«До чего же она мила!» – пронеслось в голове у По-лётова.

Как только машина скрылась за поворотом, он вышел из бара и быстрым шагом догнал Монику, когда уже она открывала тяжёлую парадную дверь, украшенную старинными коваными цветами.

– А вот и я! – выпалил он в ухо девушке.

– Как я рада! Если бы я умела выразить словами мою радость!

– Слушай, я так ругаю себя, – он уткнулся губами ей в шею.

– За что?

– За то, что попросил тебя… втянул в это сволочное дело…

– Ничего сволочного, – она повернулась к нему и поцеловала в рот. – И не говори больше таких слов. Ты же не для себя. И я не для себя. Мы для людей… Ведь так?

– Так, так, только не хочу больше тревожиться из-за этих вещей… Не могу даже думать, что ты вдруг попалась бы на этом…

– Всё уже позади. Всё в порядке. Ты не поверишь, но у меня такой душевный подъём сейчас! Будто нашкодила, а меня не поймали. Что-то из детства всколыхнулось.

Они поднимались по лестнице, то и дело останавливаясь и подолгу целуясь. Глубина недавних переживаний обострила их чувства до предела. Прикосновения губ пронизывали насквозь, били током, кружили голову. Тёмная лестничная клетка плыла куда-то ввысь, переливаясь мутными мерцаниями проникавших с улицы рекламных огней.

– Я люблю тебя, – шептал Юрий.

– Скорее домой! Я вся горю! Нет сил терпеть! Хочу тебя, хочу всего, хочу бесконечно!

За прошедший месяц Полётов провёл пять встреч с Джорджем Уоллисом и заверил его в том, что госпожа Кинжалова готова привезти на международную книжную ярмарку вместе с книгами своего издательства и материалы, которые ждёт Уоллис.

– Это не для меня, – в который раз поправил американец, – а для моего товарища, для его бизнеса.

– Джордж, я не знаком с ним, но знаю тебя. Я согласился помочь тебе, как друг помогает другу. Что касается Кинжаловой, то я сказал, что эти бумаги нужны мне для работы. Мне, а не тебе и не кому-то ещё. Для меня она готова на многое, – Полётов многозначительно подмигнул.

В действительности с Катериной разговаривал не Юрий, а офицеры контрразведки. Они в общих чертах обрисовали ситуацию и попросили о помощи.

– Что я должна сделать? – спросила она. – Я ведь ничего не понимаю в таких вещах.

– Во-первых, Екатерина Алексеевна, не рассказывайте никому о нашей встрече. Во-вторых, давайте условимся, что мы установим в вашем кабинете аппаратуру.

– Аппаратуру? Микрофоны?

– Камеры. Для наблюдения.

– Зачем? Не понимаю, – Кинжалова улыбнулась и пожала плечами. – Не понимаю, для чего нужно наблюдать за моим кабинетом.

– Екатерина Алексеевна, человек, который принесёт вам документы и которого нам обязательно надо взять, должен быть под нашим «колпаком». То есть мы должны видеть, как будет происходить передача материалов. Нам лучше, чтобы встреча состоялась у вас в офисе, в вашем кабинете. Если этот человек будет настаивать на встрече в другом месте, пошлите его к чёрту.

– Как?

– Скажите, что вы и так делаете одолжение, согласившись отвезти в Барселону этот груз, и что лично вам это вовсе не нужно.

– А если он откажется?

– Будем думать, как вести себя дальше.

– Что ж, вам виднее…

Человек с секретными материалами не стал упрямиться и пришёл в офис «Папирусового дома», как и просила Катя. Но дальше случилось непредвиденное.

– Здравствуйте, моя фамилия Егоров, – он был невысокий, широкоплечий, с добродушным лицом и пышными рыжими усами. – Я звонил вам по поводу документов для Полётова.

– Да, да, присаживайтесь, – Катя указала на кресло для посетителей. – Хотите кофе? Или чаю?

– Нет, спасибо, я на минутку.

Как только он положил на стол Кинжаловой большой пакет, дверь распахнулась и в кабинет решительно вошли люди в штатском и объявили, что они из ФСБ. Человек на секунду замешкался, затем бросился на хозяйку кабинета. Катя не успела ничего сделать – усатый спрятался за спиной женщины, плотно обхватив её рукой поперёк торса и приставив к горлу неизвестно откуда взявшийся короткий ножик.

