«О, Боже, только не это!» – отвела Бронуин взгляд, и голос ее дрогнул от волнения. Она смотрела в сторону, смущенная тем, что ее стойкость может дать трещину.

Неловко, но с самыми лучшими намерениями Дэвид, пытаясь утешить Бронуин, обнял ее и сжал так, что она подумала: лопатки вот-вот сломаются.

– Одна мысль о том, что Ульрик прикасается к тебе, заставляет меня пылать жаждой мести. Ты была предназначена мне, Бронуин… эта ночь должна была стать нашей ночью.

Бронуин непроизвольно попробовала высвободиться из рук, обхвативших ее талию. Дэвид тянул ее вглубь темной ниши.

– Дэвид!

Не добившись успеха попыткой урезонить его, молодая дама ударила достаточно твердым каблуком туфельки по подъему ноги напавшего, отбросив наглеца к сводчатой стене. Вскрикнув от боли, Дэвид оценил ее попытку решительного отпора.

– Проклятие, Бронуин, да ты посрамила бы самого Мерлина! – заметил он, потирая ушибленную ногу.

– Ты никогда не поумнеешь, Дэвид! – строго выговорила ему Бронуин.

Но вместо того, чтобы, как она надеялась, попасть на свободное место, Бронуин вдруг натолкнулась на гору мускулов и стальные руки, появившиеся неизвестно откуда. Негромко вскрикнув, она подняла глаза и в смутном свете факелов, закрепленных на стенах коридора, разглядела красивое лицо своего мужа, искаженное гневом и яростью.

– Вольф!

– Называй меня моим настоящим именем, женщина!

– Ульрик! – торопливо исправилась Бронуин, отметив про себя, что прежнее имя подходило ему сейчас больше.

Никакой утонченности или любезности, скрывавших хищный блеск его глаз, не увидела Бронуин во взоре рыцаря, устремленном мимо нее на Дэвида Эльвайдского.

– Ваша супруга была расстроена, милорд. Я хотел ее утешить…

– За дурака меня принимаешь, Дэвид? – тихо прорычал Ульрик.

Боже милостивый! Это был самый настоящий волк! И на этот раз очень рассерженный! Бронуин кинулась спасать Дэвида.

– Я чуть не потеряла рассудок, сэр. Король назначил Дэвида в Карадок моим защитником, и он…

– Защитником? – голос Ульрика оглушительно загремел под низкими сводами оконной ниши.

– В Карадоке прячется убийца, – объяснила Бронуин, оправившись от страха. – Вы сами это сказали, сэр. Когда вам потребуется отлучиться из дома, не оставите же вы меня одну. Дэвид мне как брат, и с ним я буду в безопасности.

Бронуин не сомневалась, что, скрипнув зубами, ее муж подавил крепкое ругательство, желваки, заходившие на сжатых скулах, выдали ярость, бушевавшую в груди. Несколько слов все же вырвались из ловушки, но были так неразборчивы из-за душившей Ульрика злобы, что ничего нельзя было понять.

– Извините, я не расслышала, милорд, – попросила повторить Бронуин, пытаясь сохранить видимость спокойствия в предвосхищении приближающегося взрыва.

– Я сказал, священник готов благословить брачное ложе.

Если бы Ульрик не поддерживал ее, то Бронуин упала бы к его ногам. Все волнения, в течение вечера, подтачивавшие ее самообладание, заставили кровь отлить от лица, а глаза – невероятно расшириться. Священник! Сообщение о Сатане произвело бы меньшее впечатление. Сейчас будет освящено брачное ложе, а потом она попадет в руки выводка женщин семейства Кент, которые уложат ее в постель, забросав, наверное, подушками. И где, интересно, будет проходить эта первая брачная ночь?

– Но ведь танцы начались всего час назад, и музыканты…

– … будут играть всю ночь напролет для гостей, но не для жениха и невесты!

– Вы еще не слышали моих поздравлений, сэр, – подал голос Дэвид за спиной Бронуин. – Я бы солгал, если б сказал, что не завидую вам, но такова жизнь. Могу ли я служить вам обоим как верный рыцарь и принести клятву преданности Карадоку?

Не обратив внимания на примирительное заявление Дэвида, Ульрик предложил Бронуин руку и решительно повел ее в зал.

– Улыбайся, любимая, иначе, клянусь, позднее я заставлю тебя пожалеть об этом.

