Брутс дал нам пистолеты. Лигрель отказывался, но мне удалось переломить его упрямство.

— Как бы нам побыстрее добраться до Трущоб? — спросил я Брутса.

— Берите мою служебную карету, — предложил он.

— Это хорошо, поедем с ветерком. Только предупредите возницу, чтобы он высадил нас в нескольких кварталах от Трущоб.

— Я дам ему все необходимые инструкции, — заверил Брутс. — Проколов не будет.

— Может мне залечить твои синяки? — вмешался Алур.

— В другой раз, приятель, будешь лечить мои болячки оптом. Нам пора, — сказал я.

Мы с Лигрелем вышли из комнаты. Следователь отправился за нами, по пути раздавая указания сотрудникам службы безопасности, наводнившим гостиницу, как тараканы.

Возница был наготове. Брутс что-то шепнул ему на ухо, возница понимающе кивнул и, дождавшись посадки, щёлкнул хлыстом. Карета понеслась, раскачиваясь на ухабах. В нашем распоряжении оставалось чуть более двух с половиной часов.

Возница высадил нас, как и было обещано, метрах в трёхстах от первых домов Трущоб, возле старых амбаров. Раньше здесь было зернохранилище. Оно процветало до тех пор, пока не привлекло внимание аборигенов. Владелец едва унёс ноги. Теперь полуразрушенные строения не вызывали у местных интереса, нам удалось высадиться без свидетелей.

Одеты мы были неброско. Я недавно выбрался из тюрьмы, не успев привести себя в порядок, мой нынешний облик гармонично вписывался в интерьеры Трущоб. Вдобавок, мы опрыскали одежду самым дешёвым пойлом, что нашли по дороге, и слегка промочили горло, чтобы изо рта шёл соответствующий запах. И я, и эльф ничем не отличались от оборванцев, заселивших эти кварталы.

— Ты знаешь, куда идти? — осведомился Лигрель.

Ему пришлось спрятать остроконечные уши под цветастой банданой. Он смахивал на пирата, не хватало попугая на плече и кривой сабли на поясе.

— Знаю, — ответил я. — Придётся залезть в самую глубь Трущоб и пропесочить район возле памятника Маршалу.

Маршал — наш национальный герой. Под его командованием люди одержали первые победы над орками. Разумеется, как у всякого нормального человека, у него было имя, но народ привык называть его по воинскому званию. Маршал и всё тут. К тому же, за всю историю королевства второго маршала так и не появилось.

Какому безумному архитектору пришло в голову поставить памятник Маршалу в центре Трущоб, история умалчивает. Видимо кто-то из правителей хотел перевоспитать местных жителей патриотическим примером — наивность, граничащая со слабоумием. Впрочем, подобных примеров можно найти достаточно.

Мы шли по разбитой мостовой, превратившейся в непролазную топь. Булыжники выворочены, колея разбита. Ремонтные работы не проводились лет двести, немудрено, что мостовая превратилась в непроходимое болото.

Мутноватая жижа местами доходила до щиколоток. Я пожалел, что не переобулся в сапоги: ботинки быстро промокли, их заливало с верхом. Каждый весил килограммов на пять больше обычного.

Посреди дороги, приняв замысловатую позу, лежал человек. Я, было, подумал, что это труп, но «мертвец» залаял сухим грудным кашлем и сделал неудачную попытку встать на четвереньки. Мы обошли его с двух сторон. Скоро подобные типы стали попадаться на каждом шагу. Кто-то был мертвецки пьян, кто-то надышался пыльцы. Потом увидели и настоящего покойника: пожилой мужчина с посиневшим лицом наркомана сидел, прислонившись спиной к стене. Труп давно закоченел, но никто даже не подумал его убрать. Рядом, поджав хвост, застыла псина с опавшими боками, сквозь которые проступали рёбра. Она тихонько скулила, оплакивая хозяина. Неподалёку, в мусорной куче, рылись здоровенные крысы — размером с хорошую кошку. Их существование не было безоблачным: компания из трёх оборванцев на костре обжаривала тушку длиннохвостой твари.

Деревьев почти не попадалось, а те, что ещё не срубили на дрова, были чудовищно изуродованы. Они сиротливо покачивали редкими сухими ветками, лишёнными зелени. Чахлый кустарник клонился к земле, наводя на мысли о суете и бренности сущего.

