— Да мы уже наизусть знаем байку о том, как ты сражался на мечах с Саладином, — со смехом бросил Генрих.
— А он и правда сражался? — воскликнул Кнут, с трудом напяливая на голову шлем и спокойно снося добродушные похлопывания своих старших товарищей.
Все они ушли, за исключением Станислава, который остался сидеть, мрачно уставившись на кувшин.
— Не верится, что они не допили вино, — сказал он. — Мне необходима ваша помощь, чтобы прикончить этот кувшин.
Я привык жить за счет подобных приглашений. И мы с Клавдием, подсев за его стол, продолжили пирушку.
— Да здравствует император, — сказал я, поднимая кубок.
— Да здравствует вся их семейка, — добавил Станислав, неуверенной рукой подливая себе вина. — Самая нечестивая пара братьев со времен… со времен… — Он выпил. — Никак не придумаю подходящий пример. Никто в этих краях не сравнится в вероломстве с династией Ангелов. О господи, как же я соскучился по дому!
— А где твой дом?
Он вздохнул.
— В одном городке неподалеку от Майнца. Отправился оттуда за Фридрихом Барбароссой[6] в последний крестовый поход. Ты ведь тоже, по-моему, потащился за ним, Симон?
— Конечно. У меня сохранилось много воспоминаний. Вот помню…
— Мы сейчас говорим не о твоих воспоминаниях, — прервал его Станислав. — Мы вспоминаем мою жизнь. Ты так часто выкладывал нам свои воспоминания, что я уже не помню, сколько дюжин раз мы их слушали. Какой же долгий был тот поход! Люди дохли, как мухи. Даже сам Фридрих не прошел до конца.
— Но ты-то выжил, — заметил я. — А потом обосновался здесь?
— Говорю же, это был чертовски длинный поход, и мне вовсе не хотелось сразу отправляться в обратный путь.
— И еще здесь появилась одна девица… — подначил Симон.
— Заткнись. Да, хвала Спасителю, нашлась одна девушка. Но потом она покинула меня. И теперь я торчу здесь, открываю ворота, поддерживаю пьяного императора, когда он не стоит на ногах, разгоняю зевак и подавляю мятежников, ежели они подберутся слишком близко к Влахернекому дворцу, да еще наблюдаю, как неожиданно порой власть тут переходит из рук в руки. В общем, от безделья не соскучишься. Не так уж плохо быть наемником. Платят хорошо, и я уже приобрел поблизости приличное хозяйство, где и обоснуюсь, выйдя в отставку. И больше никаких дурацких рыцарских подвигов. Все это фарс. Вы же видели моих приятелей варягов.
— Чем они тебя не устраивают?
— Вы хоть понимаете, что последние три императора пришли к власти благодаря свержению своих предшественников, а наши варяги даже пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить все эти беззакония? Бог знает, что Исаак не был образцом добродетели, но имел все права на трон. А теперь этому ослепленному узнику остается лишь полеживать на боку в Диплокионе, спокойно дожидаясь, когда нынешний правитель запаникует после очередного дурного предзнаменования и прикажет удавить его.
— А что, последнее время появлялись какие-то дурные предзнаменования?
Станислав рассмеялся.
— Здесь все, что хотите, считается предзнаменованием, и любому мелкому событию дается множество истолкований от множества конкурирующих прорицателей. И это в центре христианского мира! Поэтому я предпочитаю латинскую церковь. По крайней мере, она последовательна. И я предпочитаю иметь дело с наемниками, чем просто с честными людьми. Честность — понятие относительное, а с наемника вы получите то, за что заплатили.
Он осушил кубок и налил еще.
— А сами вы кто такие? Из каких краев? — спросил он.
— Исходно? Или недавно?
— Недавно.
— Я работал на севере, странствовал от города к городу, пока не надоел там всем. Вот и пришел теперь сюда.
— Кто-то, вероятно, сочтет и ваш приход неким предзнаменованием, — заметил он. — Тут шлялось по городу несколько шутов. Одна парочка часто выступала на ипподроме. Правда, их что-то не видно в последнее время. А императора развлекала пара карликов. Близнецы. Чертовски забавные создания.
— Мне рассказывали о них, — сказал я. — Так они еще здесь?
