое-что вам объяснить.

– Что такое? – спросила Камилла с трепетом.

– Мой долг, – ответил посол, – указать вам на те последствия, которые неизбежно возникнут, если вы выйдете замуж, а мне кажется, что вы желаете именно этого, за Хьюго Чеверли.

– Какие последствия? – испуганно спросила Камилла.

– Видите ли, моя дорогая, – начал посол, явно смущенный тем, что собирался сказать, – в высшем обществе люди склонны осуждать поступки друг друга. Здесь любят скандалы и всегда готовы извратить факты или выставить их в ложном свете.

– Что вы хотите сказать?

– Вы приехали в Европу, – продолжал посол, – чтобы выйти замуж за его высочество князя Мелденштейнского. Из рассказанного мне капитаном Чеверли следует, что вы имеете полное право отказаться от этого замужества, которое было бы губительным для вашего здоровья и чувства собственного достоинства. Если вы вернетесь в Лондон и расскажете отцу о том, что произошло, он сможет сделать в нужных местах несколько сдержанных намеков на истинное положение дел в Мелденштейне. В этом случае, я уверен, не может быть ни скандала, ни какого бы то ни было осуждения того, что вы в самый последний момент отказались от этого замужества, которое – сейчас совершенно очевидно – недопустимо. Напротив, вы вызовете сочувствие всех, кто узнает, что произошло.