Художнику-пейзажисту или маринисту «Пепелище» показалось бы идеальным местом, подумала Барбара, но вот туриста, приехавшего в Бал-форд-ле-Нез отдохнуть, месторасположение отеля вряд ли порадовало бы. Уж слишком далеко он от города с его набережной, Увеселительным пирсом, игровыми автоматами, аттракционами и главной улицей, Хай-стрит. Те, кто некогда задумали строить тут отель, наверняка совершили коммерческий просчет. Ведь именно в центре Балфорда-ле-Нез туристы оставляли свои деньги. Если обитатели других отелей, пансионов, летних домиков, расположенных в прибрежной зоне этого бывшего модного курорта, могли за весьма короткое время добраться до центра, неторопливо прогуливаясь, то для тех, кто останавливался в «Пепелище», это было весьма проблематично. Родители с малыми детьми, молодые люди, охочие до всевозможных развлечений в ночном городе, туристы, интересующиеся всем — от песка на пляже до местных сувениров, скорее всего весьма неуютно чувствовали себя в этом отеле, одиноко стоящем на обрыве. Они, конечно, могли бы добраться пешком до города, если бы дорога шла вдоль береговой линии, но она была проложена так, что приходилось сначала преодолевать крутой подъем по Нез-Парк-роуд, а затем, повернув назад, возвращаться в центр по набережной.

По мнению Барбары, Бэзил Тревес был рад любому постояльцу, выбравшему его отель. Следовательно, длительное проживание Хайтама Кураши было для него несомненной удачей. Это, в свою очередь, ставило перед ней вопрос о том, какую роль мог (или не мог) играть Тревес в брачных намерениях Кураши. Об этом стоило поразмыслить.

Барбара вглядывалась в сторону Увеселительного пирса. На том конце, где когда-то стояло кафе Джека Оукинса, теперь шла стройка. Даже на таком расстоянии она видела, что все строения на пирсе недавно выкрашены: белые, зеленые, синие и оранжевые, они были окружены мачтами с висящими на них разноцветными флагами. Когда она в последний раз приезжала в Балфорд, ничего этого не было и в помине.

Барбара отошла от окна. Глядя на себя в зеркало, она призадумалась, разумно ли поступила, сняв пластыри. Косметику она не захватила. Да и всей косметики у нее было — тюбик губной помады да баночка румян, оставшиеся от матери, а поэтому укладывать косметичку в рюкзак было попросту бессмысленно. Ей нравилось представляться деловой женщиной, которая не считает нужным производить с внешностью никаких обманных манипуляций, ну разве что наложить немного тональной пудры на щеки, дабы слегка улучшить цвет лица. Однако истинная причина заключалась в том, что, оказавшись перед выбором, на что утром потратить пятнадцать минут своей жизни — на макияж или на сон, Барбара выбрала второе. Учитывая характер ее работы, такое решение казалось ей более осмысленным. Таким образом, ее подготовка к предстоящему дню занимала не более десяти минут, из которых четыре уходило на поиски вперемежку с проклятиями нужных предметов в рюкзаке и пары чистых носков.

Почистив зубы, причесавшись и захватив пакет с вещдоками, собранными накануне в номере Кураши, Барбара вышла в коридор. Ее немедленно окутали запахи еды, приготовленной на завтрак. Из кухни несло яичницей с беконом, жареными сосисками, подгоревшими тостами, помидорами и грибами. В обеденный зал можно было пройти с завязанными глазами. Спустившись по лестнице, она пошла по узкому коридору первого этажа, запах становился все сильнее, и теперь до нее доносились звон посуды и голоса постояльцев, обсуждающих планы на день. С каждым шагом голоса становились все отчетливее.

Один слышался особенно ясно. Ребенок говорил:

— Ты слышал о ловле крабов с лодки? Папа, а мы сможем их половить? А чертово колесо? Мы сможем прокатиться на нем сегодня? Я весь вечер смотрела на него, когда сидела на газоне с миссис Портер. Она сказала, что когда ей было столько лет, сколько мне, чертово колесо…

Приглушенный низкий голос прервал преисполненное надежд щебетание ребенка. Как всегда, с грустью подумала Барбара. Ну что еще, черт возьми, нужно этому человеку? Он даже помечтать девочке не дает. Барбара почувствовала, как внутри у нее закипает необъяснимое раздражение, хотя понимала, что все это ее никак не касается.