– Не приближайтесь! Не двигайтесь! – пронзительно закричал он, скалясь из-под рыжих усов. – Не вздумайте тронуться с места! Я убью её! Убью!

Контрразведчики замешкались, но это лишь усугубило ситуацию. Мужчина принял их неподвижность за хитрость, глаза его обезумели от страха, лоб покраснел и покрылся крупными каплями пота.

– Не двигайтесь! – ещё громче закричал он и вдруг дёрнул рукой, сжимавшей нож. Лезвие мягко погрузилось Кате в шею. Кровь тут же брызнула усатому в лицо. – Что? Что? Зачем вы? – его голос превратился в истошное завывание. – Зачем вы так? Почему это?

Контрразведчики бросились на него. Мужчина продолжал прижимать Кинжалову к себе, как маленький ребёнок прижимает к себе любимую игрушку, которую родители намерены отобрать.

– Артерия! – крикнул кто-то.

Катя провисла, лицо её побелело. Кровь била фонтаном, заливая людей и письменный стол. В комнату вбежали ещё какие-то люди.

– Скорую! Живее!

Контрразведчики скрутили усатого мужчину, который теперь перестал сопротивляться и совершенно обмяк, будто не он только что проткнул горло женщине, а ему самому нанесли смертельную рану.

– Не хочу, – тихонько бормотал он, – не хочу…

В эту самую минуту Полётов шёл узенькими парижскими улочками, наслаждаясь тёплой солнечной погодой и не подозревая, что его подруга юности медленно умирает на руках контрразведчиков, захлебываясь кровью. Она была ещё молодой женщиной, крепкой, здоровой, красивой, полной страстей и желаний, её карьера складывалась успешно, финансовому положению и независимости мог позавидовать любой, но всё это теперь не имело значения.

Когда она захрипела в последний раз, Полётов остановился и огляделся. На мгновение ему сделалось неуютно. Что-то неясное шевельнулось в душе. Что-то похожее на беззвучный зов.

Юрий задержался на месте, прислушиваясь к голосу внутри себя.

«Ёлки-палки, даже вспотел… Что это со мной?»

Его рука скользнула вверх по груди и потёрла шею.

«В одну секунду весь взмок…»

Он провёл рукой по голове, приглаживая волосы, и вздохнул.

«Солнце, что ли? Нет, не так уж оно печёт… Эй, старик, не пора ли тебе сердечко проверить?»

Юрий сделал глубокий вдох и пошёл дальше.

«Нет, всё нормально, ничто не болит. Ерунда, голова не кружится, нигде не колет, не тянет… Дело у меня пустяковое, нервы не могут беспокоить… Или всё-таки что-то не так? Неужели дурное предчувствие? Может, не надо сейчас идти по адресу? Пожалуй, поплутаю ещё немного, проверюсь. Слишком уж нехорошо на душе». В Париж он приехал на пару дней с единственной целью – заглянуть в открывшееся недавно кафе «Маркиз» на улице Сен-Дени. Восемь месяцев назад прервалась связь с Симоном Мендосой, одним из агентов По-лётова, державшим скромный бар на юге Испании в Аликанте, и вот недавно пришло сообщение, что он якобы объявился в Париже и открыл кафе. Правда, информация поступила от источника, не слишком надёжного. Связь с Мендосой обычно осуществлялась через тайники, но крайне редко Полётов всё-таки виделся с ним лично. После внезапного исчезновения агента у Центра возникли опасения, что испанская контрразведка могла взять его под колпак, а то и вообще арестовать.

– Для начала просто погляди, тот ли это человек, – сказал Павел Костяков, прилетевший в Барселону специально для разговора с Юрием.

– Слушай, Паша, зачем он нам дался, этот Мендоса? Пропал и пропал… Я за последний год с тремя владельцами баров сошёлся. Будут вместо Симона, – пошутил Полётов.

– Дело в том, что этот Мендоса – нелегал. Он не испанец, он наш.

Полётов присвистнул от удивления.

– Он уже более восьми лет за кордоном, – продолжал Костяков. – В парижской резидентуре его не знают. Ты знаком с ним лично, поэтому именно тебе придётся проверить, Симон ли это. Возможно, пора организовать ему коридор для выезда на родину… Как видишь, дело серьёзное… Так что отправляйся в Париж, прошвырнись там, пощёлкай фотоаппаратом. Потрись в этом «Маркизе», постарайся увидеть Мендосу.