Элпью закатила глаза. Только не это — еще один немыслимый иностранный акцент!

— А какое вам, позволю себе узнать, до этого дело, сударь? — Графиня посмотрела на маленького, слегка сгорбленного мужчину с крючковатым носом. — Моя служанка Элпью и я чуть не погибли от руки сумасшедшего. И мы также знаем, что еще три человека, тело одного из которых сейчас догорает, были жестоко им умерщвлены. — Она фыркнула. — И если только мы не пошевелимся, будет принесена четвертая жертва. На рассвете несчастная женщина будет повешена за преступление, которого она не совершала.

Коротышка пальцем поманил графиню, собираясь что-то прошептать ей на ухо.

Элпью смотрела, как менялось выражение лица графини, слушавшей шепот незнакомца. Сначала на нем было написано раздражение, затем скука, потом озадаченность, удивление, затем изумление, и наконец, она внезапно присела в низком реверансе. Коротышка приложил палец к губам, и графиня, выдохнув: «Ничего себе!», обернулась к толпе, пожимая плечами и стараясь казаться невозмутимой.

— Идем, Элпью, — позвала она тонким, сдавленным голосом. — В карету.

Превозмогая боль в каждой косточке своего измочаленного тела, Элпью поплелась к карете Пигаль и открыла дверцу.

Графиня указала пальцем вперед. На языке жестов это означало: «Дальше!»

Удивленная Элпью прошла мимо кареты герцогини.

Перед ней появился ливрейный лакей, с поклоном открывший дверцу другой кареты — больше и роскошней. Еще один лакей подал Элпью руку и учтиво помог ей в эту карету сесть. Графиня, непрерывно болтавшая с маленьким человечком, отставала на несколько шагов. Оба они затем присоединились к Элпью, форейторы и лакеи заняли свои места, и карета покатила в ночь.

— Позвольте мне претстафиться, — произнес человечек. — Я — Вильгельм.

Элпью улыбнулась. Бога ради, что еще за Вильгельм?

— О, понятно… — проговорила она со слабой улыбкой. — Какой Вильгельм? — спросила она, надеясь, что мужчина прояснит дело, назвав фамилию.

— Элпью… — Графиня ткнула ее локтем в бок, одновременно кивая головой, будто пробка подпрыгивала на волнах. — Это Вильгельм, Элпью. — Она вежливо кашлянула. — Это Его Величество король.

Обработка некоего вещества ферментом или настойкой, чтобы достичь трансформации этого вещества.

Элпью и графиня не могли оторвать глаз от мешка с деньгами, лежавшего перед ними на столе. Снаружи солнце уже прорезало серыми полосками тьму ночи. Скоро наступит утро.

— Объясните еще раз, пожалуйста. — Элпью пыталась осмыслить невероятные события минувшей ночи.

— Этот рыжий юноша, Натаниэл, с детских лет служил при дворе. Он оказался одним из тех, кому не выплатили жалование во время благословенно короткого царствования трусливого Якова. Его мать была кухаркой на королевской кухне. Мальчику было девять, а его сестре — семь лет, когда их мать покалечилась — что-то там произошло с вертелом. Вильгельм тогда только что стал королем. Работать из-за своих увечий женщина не могла, и ее уволили, не дав ни пенни. Затем кто-то обвинил ее в краже из королевских кладовых, и ее бросили в тюрьму, где она умерла от лихорадки. — В голове ее светлости переплетались истории, услышанные от Мустафы, Люси и самого короля.

Элпью покачала головой.

— Я все еще не понимаю…

— В этом нежном возрасте мальчик был ввергнут в пучину несчастий и во всем обвинил не более не менее, как короля Вильгельма. Он не сознавал, что монарх вряд ли знает, что происходит у него на кухне. Во всяком случае, вынужденный теперь содержать себя и сестру, Натаниэл стал пробираться вверх по служебной лестнице. Он был вполне доволен своим местом, славно трудился и несколько лет спустя был рекомендован к службе в Большом гардеробе короля.

— А, так вот что значило «БГК».

— БГК?

— В начале списка одежды, который мы нашли в Актоне.

