А Салах старалась подыграть ему в этом. Чтобы не причинять отцу душевного беспокойства, она рисовала валентинки и сочиняла поздравительные открытки к своему дню рождения, подписывала их именами одноклассников, отправляла по почте и с торжеством показывала домашним. Она сочиняла смешные, пересказывающие классные сплетни записки, якобы адресованные ей, и это помогало ей преодолевать скуку, которую наводили на нее математика и точные науки. Она подбирала выброшенные девочками из ее класса фотографии и с трогательной надписью дарила их себе. А когда до ушей отца доходили слухи о вечеринках по случаю дней рождения, на которые ее якобы пригласили, хотя никто и не думал этого делать, она отмечала эти события в глубине их сада, где пряталась от домашних, боясь лишить отца столь сладких для него иллюзий.

А вот Муханнад даже не пытался поддерживать отцовские фантазии. Он знал, что большинство людей воспринимает человека со смуглой кожей как чужака, и не стремился стать своим в чужеродной среде. Он, как и его сестра, родился в Англии, но считал, что англичанин из него — как из коровы колибри. Да и не желал Муханнад быть англичанином! Он высмеивал все, что связано с английской культурой и традициями, они не вызывали в нем ничего, кроме презрения. Он потешался над сдержанностью англичан, был ярым противником всех этих масок, которыми европейцы прикрывают свои отклонения, предрассудки, враждебность. Но демоны, поселившиеся в его душе, ни в настоящем, ни в прошлом не были демонами расовой вражды, как бы ни старался он убедить и себя и других в обратном.

Она не будет сейчас думать о Муханнаде, решила Салах. Взяла со стола пассатижи, надеясь, что привычная тяжесть инструмента в руке и разложенные перед ней материалы помогут отвлечься от мыслей о брате. Она придвинула к себе лист бумаги, собираясь нарисовать эскиз нового ожерелья. Ей казалось, что за работой будет легче выбросить из памяти глаза Муханнада, загоравшиеся жестокостью, когда он стремился во что бы то ни стало настоять на своем или давал выход сжигающей его ненависти, пуская в ход кулаки. Ей частенько доставалось от него, и не так сильна была боль от ударов, как обида: эти вспышки ярости были ею не заслужены и всегда неожиданны.

Откуда-то снизу донесся голос Юмн, окликающей кого-то из мальчиков.

— Деточка, бесценный мой сыночек, — ворковала она. — Милый мальчик. Ну подойди же к своей амми-ги.

Горло у Салах сжалось, голова стала пустой и легкой, бусины, лежащие на бумаге, запрыгали перед ее глазами. Уронив пассатижи, она обхватила ладонями голову. Ну как она может упрекать брата, когда сама грешна и семья наверняка откажется от нее? Она вспомнила, как Муханнад шипел, наклонившись к ней: «Я видел тебя с ним, дешевка. Ты слышишь? Так что готовься заплатить за все. Всех шлюх ждет эта участь, в особенности тех, кто укладывается под белых».

Но она же не помышляла ни о чем дурном! Ей было позволено работать с Тео Шоу, которого ее отец знал по «Сообществу джентльменов», а потому и принял его предложение помочь с настройкой компьютера; к тому же это был дополнительный способ продемонстрировать солидарность Акрама Малика с английскими бизнесменами. Горчичная фабрика только что переехала в новое помещение на Олд-Холл-лейн.

— Мы только сейчас входим в двадцатый век, — говорил Акрам домашним. — Бизнес на подъеме. Объем продаж растет. Заказы превышают наши возможности на восемнадцать процентов. Я обсуждал это в «Сообществе» с достойными джентльменами, среди которых нашелся приличный, воспитанный молодой человек, выразивший готовность помочь нам с компьютеризацией нашего производства.

Акрам сам представил Тео как «приличного молодого человека», что позволило Салах с ним встретиться. Необычайно расположенный к англичанам, Акрам все же предпочитал, чтобы дочь не имела никаких контактов с мужчинами-европейцами. Все, что требовалось от азиатской девушки, — это готовить и беречь себя для будущего супруга. Ее целомудрие так же важно, как и приданое. Поскольку мужчины-европейцы не придерживались восточной системы ценностей, то Акрам именно от них и должен был охранять свою дочь, когда она вошла в возраст. Однако он не вспомнил о своих опасениях, когда познакомился с Тео Шоу.