Яркий румянец на щеках и вымученная улыбка вместе составили великолепную видимость необыкновенного счастья невесты. Глядя на высокого рыцаря, ведущего новобрачную к возвышению, где уже ждал священник – брат Ульрика в церковном облачении, – можно было подумать, что у обоих супругов голова идет кругом от счастья.

Никто не представлял себе, как тяжело было Бронуин держаться на ногах. Новобрачные поднимались по лестнице вслед за святым отцом Томасом в сопровождении родных и друзей, возжелавших присутствовать на последней в этот вечер церемонии.

В комнате, где самым постыдным образом провалилась ее попытка осуществить свои кровожадные намерения, зрители остались за порогом у открытой двери, а они с Ульриком подошли вместе со священником к большой кровати, полог которой был теперь отдернут и украшен цветами. После того как они опустились рядом с кроватью на колени, священник торжественно благословил брачное ложе, зажег курения и свечи вокруг, и кровать стала похожа на алтарь, а в комнате, как в церкви, запахло ладаном.

«А я жертва, агнец на заклание», – подумала Бронуин, когда священник закончил церемонию. Без помощи Ульрика она не поднялась бы на ноги. Когда муж оставил ее наедине с женщинами, Бронуин, держась за резной столбик кровати, со смешанным чувством облегчения и досады посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.

Женщины разом накинулись на Бронуин, и ей показалось, что буквально за один миг она была освобождена от свадебного наряда и облачена в тонкую шелковую рубашку, поверх которой на нее набросили подходящий по цвету бледно-голубой халат. Затем леди Кент, с видом знатока наблюдавшая за ритуалом, имея богатый опыт предыдущих свадеб своих сыновей, горячо обняла невестку и запечатлела на ее щеке свой материнский поцелуй.

– Выходя замуж, девушка очень нуждается в помощи матери. Надеюсь, я смогу восполнить ее отсутствие, потому что, хоть я и родила семерых сыновей и ни одной дочери, но каждая из невесток мне как дочь.

Упоминание о матери Бронуин уже выдержать не могла. Слезы жгли ей глаза, когда она, в свою очередь, обнимала женщину и откидывалась на подушки, глядя, как все они удаляются со всякими приятными пожеланиями. Смятение рвало на части ее душу. Дверь со стуком закрылась, как бы объявляя, что невеста готова к приходу жениха. Да, ей нужна была ее мать! Нужен был и отец, чтобы противостоять рыцарю, который скоро придет к ней. Но самым ужасным в ее положении казалось то, что ей нужен был и Вольф… человек, в котором она теперь видела лишь врага.

Тошнотворно-сладкий запах курений смешивался с запахом роз, поставленных в вазу на столике у кровати. Вдруг вместо мягкой постели ей представилась каменная плита и останки родителей на ней. Спрыгнув босиком на пол, Бронуин подобрала подол и подошла к закрытому окну. В отличие от окна в ее комнате, свое окно Ульрик не приказал забить. Обрадовавшись, она распахнула створки ставен и глубоко вдохнула прохладный ночной воздух, надеясь, что он облегчит пульсирующую боль в висках.

На небе сияла луна, заливая Бронуин своим призрачным светом и высвечивая оставшиеся не-затоптанными после дневной толкотни пятна белого снега. Во внутреннем дворе можно было различить стражников. Они расхаживали взад-вперед на своих постах, стараясь согреться в ожидании, когда их сменят. Все вокруг говорило о силе и мощи, а Бронуин не могла унять внутреннюю дрожь, вызванную слабостью и предвосхищением опасности.

Вдали начали звонить колокола аббатства, и девушка готова была поклясться, что расслышала голоса, радостно поющие на латинском языке о мире на земле. Она стала считать. Один, два, три… Слеза потекла по щеке. Четыре, пять, шесть… Сложив руки в жесте мольбы, Бронуин смотрела на звездную ночь. Семь, восемь, девять… О мире молила она с каждым чистым и ясным звуком песнопения, пронизывавшего небо в канун Рождества. Десять, одиннадцать…

– Да ты с ума сошла, женщина!

– От постели пахнет, как от погребального костра! Мне… мне просто тошно от этой вони!

– Тогда задуй свечи! – вознегодовал Ульрик, бурное вторжение, которого разрушило благословенную тишину, окутавшую ее.