Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В пятницу, когда ему было поручено дело об убийстве Рафаэля Морреза, он взял стенограмму предварительного допроса обвиняемых в участке, отнес ее к себе в кабинет и положил в верхний ящик стола. И вот в понедельник в это удивительно мерзостное утро он нигде не мог ее отыскать. Было уже четверть одиннадцатого, погода, по-видимому, намеревалась побить все предварительно установленные ею рекорды жары, а проклятая стенограмма провалилась неведомо куда. Пропала, и все тут. Он перерыл весь кабинет и к половине одиннадцатого, весь обливаясь потом, был уже готов выломать окно, гарантирующее от самоубийств, и выброситься на мостовую. Он позвонил коменданту и навел справки, не сунула ли по ошибке уборщица в корзину для бумаг документы из ящика. Позвонил в машинописное бюро и спросил, не забрала ли их какая-нибудь дура машинистка. Позвонил Дэйву Липшитцу: не шлялся ли кто-нибудь сегодня утром возле его кабинета. Потом обыскал кабинет во второй и в третий раз. Было уже одиннадцать часов.

Он уселся за свой письменный стол, мрачно уставился на стенку и забарабанил пальцами по столу, уже готовый сам совершить предумышленное убийство.

И вот именно в эту минуту в кабинете со стенограммой под мышкой появился этот молодой подающий надежды сукин сын Альберт Сомс.

– Прошу прощения, Хэнк, мне хотелось проверить их, так как я присутствовал при допросе в участке; вот они все здесь в целости и сохранности. Дело будет интересное и придется вам по вкусу – а приговор я могу предсказать хоть сейчас: электрический стул, друг мой, электрический стул!

Теперь, проглядывая запись допроса и раздумывая, как предотвратить следующий удар, который судьба, несомненно, готовит ему в это безумное утро, Хэнк был склонен согласиться с предсказанием Сомса.

Убийство Морреза было умышленным, а это подразумевало смертный приговор. В том же, что преступление классифицировалось правильно, Хэнк нисколько не сомневался – это подтверждалось всем, что Апосто, Рирдон и Ди Паче утверждали на предварительном допросе. В данном случае провести границу между предумышленным и просто умышленным убийством оказывалось совсем нетрудно – в отличие, например, от тех случаев, когда убийство квалифицировалось как умышленное потому, что револьвер был поднят, за двадцать секунд до выстрела.

Эти ребята, по-видимому, отправились в испанский Гарлем с заранее обдуманным намерением. Убили они не в разгаре драки, стремясь нанести только увечье. Они, несомненно, пришли туда готовые убить и полностью отдавая себе отчет в том, что они делают, жестоко и тупо набросились на первую попавшуюся жертву. Трудно было представить себе более очевидный случай умышленного убийства. Ведь даже лейтенант, первым допрашивавший преступников, мгновенно уличил Апосто и Рирдона в очевидной лжи.

Покачивая головой, Хэнк стал читать первую страницу допроса Дэнни ди Паче.

Ди Паче. Моей матери позвонят?

Ларсен. Да, этим займутся.

Ди Паче. А что ей скажут?

Ларсен. А ты как думаешь: что ей могут сказать?

Ди Паче. Не знаю.

Ларсен. Ты убил мальчишку. Так по-твоему, ей будут тебя хвалить?

Ди Паче. Это была самозащита.

На столе Хэнка зазвонил телефон. Он с неохотой отложил стенограмму и потянулся за трубкой, охваченный предчувствием чего-то зловещего. В такое невероятное утро банк мог потребовать немедленного выкупа закладной. Гудзон мог выйти из берегов и затопить его гостиную или...

– Генри Белл слушает, – сказал он.

– Хэнк, говорит Дэйв. Тут пришла какая-то женщина. Она хочет с вами поговорить.

– Женщина? – Дурное предчувствие заметно усилилось. Он нахмурился.

– Вот именно! – сказал Дэйв. – Можно послать ее к вам?

– О чем она хочет со мною говорить?

– О деле Морреза.

– Как ее фамилия, Дэйв?

– Говорит, что миссис Ди Паче.

– Мать Дэнни Ди Паче?

– Минутку. – Дэйв по-видимому отвернулся от трубки, и послушалось глухое: – Вы мать Дэнни Ди Паче? – Затем его голос снова зазвучал громко. – Да, это его мать, Хэнк.

Хэнк вздохнул:

– Что ж, я все равно собирался поговорить с ней, так что можно это сделать и сейчас. Пропустите ее ко мне.