— Он из добропорядочной семьи с хорошими традициями, — объяснял Акрам. — Он будет работать с нами до тех пор, пока не запустит систему, которая поможет нам соответствовать современным требованиям. Мы компьютеризируем составление, хранение и учет корреспонденции, введем программы бухгалтерского учета, маркетинговых исследований, освоим компьютерный дизайн этикеток и рекламных материалов. Он сказал мне, что уже внедрил аналогичные программы у себя на пирсе, и заверил, что в течение полугода мы получим результаты и по снижению трудозатрат, и по увеличению объема продаж.

Никто не выступал против решения отца принять помощь от Тео Шоу, считая его мудрым и дальновидным, даже Муханнад, меньше всего желавший допускать англичанина в свой круг. Так Тео Шоу появился в компании «Горчица и пряности Малика». Он обучал сотрудников работать с компьютерными программами. Среди них была и Салах.

Могла ли она даже предположить, что полюбит его? Она знала, что требуется от нее, азиатской девушки, хотя и рожденной в Англии. Ей суждено было выйти замуж за человека, которого ее родители тщательно и вдумчиво подберут для нее. Ведь родители понимают ее интересы и знают ее лучше, чем она сама, а потому именно им дано оценить все качества потенциального мужа и решить, подходит ли он ей.

— Женитьба, — часто внушала дочери Вардах Малик, — все равно что соединение двух рук. Ладони прижимаются одна к другой, — она складывала ладони и принимала позу молящейся, — пальцы сплетаются, и ничто не в состоянии их разъединить.

На такое единение с Тео Шоу Салах не надеялась. Ее родители никогда не выберут в мужья дочери мужчину-европейца. Подобный выбор считался бы изменой восточной культуре и национальной традиции. Об этом нельзя даже помыслить.

А поэтому она видела в Тео только вежливого, приятного молодого человека, который оказывает дружескую услугу компании «Горчица и пряности Малика». Она и не думала о нем по-настоящему до тех пор, пока однажды он не положил камешек на ее письменный стол.

Он и прежде восхищался ее украшениями, бусами и сережками, сделанными из старинных монет, викторианских пуговиц, бусин, даже из перышек и кусочков лазурита, которые они с Рейчел собирали на Незе.

— Какое красивое у вас ожерелье, — однажды сказал он. — Необычное.

А когда она объяснила, что сделала его сама, очень удивился. Он хотел знать, обучалась ли она ювелирному искусству. Да разве меня отпустили бы учиться, подумала Салах. Чтобы преуспеть в своем ремесле, она бы с радостью поехала в какое-нибудь училище, хоть в Колчестер, хоть еще дальше. Но это означало бы расставание с семьей, с семейным бизнесом, в котором и ей необходимо было принимать участие. Не пускаясь в объяснения, она произнесла фразу, только похожую на правду: мне нравится самой узнавать новое, сказала она. Это более увлекательный и приятный путь познания.

Когда на следующий день она пришла на работу, на ее письменном столе лежал камешек. В действительности это был вовсе не камень, объяснил ей Тео. Это была окаменелость, плавник кистеперой рыбы, давным-давно вымершей.

— Мне нравится его форма, он как будто покрыт оперением. — Тео чуть заметно покраснел. — Я подумал, может, вы используете его в ожерелье.

— Из него выйдет отличный кулон. — Салах рассмотрела камешек со всех сторон. — Но мне придется просверлить в нем отверстие. Вы не возражаете?

— Я не ношу украшений, — поспешно ответил Тео.

Он думал, что она вставит этот камень в ожерелье, которое сделает для себя. Он собирает окаменелости на Незе, там, где осыпаются скалы. Она ведь знает эти места? Прошлым вечером он рассматривал свою коллекцию и подумал, если она сможет как-то воспользоваться этим камнем в своем деле, тогда пусть… Он будет очень рад, если она примет эту окаменелость от него в подарок.