По затемненным окнам склада в «Эльзасе» невозможно было сказать, находится ли Бетти или вообще кто-нибудь внутри.

Побывав на Джермен-стрит, где они вернули себе привычное женское обличье, Элпью с графиней наведались в Чейл-хаус, осведомившись там о горничной, но рыдавшая кухарка сказала, что ее не видно со вчерашнего утра: она скрылась еще до того, как с миссис Уилсон «сделалось плохо».

— Это когда я видела, как она пробиралась мимо лавки аптекаря, — сказала графине Элпью на пути в Солсбери-Корт.

При дневном свете переулки «Эльзаса» выглядели не так скверно. А вот их обитатели при ближайшем рассмотрении оказались еще хуже.

— На всех лицах написаны ложь, мошенничество, бесстыдство и нищета, — прошептала графиня, пока они стремительно пересекали маленькую площадь, на которой околачивались подозрительные типы, попыхивавшие трубками и потягивавшие спиртное из черных бутылок. — В каждой черточке сквозит только порок.

Держась за руки и озираясь, сыщицы свернули в узкий переулок.

— Воняет сильнее, чем нужник в августе. — Графиня приложила к носу платок и, оглядевшись, заметила в верхних окнах испитых женщин, подсматривавших из-за драных занавесок. — Возможно, Бетти принадлежит к преступному сообществу, населяющему это жуткое место.

— Возможно, — согласилась Элпью, — она воровала у Уилсонов. Забрала всю эту мебель, про которую говорила миссис Уилсон, — ту, что бесследно пропала. Вчера утром она точно что-то несла под плащом.

Они шарахнулись в сторону от высокого темноволосого мужчины, который выхаркнул на мостовую комок мокроты.

— Никогда не видела места, населенного столь отвратительной породой развращенных нечестивцев, — пробормотала графиня, поплотнее заворачиваясь в плащ. — Подобно летучим мышам и совам, прячутся они в своих темных норах днем, выбираясь оттуда ночью, чтобы вершить свои гнусные злодеяния. Лондон, по-моему, совсем скоро превратится в Содом.

— Вот то место, куда она вошла. — Элпью пыталась заглянуть в затемненные окошки, верхние рамы которых находились на уровне ее щиколоток.

— Какие сокровища мы обнаружим за этими стенами? — Подойдя к маленькой готической двери, графиня посмотрела в замочную скважину. — Там горит свеча, — прошептала она Элпью. — Внутри кто-то есть.

Графиня взялась за дверную ручку.

— Что ж, ничего другого нам не остается! — воскликнула она, толкая дверь, которая, к ее удивлению, открылась. Женщины скатились по короткой деревянной лестнице и рухнули на каменный пол.

Казалось бы, подвал, расположенный в непосредственной близости от причалов Темзы, должен был представлять собою сырое, холодное место, но сыщицы оказались в загроможденной мебелью, необыкновенно теплой комнате. Вдоль стен были устроены полки. На них рядами стояли банки, бутылки, книги, ступки, коробочки. На стойке во всю ширину дальней стены громоздились груды ложек и пестиков, диковинные стеклянные сосуды и медные тазы. Печка в одном из углов помещения источала тепло и оранжевое сияние. Другой угол был задернут несвежей серой занавеской. Возможно, за ней скрывалась ночная посудина, подумала графиня. По всей комнате, которая, очевидно, служила лабораториумом, была там и тут расставлена солидная мебель. Дорогое с виду мягкое кресло, дубовый сундук, инкрустированный слоновой костью, красивый маленький секретер, скамеечка для ног.

В центре на полу лежало скомканное шерстяное одеяло и перьевая подушка.

— Фу! — воскликнула графиня, махая рукой. — Что это за отвратительный запах?

Элпью поднесла палец к губам. Она заметила, как за занавеской мелькнул краешек юбки. Стремительным движением сыщица отдернула занавеску. Забившись в угол, на полу скорчилась, словно защищаясь от удара, служанка Бо Уилсона — Бетти. Вид у нее был взъерошенный, лицо — заплаканное.

— Вот это да! Что тут у нас? — вскричала графиня, принимая вертикальное положение. — Добыча поймана.

Как загнанное животное, Бетти метнулась к ступенькам, ведущим к открытой двери. Но Элпью успела схватить ее за волосы, а графиня — загородить дорогу. Бетти размахивала руками, нанося графине удары, цепляясь за ее одежду. Она не собиралась сдаваться без борьбы.