– Есть! – сказал Дейв и повесил трубку.

Хэнк думал о предстоящей беседе без всякого удовольствия. Работая над делом, он, конечно, вызвал бы ее, чтобы получить более ясное представление об окружении мальчика. Теперь же ее неожиданный приход вывел его из равновесия. Лишь бы она не расплакалась! Лишь бы поняла, что он прокурор, обязанный защищать права граждан графства Нью-Йорк, что эти права он будет защищать так же энергично, как адвокаты – права ее сына. И все-таки он знал, что она будет плакать. Он никогда раньше ее не видел, но она мать, и она будет плакать.

Он спрятал стенограмму в ящик. Потом откинулся на спинку кресла, ожидая мать Дэнни Ди Пачи, надеясь, вопреки всему, что этот разговор не добавит лишних хлопот к и без того уже скверному дню.

Она оказалась моложе, чем он предполагал. Он понял это, как только она вошла в маленькую приемную. Когда же она вошла в кабинет и он отчетливо увидел ее лицо, его словно ударили чем-то тяжелым и твердым, он понял, что неудачи минувшего вечера и утра были прелюдией именно к этой ошеломляющей шутке судьбы. Он был так потрясен, что не мог вымолвить и слова.

– Мистер Белл? – неуверенно произнесла миссис Ди Паче. Их взгляды встретились, и на ее лице отразилось то же ошеломленное изумление. Недоверчиво покачав головой, она произнесла:

– Хэнк? – А немного погодя повторила более уверенно: – Хэнк!

– Да, – сказал он удивляясь, зачем всему этому понадобилось случиться. Он инстинктивно понимал, что его затягивает водоворот и он должен плыть изо всех сил, чтобы не утонуть.

– Значит, ты... мистер Белл?

– Да.

– Но я... Разве... Ты переменил фамилию?

– Да. Когда стал юристом, – сказал он.

Фамилию он переменил по многим причинам, большую часть которых даже не осознавал и не мог бы объяснить. Как бы то ни было, официальный документ гласил: «На основании всего вышеизложенного постановляем, что поименованные просители получают отныне и впредь, с февраля месяца, восьмого дня, года тысяча девятьсот сорок восьмого, право носить следующие имена и фамилии: Генри Белл, Карин Белл и Дженифер Белл».

– Ты прокурор?

– Да.

– И тебе поручено дело моего сына...

– Сядь, Мери, – сказал он.

Она села, он внимательно посмотрел на ее лицо, которое так хорошо знал когда-то, лицо, которое он когда-то держал в своих юных ладонях. «Жди меня! Жди меня!» То самое лицо, пусть чуть более усталое, но прежнее лицо девятнадцатилетней Мери О'Брайен: карие глаза, почти рыжие с медным отливом волосы, породистый нос и чувственный, изумительный рот, который он когда-то целовал...

Он много раз представлял себе их встречу. Представлял, как снова встретит Мери О'Брайен, и в их сердцах заговорит былая любовь – их руки соприкоснутся, они горько вздохнут о не прожитой вместе жизни и вновь расстанутся. И вот теперь они встретились – Мери О'Брайен оказалась матерью Дэнни Ди Паче, и он не знал, что ей сказать.

– Как все странно получилось, – сказал он. – Я никак не думал...

– Я тоже.

– Ну, конечно, я знал, что ты вышла замуж. Ты же мне написала и... и возможно даже назвала его, но это было так давно, Мери, что я не...

– Да, я назвала его, – ответила она. – Джон Ди Паче. Мой муж.

– Да, возможно, но я забыл.

Зато он ясно помнил все другие подробности дня, когда он получил это письмо: моросящий надоедливый дождь на аэродроме на севере Англии, рычание прогревающихся «либерейторов», белые плюмажи дыма из их выхлопных труб, аккуратные красные и голубые диагональные линии на конверте «Авиапочта», ее торопливые каракули и адрес: «Капитану Генри Альфреду Белани, личный номер 714-5632, 31-я бомбардировочная эскадрилья, военно-воздушные силы армии Соединенных Штатов, Нью-Йорк» и слова:

«Дорогой Хэнк! Когда ты просил, чтобы я ждала тебя, я сказала, что не знаю, что я еще очень молода. Но теперь, Хэнк, дорогой мой, я встретила человека, за которого собираюсь выйти замуж,– пойми меня. Я не хочу делать тебе больно. И никогда не хотела...»

5
{"b":"103835","o":1}