— Нет. Уже сбежали. Наверное, накопили достаточно деньжат и решили убраться восвояси подобру-поздорову. Алексей весьма щедр, когда он в хорошем настроении. Говорю тебе, приятель, если ты хоть чего-то стоишь, и тебе удастся пролезть к императору, то будешь жить припеваючи.
— Прекрасная перспектива, — сказал я. — Но как мне к нему пролезть?
— Хороший вопрос, — пробормотал он. — В данное время место мастера увеселений практически вакантно. Но всем заправляет известный евнух, Константин Филоксенит. В его ведении императорская казна, а значит, он отвечает как за императорскую скупость, так и за расточительство. Вероятно, именно он мог бы помочь, но до него трудно добраться, в его ведомстве слишком большой штат чиновников. Я вижу его ежедневно. Если хочешь, могу замолвить за тебя словечко.
— Я буду тебе очень благодарен.
Мы допили вино. Станислав, пошатываясь, встал из-за стола и посмотрел в окно.
— Уже стемнело, — сказал он. — У тебя слишком вкусное вино, Симон. Не подскажешь, в какой стороне мой дом?
— Я провожу тебя, — предложил Симон, накидывая плащ. — Доброй ночи, шут. Доброй ночи, Клавдий.
Он положил руку на плечо наемника и вывел его на улицу.
— Мне понравилось, — сказала Виола, когда мы устроились на отдых в нашей комнате. — Вполне приятные люди, хоть и наемники. Подумать только, в субботу мне предстоит увидеть множество обнаженных мужчин. Похоже, шутовская жизнь необыкновенно интересна.
— Да, они оказались приятными, — зевая, произнес я. — Интересно, не поручено ли было кому-то из них проверить нас?
Виола натянула веревку перед дверным проемом и устроилась в углу комнаты.
Ночь прошла спокойно. Я дал Виоле выспаться, и солнечные лучи уже играли на ее бородатом лице. Когда-то, присоединившись ненадолго к странствующим циркачам, я познакомился с настоящей бородатой женщиной. Она жила в отдельном маленьком шатре, а ее слуга стоял перед входом и собирал плату за просмотр. Она позволяла зрителям подергать ее за бороду, чтобы убедиться, что борода настоящая, а потом обычно еще болтала с посетителями. Ее болтовня побуждала их к повторным заходам, поскольку она обладала жизнерадостной натурой и богатым запасом историй. На мой взгляд, она могла бы прокормить себя, только рассказывая истории, но ей нравилось, что ее оригинальная внешность заманивает публику.
Проснувшись и выглянув в окно, Виола укоризненно посмотрела на меня.
— Почему ты не разбудил меня? — спросила она.
Я подвинул к кровати низкий табурет и поставил на него умывальный тазик.
— Весь честной народ давно уже пашет, — сказал я. — Да и не честной народ тоже. Я подумал, что ты захочешь умыться, прежде чем мы примемся за дела.
Она сняла парик и бороду, вздохнула с облегчением и окунула лицо в воду. Я протянул ей мыло и полотенце. Старательно вымыв щеки, она взглянула на меня и сказала:
— Должно быть, я выгляжу ужасно.
— Ужасно соблазнительно, — уточнил я.
Виола хмыкнула.
— Ты на удивление опытный супруг для того, кто слишком долго был лишен практики. — Она приклеила бороду и спрятала ее концы под париком. Потом опять взглянула на меня. — Когда же я вновь стану женщиной? Ведь наше путешествие закончилось.
— Мне думается, что было бы полезно пока сохранить в тайне твою женскую ипостась. Благодаря этому к нашей компании в случае необходимости всегда сможет присоединиться третий человек. Ты ведь захватила с собой женские наряды и косметику для быстрого превращения.
— А когда я снова смогу участвовать в представлении?
— Скоро, ученик. Мне нужно, чтобы ты опять понаблюдала за зрителями. А еще нам надо сегодня проверить квартиру Талии.
Я устроился на Амастрийском форуме, а Клавдий бродил поблизости, поглядывая на лошадей и не забывая придерживать кошелек. Помимо торговцев лошадьми на этот рынок стекался всякий сброд. В центре площади находилось некое изваяние честных мер и весов, строгое напоминание местным купцам. Еще более наглядная строгость проявлялась в использовании этой площади для публичных казней. Один из менее добросовестных здешних торговцев уже загорал на центральной виселице, тихо покачиваясь на ветерке.