— Это ваше с Бо Уилсоном любовное гнездышко? — насмешливо спросила графиня, наблюдая, как Элпью и Бетти соревнуются, кто из них выдерет у другой больше волос. Внезапно девушка опустила руки и с плачем упала на пол.

Воспользовавшись моментом, Элпью села на служанку верхом, пригвоздив ее к полу, графиня тем временем поднялась по лестнице и закрыла дверь на улицу.

Но когда дверь закрылась, обнаружилось, что подвал погрузился во тьму, ибо в пылу схватки загасили единственную свечу. Освещение — оранжевое сияние — теперь давала только кирпичная печка. Графиня осторожно спустилась в темноте вниз.

— Итак, Бетти, — сказала Элпью, хватая Бетти за запястья и прижимая их к полу, — ты его убила?

Бетти перестала извиваться и тихо заплакала, слезы катились по ее щекам и капали на пол.

— Конечно нет. Зачем мне это? Он был для меня всем.

Натыкаясь на мебель, графиня искала свечу.

— Всем?

— Он держал в своих руках мое будущее. — Теперь Бетти лежала совершенно неподвижно, голос ее хрипел и прерывался. — Я его обожала.

— А как Бо Уилсон относился к тебе? — едва слышно спросила графиня, шаря по стойке в поисках свечи. — Он был твоим любовником?

— Да разве такое возможно? — Бетти снова заплакала, мотая головой — Конечно нет. Я всего лишь служанка, а он — джентльмен. — Она попыталась свернуться в комочек, но ей мешала сидевшая на ней Элпью. — Она его убила. Я знаю, что она.

— В самом деле, она? — Графиня кивнула Элпью: славненько. А кроме того, графиня нашарила свечу. Теперь оставалось только найти трутницу. — Похоже, тебя все это чрезвычайно огорчило, Бетти. И неудивительно! Как тебе сейчас должно быть одиноко. — Наклонившись, она погладила девушку по голове. — Никто тебя не понимает. — Она повернулась к Элпью и приказала: — Хватит жестокости, мистрис Элпью. Вы тут не в театральной постановке «Королев-соперниц» участвуете, прекратите изображать Роксану, сражающуюся со Статирой,[36] и помогите мистрис Бетти подняться.

Элпью была озадачена. Она ничего не знала об этой пьесе и никогда ее не видела, но по рассказам имела представление о знаменитой сцене, которая пользовалась огромной популярностью как у зрителей, так и у актрис: самые известные актрисы, исполняя ее, до того входили в раж, что сражались за любовь Александра Великого не на жизнь, а на смерть, так что только клочья летели (пару раз даже по-настоящему пырнув друг друга бутафорскими кинжалами). Элпью помогла Бетти подняться.

— Он был одиноким человеком, мистер Уилсон. — Девушка все плакала. — Таким добрым. Таким ласковым. И мухи не обидел бы. Я ни от кого не видела столько добра, как от него.

— Принеси одеяло, Элпью. — Графиня помогла Бетти сесть в кресло. — Бедная Бетти пережила ужасное потрясение.

Пока Элпью укутывала девушку, графиня, глаза которой привыкли к скудному освещению, оглядела помещение, которое по всем признакам — большие глиняные сосуды, непонятные металлические штуковины и емкости, множество трубок и полок с книгами и банками — было ремесленной мастерской.

— Что это за место, где ты нашла убежище? — спросила графиня. — Здесь, должно быть, очень неудобно жить.

Взгляд Бетти тревожно заметался, словно ее светлость могла увидеть что-то, чего ей видеть не следовало.

— Это лабораториум, мадам, — ответила она. — Здесь я работала для мистера Уилсона.

— А миссис Уилсон часто сюда приходила?

— Миссис Уилсон? Нет, никогда. — Бетти отерла со щек слезы. — Об этом месте никто не знал. Только мистер Уилсон и я. Я была его помощницей. Он учил меня, как подмастерье, понимаете?

— Очень странно для девушки учиться ремеслу в подобном месте, а? — удивилась Элпью. — У уксусника, у москательщика, у пивовара — и то, бывает, девушки обучаются, но это место, если я не ошибаюсь, связано с новой экспериментальной философией, а слабый пол не слишком радушно принимают в этом чудесном мире.