Машина встала, мотор умолк.

— Миронов! — раздалось снаружи.

— Здесь, — я стукнул по двери стакана.

Взвизгнул замок, и весна снова издевательски ухмыльнулась нежно-бархатным солнышком.

— За мной иди, — сказал смердящий скотиной лысый и жирный мент в сержантских погонах.

Вход в "Сербского" явно не парадный: обшарпанная дверь с фанерными заплатами, узкий коридор, снова дверь, за которой броуновское движение врачей, ментов и уголовников. В просторном закутке длинного больничного холла располагалась клетка, рядом с которой, уткнувшись в засаленные фуражки, скопом дремал младший сержантский состав. За решеткой уныло жались бедолаги, судя по виду, алкоголики-душегубы, порешившие жен и собутыльников.

Не успел я толком изучить новых соседей, как в горловине холла, словно видение, появилась девушка в наброшенном на тонкие плечи белом халате. Брезгливо косясь на ментов, она буркнула мою фамилию, и тут же раздалось быстрое цоканье удаляющихся шпилек.

Серая форменная масса пришла в ленивое шевеление, и через пару минут, разминая затекшие от браслетов запястья, я сидел в огромном кабинете. Здесь, давя служебной необходимостью приветливую улыбку, восседала та самая с тонкими плечами

— Значит, Миронов Иван Борисович, — оторвав взгляд от бумаг, девушка прервала молчание. — Вам будет предложено пройти ряд тестов,

— Так точно, товарищ врач, — ответствовал я, пытаясь пробить ее натянутую серьезность, и небезуспешно.

Уголки губ девушки уже было опрометчиво дернулись, но тут же поспешно замерли.

— Вам предстоит пройти расширенную психолого-психиатрическую экспертизу, — её лоб нарочито съежился, ощетинившись морщинками. — Зовут меня Оксана Николаевна. Я психолог.

— С вами всё, что угодно, — ответствовал я, наслаждаясь огромным кабинетом, больше похожим на залу.

Девушка, не поднимая глаз, улыбнулась и, слегка замявшись, протянула первое задание.

— Знакомые фокусы над человеческим сознанием! — передо мной лежали тесты, на которых мы проводили занятия с детьми при изучении психологии в институте.

— Да, точно. Вы же педагогический заканчивали. Историк, если я не ошибаюсь? — Оксана оживилась. — Но тогда для вас труда не составит, хотя можете отказаться.

"Ага, отказаться! Сама-то поняла, что сказала, — размышлял я про себя. — Нет, миленькая, всю вашу ерунду будем проходить от начала до конца, долго и медленно"

Выбор действительно небольшой: или, сидя в этих просторных палатах, целый час трепаться с милой врачихой, параллельно разгадывая их дурацкие "кроссворды", или снова быть запертым в железную клетку.

В огромном кабинете мы были не одни. За соседними столами пристально изучали еще двух арестантов. Вопросы давались им нелегко. Рисованием и писаниной их не озадачивали за бесполезностью оных. Мои товарищи по несчастью скорее мычали, чем говорили.

— Зачем вы убили свою жену? — вопрошала уже немолодая женщина-врач у своего подопечного.

— Не убивал я её! Я ей только ноги порезал! Она же, сука, с корешем моим…

— У вас же в деле написано — сто пятая — убийство, — женщина принялась листать бумаги.

— Не-е-е… Это первую свою бабу зарубил, так я за то уже отсидел. Этой только ноги…

— Иван Борисович, вы не могли бы чуть быстрее, — голос Оксаны вежливо прервал мое созерцание соседей. — С вами должен поработать еще психиатр, а затем комиссия.

В следующей головоломке предлагалось продолжить предложение с "если". С таким мне раньше сталкиваться не приходилось. Задание явно предназначалось для извращенцев и дегенератов. К примеру, надо было продолжить предложение типа "за что я ненавижу свою мать…", "если бы у меня был нормальный секс, то…" Любые ответы на столь бесхитростные вопросы сами по себе круче всякого диагноза. В силу этого я решил поставить точку в своих психологических экзерсисах. Оксана любезно проводила меня к психиатру.

Врач-психиатр, представившаяся Светланой Павловной, уже давно миновала полвека жизни, но выглядела бодро и здраво, без следов многолетнего ковыряния в больных умах. Перед ней на столе лежала пухлая подшивка, на титульном листе которой значилось "Дело N… Миронов И.Б.".

