Больше всего поражало Лиду, что генерал Гришин (она не знала его как Берзина) в невероятно сложных условиях обороны Мадрида никогда не терял спокойной уверенности, оптимизма и чувства юмора. Со своей молодой переводчицей всегда был по-рыцарски корректен, всегда оберегал ее в опасных переделках. В нем было много внутреннего благородства, душевной чистоты. Самая отчаянная и мрачная обстановка не повергала его в уныние, а, наоборот, удваивала силу его боевого духа.

Записывая воспоминания бывшей переводчицы генерала Гришина, я подчеркнул такие очень важные слова о нем, перекликавшиеся с высказываниями многих других знавших его людей: «Было в нем, как во всех старых революционерах, что-то очень хорошее и драгоценное, отзывчивое, человечное, словом — ленинское».

В начале апреля генерал Гришин вылетел в Бильбао, ночью пролетел высоко над позициями мятежников, над занятыми ими испанскими землями. В Бильбао он делал все, чтобы укрепить оборону на Северном фронте. Видел Гришин еще целую Гернику. Нацистские бомбовозы разрушат ее 26 апреля, нарочно выбрав для налета базарный день — понедельник. Убитых насчитают 1654, раненых 889 — детей, женщин, стариков. Всего на шесть дней запоздал этот «подарок» рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру к его дню рождения.

В конце мая 1937 года Берзина отозвали в Москву. На его место был назначен «генерал Григорович» — известный военачальник Красной Армии, комдив Григорий Михайлович Штерн, будущий герой боев с японцами у озера Хасан, затем арестованный и расстрелянный по приказу Сталина в 1941 году.

Настал час прощания. Салют, Испания! В последний раз опустил Гришин жалюзи в кабинете: «Кондор» снова бомбил Валенсию... Впереди была долгая, тяжелая война, еще почти два года держалась столица Испании. Только в марте 1939 года падет красный Мадрид, Франко придет к власти.

По дороге на Родину Гришин привычно, как всегда после выполнения ответственного боевого задания, подводил итоги: героическая борьба в Испании задержала фашистскую агрессию против советского и других народов, явилась школой антифашистской борьбы, боевого единства антифашистов.

Он увозил домой бесценный опыт. Испанский опыт. Увозил в голове, потому что путь домой предстоял тяжелый, всякое могло случиться, даже шифрам нельзя было довериться. Его товарищи твердо знали: попадись он в лапы врага, никакие пытки в фашистском застенке не вырвут у него тайны его службы.

В дождливое утро начала июня Ян Карлович Берзин вернулся в Москву. На вокзале его никто не ждал. Странно. А впрочем, нет. Ведь он не телеграфировал о своем приезде.

Квартира в доме на набережной была пуста. Сын Андрей жил у маршала Блюхера в Хабаровске. Послал сыну телеграмму: «Приезжай. Папа».

На Родине Берзина ждала высшая награда — орден, запечатлевший дорогие черты Ильича: «За выполнение правительственного задания...» Еще одна большая радость: приказом наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова корпусной комиссар Берзин назначался начальником Разведывательного управления РККА. Вскоре ему присвоили звание армейского комиссара 2-го ранга. В петлицах появился четвертый ромб.

Вот и дом шоколадного цвета по Большому Знаменскому переулку, 19 — здание, где издавна помещается Разведывательное управление Красной Армии. Берзин и не думал, что так разволнуется. Третий этаж. Дверь без таблички. Вот и его кабинет — капитанский мостик, на котором долгие годы — и какие годы! — нес он бессменную вахту. Карта двух полушарий на стене. Старый стальной сейф. Больше двух лет — со дня отъезда на Дальний Восток — не был здесь Берзин. Все в кабинете почти так же... и совсем не так. На дворе — лето 37-го...

Сразу захлестнул его миллион дел. Комкор С. П. Урицкий сдал все «хозяйство» в самом лучшем виде. И каждый день слушал Берзин голос свободного Мадрида по радио, не пропуская ни одной военной сводки. Чтение утренних газет начинал тоже с сообщений из Испании. Читал Михаила Кольцова и завидовал ему: Кольцов в Испании, где он, Берзин, оставил часть своего сердца. И всей душой переживал он новое наступление на Брунете, кровавые бои под Мадридом, наступление Франко на севере, сражение под Сарагосой, падение Хихона...