У мрачных, похожих на жерло вулкана подворотен, стояли женщины, закутанные с ног до головы в замызганные, сроду не стираные отрепья, некоторые держали за руку девочек, своих дочерей. Никаких сомнений в роде их занятий не оставалось. Они провожали нас жадными взглядами, но мы делали вид, что это нас не касается, и продолжали идти, как ни в чем, ни бывало.

Детишки, словно стайки вспугнутых воробышков, носились из одного переулка в другой. За заколоченными досками окон раздавались пьяные крики и угрозы, иногда слышались жалобные стоны и просьбы о помощи, но редкие прохожие не обращали на них внимания. Здесь каждый жил сам по себе.

Безногий нищий подкатил на маленькой тележке, отталкиваясь от земли грязными руками, и, открыв беззубый рот, что-то прошамкал, клянча подаяние. Лигрель было остановился, но я толкнул друга плечом и показал, что нужно двигаться дальше. Разочарованный нищий выругался и покатил обратно.

Порой на улицах показывались рослые и упитанные мужчины — здешние хозяева жизни. Многие поигрывали кистенём или увесистой дубиной, но нас не трогали. Не хотели связываться или были слишком заняты.

— Стой, — вдруг прошептал я.

— Что случилось? — удивился Лигрель.

— Потом, — отмахнулся я и запихнул друга в маленькую нишу между соседними домами, затем залез в неё сам.

Мимо, не спеша, продефилировал Карлик Джо, на этот раз один, без привычных телохранителей. На его физиономия расплылась самодовольная улыбка, он распевал фривольный мотивчик, сложенный моряками в портовых кабаках. Нас не заметил и вскоре скрылся за углом. В Трущобах Джо чувствовал себя как дома. Интересно, что он здесь делает? Неужто влияние Мясника распространяется даже на Трущобы?

— Кто это? — спросил Лигрель.

— Да так, один старый знакомый, встреча с которым нам совершенно ни к чему, — пояснил я. — Двигаем дальше.

— Далеко ещё? — спросил Лигрель, набирая ход.

— Почти пришли, — откликнулся я. — Сейчас за поворотом должна показаться площадь или то, что таковой считают. На ней стоит памятник Маршалу.

Редкая стена полуразрушенных домов расступилась, открыв взору большой пустырь, заваленный мусором, в котором копошились нищие. Они ворошили хлам палками и, найдя что-нибудь подходящее, складывали в котомки. В основном их интересовали остатки пищи и тряпки, впрочем, в ход шло всё, имеющее в глазах этих несчастных хоть какую-то ценность.

Памятник, изображавший дородного мужчину в полном боевом облачении, позеленел от старости и перекосился. На шлеме с плюмажём мирно ворковали голуби. Мраморная табличка, извещавшая о доблестях и регалиях, полководца была расколота. Одна половинка ещё держалась на своём месте, другая лежала под толстым слоем высохшей грязи.

— Мрачное местечко, — сквозь зубы процедил Лигрель.

— Мрачное, — согласился я. — Не то, что ваши леса.

— Поразительно, как можно докатиться до такого, — с осуждением казал эльф.

— Бывают места и похуже. Вспомни Лаоджу. Тамошние жители не прочь полакомиться человечиной. И эльфами тоже.

— Помню, — ухмыльнулся эльф. — Да, дыра дырой. Но это слабое оправдание.

— Лучше поговорим с этими «господами», может, они что знают? — я показал на нищих.

«Господа» тем временем решили устроить небольшой перекур, и, устроившись на своих котомках, негромко переговаривались. По рукам ходила литровая армейская фляжка, судя по раскрасневшимся лицам побирашек, наполненная отнюдь не водой.

— Давай, — кивнул эльф.

Мы обменялись понимающими взглядами и направились к месту привала попрошаек. Нас встретили настороженно. Фляжка исчезла в одной из котомок, вместо неё появились враждебные взгляды.

— Привет мужики, — поздоровался я.

— Чего нужно? — спросил один из попрошаек, набычив голову. — Иди с миром. Мы нищие, у нас ничего нет.

— Не бойтесь, не обижу, — я продемонстрировал широкую улыбку. — Задам пару вопросов и всё.