— Читала я вашу статью, Иван Борисович, — не спешно начала разговор старушка. — Понравилась, — врач улыбнулась. — Стиль очень оригинальный.

— Читали в "Завтра"?

— Нет. Статья подшита к делу.

— Понятно. Вместо того, чтобы передать рукопись адвокату, следователь подшил ее к делу.

— Получается, что так, — психиатр поправила очки. — Не понимаю, как вы здесь оказались?

— Уже четыре месяца пытаюсь это выяснить.

— А вот у вас при обыске нашли патроны от какой-то "Осы", это что-то вроде "Мухи"?..

Через минут сорок приятной беседы узкий кабинет на два стола, за которыми заседала комиссия: какая-то древняя психиаторша ("Может, супруга товарища Сербского", — мелькнуло у меня предположение), уже знакомая мне Светлана Павловна, рядом с ней ухоженная дама, одетая дорого и со вкусом (подумалось, — "на белых билетах поднялась", — но уточнять не стал). Чуть поодаль на краешке стула примостилась Оксана, которой в обществе маститых коллег было явно не по себе.

Трудно сказать, насколько растянулась беседа, счастливые часов не наблюдают, а у несчастных они отсутствуют. Разговор был настолько непринужденным и мало касающимся дела, что поначалу в каждом самом безобидном вопросе выискивал подвох. Но скоро стало понятно, что ничего, кроме живого интереса и искреннего сочувствия, у комиссии ко мне не было. Расстались с пожеланием скорейшего освобождения.

Отвечавший за меня сержант в соседней подсобке заряжал сотовый телефон.

— Старшой, дай позвонить, — грех было не попробовать развести мента на звонок.

— Тарифы знаешь?

— С учетом нынешнего уровня инфляции и курса валют?

— Пятихатка за звонок, но не больше трех минут.

— Давай пять минут за косарь, но деньги тебе с воли подвезут.

— Так бабла при тебе нет? — лицо милиционера исказилось сожалением о даром потерянном на разговор со мной времени.

— Пустой, как барабан. Говорю тебе — вечером подвезут.

— Не-е. Такой расклад не пойдет. Но можем свиданку устроить, пока тебя не вывезли. По звонку выдергиваешь сюда подругу.

— Почему именно подругу?

— Да кого хошь. Но тащат сюда только баб. На входе встречаемся, провожаем к тебе в стакан. Час у тебя будет, если, конечно, за тобой раньше не приедут.

— Понятно. Сколько?

— Входной билет двести зеленых, выходной — в подарок. Понял?

— Понял, чем старик старуху донял. Продуманная рекламная политика.

— Чего?

— Трубу давай.

— Погоди. Сначала отведу тебя в стакан, узнаю, когда этап, потом звонить будешь.

Вернулся мент быстро. Окошко отъехало и в дырке появился порезанный бритьем слоистый подбородок.

— Тебя скоро заберут, — расстроенно вздохнул сержант. — Пытался задержать, не проходит. Ты с "девятки", на особом контроле.

Форточка нервно закрылась. Изловчившись, я зигзагом улегся на металлические сиденья, перекинув ноги через поручень. Глаза слепили галогеновые колбы, свет которых сквозь опущенные веки сливался в ядовито-красную полосу… Проснулся под выкрик своей фамилии. Вместо буханки у входа стоял "Зил". Внутри к решке первой голубятни приникли женщины, с интересом оглядывая нового попутчика. Все на одно лицо, возраст терялся от четвертака до бесконечности. Второй рукав забит под горлышко. Пробившись сквозь арестантскую массу, я уселся напротив робко переговаривавшихся зэков, выбивавшихся своим видом из общего пейзажа. Один — дерганый, седеющий и лысеющий, с испуганным лицом, выражавшим отчаянье и обреченность. Другой помоложе, в приличном костюме, в свежей сорочке, гладко выбритый, излучал уверенность и сдержанный оптимизм.

В щели приоткрытого люка проносились верхние этажи домов, по которым, словно по карте, эти интеллигентные зэки прокладывали возможный маршрут этапа, оживленно споря за каждый поворот воронка. Меня они разглядывали исподтишка, видимо, вспоминая, где видели раньше.