Хадия и ее отец сидели в тускло освещенном углу обеденного зала, стены которого были обшиты пошарпанными деревянными панелями. Их посадили подальше от остальных обитателей отеля — трех пожилых супружеских пар за столиками, стоящими в ряд напротив застекленной двустворчатой двери. Англичане вели себя так, словно никого кроме них здесь не было, если не считать еще одной пожилой дамы с компаньонкой, возле стула которой стояли ходунки на колесиках. По всей вероятности, это и была уже упоминавшаяся миссис Портер, поскольку она ободряюще кивала Хадии со своего конца зала.

Нельзя сказать, чтобы Барбару сильно удивило, что Хадия и Таймулла Ажар живут в том же отеле, что и она. Она ожидала, что они остановятся у Маликов, но если это почему-то оказалось невозможным, то логично было предположить, что они окажутся в «Пепелище»: ведь Ажар приехал в Балфорд по делу Кураши.

— Сержант Хейверс! — услышала Барбара и, оглянувшись, встретилась глазами с Бэзилом Тревесом, который остановился с двумя полными подносами в руках. — Позвольте проводить вас к вашему столику.

Он, учтиво кивая, обошел ее, и в это время раздался счастливый возглас Хадии:

— Барбара! Вы приехали! — Она, бросив ложку в тарелку с кашей и расплескав молоко по скатерти, соскочила со стула и стремглав бросилась к Барбаре, подпрыгивая, как обычно, и громко распевая: — Вы при-е-ха-ли! Вы при-е-ха-ли! Вы приехали на море! — Косички с вплетенными в них желтыми лентами прыгали по плечам, словно солнечные зайчики, да и сама она, казалось, излучала солнечный свет: желтые шортики, полосатая футболка, носочки с желтой каемкой. Она повисла на руке Барбары. — Давайте построим замок из песка! Вы приехали, чтобы насобирать ракушек? Я хочу поиграть на автоматах и покататься на машинках, а вы?

Лицо Бэзила Тревеса, наблюдавшего за этим странным общением, стало удивленно-испуганным. Он повторил приглашение, на этот раз более решительно:

— Прошу вас, сержант Хейверс, располагайтесь за этим столиком! — С этими словами он, вытянув вперед подбородок, указал на столик у раскрытого окна в той части зала, где сидели англичане.

— Я предпочла бы сидеть там, — ответила Барбара, показывая на темный угол, где размещались пакистанцы. — Чем больше свежего воздуха утром, тем тяжелее переносится дневная жара. Вы не возражаете?

Не дождавшись ответа, она направилась к Ажару. Хадия вприпрыжку бежала впереди.

— Она здесь, папа! Смотри, она здесь! — возбужденно кричала девочка, не замечая, что отец, здороваясь с Барбарой, проявляет такую сдержанность, с какой он, вероятно, приветствовал бы прокаженного.

В это время Бэзил Тревес подошел к миссис Портер и ее компаньонке. Поставив перед ними подносы, он поспешил к Барбаре, собираясь устроить ее за соседним с пакистанцами столом.

— Конечно, как вам будет угодно, — обратился он к ней. — Вам подать апельсиновый сок, сержант Хейверс? Или грейпфрутовый? — Он с готовностью выхватил салфетку из укладки и с такой галантностью положил ее на стол, словно усадить сержанта в обществе темнокожих постояльцев было частью разработанного им генерального плана.

— Нет, с нами! Только с нами! — шумно запротестовала Хадия и потащила Барбару за их стол. — Папа, ну скажи же Барбаре! Она должна сидеть с нами.

Ажар с непроницаемым видом молча смотрел на Барбару. Единственное, что удалось ей заметить, — мгновенное колебание перед тем, как он встал и обратился к ней.

— Мы будем очень рады, Барбара, — произнес он бесстрастно-официальным тоном.

Ну и фрукт, раздраженно подумала Барбара, но, сдержав себя, сказала:

— Если я вас не стесню…

— Секундочку, я сейчас накрою вам здесь, — засуетился Тревес. Он перенес ее прибор на стол Ажара. При этом он что-то мурлыкал себе под нос, а выражение его лица было как у человека, старающегося изо всех сил исправить неприятную ситуацию, созданную другими.