Из Хабаровска приехал наконец сын. Берзин водил Андрейку на испанскую кинохронику, волновался до слез, видя на экране репортажи Романа Кармена: знакомые места и лица, «Телефонику» — мадридский небоскреб — и окопы в Каса-дель-Кампо. Вскоре он от души поздравил бывшего советника в Испании К. А. Мерецкова, получившего еще в мае назначение на пост заместителя начальника Генерального штаба РККА.

В наркомате ему настойчиво предлагали отдохнуть после Испании, взять отпуск, поехать на юг. Нет, не время отдыхать. Стрелка барометра падает, показывает на «бурю». Мир стремительно катится к большой войне. Остались считанные годы... И в редкие часы отдыха лишало его сна предчувствие, предвидение грозной опасности. Пропал испанский загар. Лицо осунулось, пожелтело, горячечный блеск вспыхивал в воспаленных бессонницей глазах.

Положение в мире было тревожным. Требовалось срочно отвыкать от узких испанских рамок, брать в расчет мировую военную конъюнктуру. Для этого требовалось днем и ночью читать разведсводки со всего мира, отчеты, анализы, прогнозы. Нужно было прочитать все радиограммы Зорге, донесения генерала Заимова из Болгарии. А сколько их всего было, разведчиков! Берзину порой казалось, что он вернулся с другой планеты и пробыл он на той планете не год, не два — десятки лет.

Много времени потратил Берзин на подробный доклад об оружии врага, в первую очередь Германии и Италии. Это был один из основных итогов его и других советников работы в Испании. С партийной остротой освещал Берзин в докладе значительное техническое отставание РККА, ссылаясь на рапорты Я. В. Смушкевича по авиации, Н. Г. Кузнецова по флоту, Р. Я. Малиновского, H. H. Воронова, К. А. Мерецкова и многих других по армии. Героизм и самоотверженность не заменят пулеметы и орудия. Лихие тачанки не чета танкам. Конница не устоит перед мотомехчастями. Небесные тихоходы обречены на вымирание в век «мессершмиттов» с тысячесильными моторами.

Берзин достаточно хорошо разбирался в народном хозяйстве, чтобы отчетливо понимать, что и за вторую пятилетку невозможно покончить с промышленным отставанием от передовых капиталистических государств, а без этого нельзя было должным образом перевооружить армию. Советские люди — строители Днепрогэса, Магнитки, Кузбасса — творили чудеса, но слишком жесткой мерой отмерила им время история. Сам Сталин говорил: «Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Заявление трезвое и своевременное. Какое уже покрыто расстояние? Две трети пути? Любое отставание в канун войны обернется роковой трагедией.

Со своей стороны Берзин делал все, что было в его силах. Разведка снабдила военную промышленность страны верными эталонами, критериями, мишенями для качественного и количественного развития оружия. Не требовалось тратить годы на изобретение велосипеда.

В отчете Берзин ссылался на образцы трофейного оружия, посланные им из Испании с советскими пароходами. По возвращении на Родину выяснилось, что их так здорово кто-то засекретил, что эти образцы и отыскатьто долго было нельзя.

Основываясь на испанском опыте, Берзин подробно освещал новые тенденции в оперативно-тактическом искусстве, рекомендовал быстрейший переход к крупным авиационным и танковым соединениям, которые были призваны заменить таранные массы пехоты времен Гражданской войны и отпора иностранной интервенции. При этом, беря за основу наступательные силы и средства, он настаивал и на обороне, на средствах заграждений, включая массовое применение эффективных мин. Вновь писал он, что в силу самой природы германского нацизма и итальянского фашизма — Берзин не смешивал то и другое, знал силу и слабость этих родственных, но не тождественных режимов — враг попытается напасть внезапно и поведет ничем не ограниченную войну, войну на уничтожение не только советского строя, но и советского народа. В Испании Берзин разглядел врага крупным планом. Необходимо было максимально использовать уроки, оплаченные кровью целого народа и сотен советских воинов.