— И правда, — сказала графиня. — В его обязанности входил уход за одеждой королевы Марии. Жены Вильгельма. Он даже с ней познакомился. И очень полюбил королеву. Она баловала его, потому что он был очень миловидный. По этой причине она также разрешала ему надевать свои платья — посмотреть, как они будут выглядеть в движении и сзади. В мужской одежде внешность у него была обычная, ничем не примечательная, но в женском обличий, как он понял, он привлекал внимание. С этого все и началось…

— Королева заставляла его носить женское платье? — Элпью была шокирована.

— Нет, — покачала головой графиня. — Ничего подобного. Не забывай, ему тогда было всего тринадцать. Она считала это простой забавой…

— Но почему…

— Придержи лошадей, Элпью. Я к этому и веду. — Графиня сделала глоток шампанского, заела печеньем и продолжала: — Год или два спустя его сестренка Люси влюбилась в королевского герольда, красивого чернокожего парня, который повел себя не по-джентльменски. Когда этот негодяй узнал, что сделал девочке ребенка, он подал прошение направить его с армией во Францию. Итак и не вернулся. Поэтому теперь Натаниэл должен был содержать не только сестру, но и младенца. Натаниэлу исполнилось пятнадцать. Затем королева внезапно подхватила оспу. Через несколько недель она умерла, и мальчик оказался никому больше не нужен…

— Не стало гардероба королевы?

— Правильно, — сказала графиня. — Его уволили. И снова он страшно обиделся, что король Вильгельм ему не помог. Мальчик направил прошение, но ответа не получил. Любой старший придворный знал, что король был тогда в отчаянии от своей утраты. Он сделался нелюдимым, ни с кем не разговаривал, никуда не ходил, просто сидел один и плакал. Последнее, что должен был сделать Натаниэл, — вывезти всю одежду королевы из Уайтхолла и отдать на хранение. Когда он очутился в огромном складе в Савойе, его впервые и посетила эта идея. Он взял перчатки, туфли, корсеты, платья, плащи… Все, что требовалось, чтобы выдать себя за даму.

— Но ведь король узнал бы одежду своей жены?

— Мальчик благоразумно взял только вещи Марии Моденской, жены-итальянки Якова. Поэтому одежда была модной и дорогой, но Вильгельм никогда ее не видел.

Элпью снова наполнила бокалы дорогим шампанским.

— Натаниэл не спешил. Чтобы прокормиться, он поступил посыльным к Коули, а когда днем бывал не нужен, ходил в театр. Наблюдал за зрительницами в зале и актрисами на сцене, усваивая их кокетливые движения и манеру флиртовать. Дома по вечерам он учился накладывать румяна и белила.

— Очень подходящее для этого место, — заметила Элпью. — В Ковент-Гардене никто ничего дурного и не подумает.

— Совершенно верно. Именно там, на площади, он делал свои первые шаги, облаченный в женское платье, и понял, что имеет успех. С ним заигрывали и флиртовали…

— Вот шельмец…

— Он знал все ходы и выходы в королевских дворцах, и как только до совершенства отточил искусство казаться женщиной, он стал там появляться, изысканно одетый, застенчиво обращаясь к Вильгельму, как раз тогда, когда бедняга стал оправляться от своего горя. Таинственная женщина, какой представлялся Натаниэл, заинтриговала одинокого короля. Мужчины любят загадки. И не забывай, Натаниэл хорошо знал королеву Марию. Он перенял кое-какие ее манеры, даже душился теми же духами. Вильгельм был очарован. И со временем пообещал «женщине» маленький коттедж в деревне, где пара могла тайно встречаться. Удача сама шла Натаниэлу в руки.

В январе, празднуя Новый год, переодетый Натаниэл напоил Вильгельма, король стал его домогаться и внезапно уснул. Натаниэл решил использовать это к собственной выгоде. Он сообразил, что, если сможет подарить Вильгельму «дитя любви», то сделается по-настоящему богатым.

— И, полагаю, именно тогда ему понадобился Бо?

Графиня кивнула.

— На деньги, которые Вильгельм давал ему на карманные расходы, Натаниэл в обличий миссис Рой нанял замеченного им в театре Подлеца в телохранители. Во время своей службы у Коули юноша узнал о нужде Бо Уилсона в деньгах. Первое послание он направил ему через контору Коули. Остальное ты знаешь…