Ольга. Ты что, видел когда-нибудь, чтобы я уступала чувствам? Я не прошу во что бы то ни стало сохранить ему жизнь. Плевать мне на его жизнь. Я только хочу, чтобы до того, как его убрать, мы решили, не может ли партия еще его использовать.
Луи. Партия не может больше прибегать к его услугам. Поздно. Ты же знаешь.
Ольга. Он работал под чужим именем, и его никто не знал, кроме погибшего Лорана и Дресдена, который на фронте. Ты боишься, что он заговорит. Если окружить его верными людьми, он будет молчать. Ты говоришь, он интеллектуал и анархист? Это верно, но он отчаялся. Если направить его по верному пути, он сможет выполнять любую тяжелую работу.
Луи. Что же ты предлагаешь?
Ольга. Который час?
Луи. Девять.
Ольга. Приезжайте в полночь. Я объясню, почему он стрелял в Хёдерера и что он сейчас из себя представляет. Если я решу, что он может работать с нами, я скажу это вам, не открывая двери, он спокойно выспится, а утром вы дадите ему инструкции.
Луи. А если он неизлечим?
Ольга. Тогда я вас впущу.
Луи. Рискуем из-за чепухи.
Ольга. Какой здесь риск? Возле дома есть наши люди?
Луи. Есть, четверо.
Ольга. Пусть они дежурят до полуночи. (Луи не уходит.) Луи, он работал на нас. Надо дать ему шанс.
Луи. Хорошо. Встречаемся в полночь. (Уходит.)
СЦЕНА IV
Ольга, затем Уго. Ольга открывает дверь, Уго выходит.
Уго. Это твоя сестра.
Ольга. Где?
Уго. Я говорю про фото на стене. Это фото твоей сестры. (Пауза.) А мою фотографию ты сняла. (Ольга не отвечает. Он смотрит на нее.) Ты какая-то странная. Чего им было нужно?
Ольга. Они тебя ищут.
Уго. Да? Ты им сказала, что я здесь?
Ольга. Сказала.
Уго. Ладно. (Идет к выходу.)
Ольга. Ночь светлая и возле дома товарищи.
Уго. Ах, так? (Садится к столу.) Дай мне поесть. (Ольга приносит тарелку, хлеб и ветчину. Ставит тарелку на стол, раскладывает еду, он в это время говорит.)
Уго. Насчет твоей комнаты я все правильно помнил, не ошибся ни разу. Все так, как я себе представлял. (Пауза.) Когда я был в тюрьме, я говорил себе — это не более чем воспоминание. Настоящая комната осталась там, за стеной. Я вошел, посмотрел на твою спальню, а она выглядит не более реально, чем в моем воспоминании. Камера тоже относится к области сна. И глаза Хёдерера, когда я стрелял в него. Думаешь, мне повезло, что я проснулся? Может, когда твои приятели придут сюда со своими пушками...
Ольга. Они тебя не тронут, пока ты здесь.
Уго. Тебе удалось договориться? (Наливает себе вина.) Рано или поздно мне придется уйти.
Ольга. Погоди. Еще вся ночь впереди. Многое может произойти за ночь.
Уго. А что может случиться, по-твоему?
Ольга. Кое-что может перемениться.
Уго. Что?
Ольга. Ты. Или я.
Уго. Ты?
Ольга. Это от тебя зависит.
Уго. Я должен тебе в этом помочь?
Смеется, смотрит на нее, встает и идет к ней. Она отстраняется.
Ольга. Я не это имела в виду.
Молчат. Уго пожимает плечами и садится. Начинает есть.
Уго. Так что дальше?
Ольга. Почему бы тебе не вернуться к нам?
Уго (смеясь). Подходящий момент для такого вопроса.
Ольга. Но если бы это стало возможным? Если бы вся эта история оказалась недоразумением? Ты никогда не думал, что будешь делать по выходе из тюрьмы?
Уго. Как-то не задумывался.
Ольга. О чем же ты думал?
Уго. О том, что я сделал. Пытался понять, зачем я это сделал.
Ольга. И как, понял? (Уго пожимает плечами.) Что у тебя вышло с Хёдерером? Это правда, что он ухаживал за Жессикой?
Уго. Правда.
Ольга. И ты из ревности...
Уго. Не знаю... Не думаю.
Ольга. Расскажи мне.
Уго. Что?
Ольга. Все с самого начала.
Уго. Рассказать несложно, эту историю я знаю наизусть, в тюрьме я каждый день твердил ее про себя. А вот смысл, это дело другое. История дурацкая, как и все истории. Издалека она еще на что-то похожа, но если посмотреть вблизи, все рассыпается. Действие происходит слишком стремительно. Ты внезапно что-то делаешь и не знаешь, хотел ты этого или просто не смог удержаться. Факт тот, что я выстрелил...
Ольга. Начни с самого начала.
Уго. Начало тебе известно так же хорошо, как и мне. Да и было ли у всего этого начало? Начать можно с марта сорок третьего года, когда меня позвал Луи. Или на год раньше, когда я вступил в партию. Или, может, еще раньше, со дня моего появления на свет. Ну, ладно. Предположим, что все началось в марте сорок третьего.
Пока он говорит, на сцене становится все темнее.
Картина вторая
Та же декорация — у Ольги, двумя годами раньше. Ночь. Из левой двери, находящейся в глубине сцены, доносятся голоса, то затихая, то становясь громче, будто идет оживленный разговор между многими людьми.
СЦЕНА I
Уго, Иван.
Уго печатает на машинке. Выглядит гораздо моложе, чем в предыдущей картине. Иван ходит туда-сюда по комнате.
Иван. Послушай!
Уго. Что?
Иван. Может, ты перестанешь стучать?
Уго. Почему?
Иван. Раздражает.
Уго. Ты вроде не похож на неврастеника.
Иван. Надеюсь. Но сейчас меня все раздражает. Ты не можешь со мной поговорить?
Уго (с готовностью). С удовольствием. Как тебя зовут?
Иван. Моя подпольная кличка — Иван. А твоя?
Уго. Раскольников.
Иван (смеясь). Ничего себе имечко!
Уго. Это же подпольная кличка.
Иван. Где ты ее раскопал?
Уго. Так зовут парня в одном романе.
Иван. Чем он занимается?
Уго. Убивает.
Иван. Правда? А ты убивал кого-нибудь?
Уго. Нет. (Пауза.) Кто тебя прислал?
Иван. Луи.
Уго. А что тебе поручили?
Иван. Дождаться десяти часов.
Уго. И что тогда?
Иван делает жест, отказываясь говорить. В соседней комнате шумно, похоже, что там ссорятся.
Иван. Что это у ребят происходит?
Уго делает такой же жест, как до этого Иван, отказываясь отвечать.
Уго. Обидно, что поговорить толком не удается.
Пауза.
Иван. Ты давно в партии?
Уго. С сорок второго, уже год. Я вступил в партию, когда регент объявил воину СССР. А ты?
Иван. Уже не помню. Похоже, я всегда в ней состоял. (Пауза.) Это ты выпускаешь газету?
Уго. Вместе с другими.
Иван. Она мне часто под руку попадается, но я ее не читаю. Вы тут ни при чем, конечно, но Би-би-си и советское радио все новости сообщают на неделю раньше.
Уго. А где нам их взять? Мы их слушаем по радио, как и вы.
Иван. Да я не спорю. Ты делаешь свое дело, и тебя не в чем упрекнуть. (Пауза .) Который час?
Уго. Без пяти десять.
Иван. Ох... (зевает.)
Уго. Что с тобой?
