При малейшем намёке на опасность органы чувств обостряются гораздо сильнее, чем на поверхности. В кромешной тьме, в полном беззвучии весь обращаешься в слух, в зрение, в обоняние…
Следует отметить, что под землёй организм особенно тонко и особенно чутко реагирует на изменение среды, на разные факторы воздействия, электромагнитное излучение, к примеру, или на магнитное поле, остро регистрирует чужую энергетику, биополе и аномальные зоны.
Я всегда стараюсь избегнуть шаманства по этому поводу, но в разных, казалось бы, полностью схожих ходах и помещениях под землёй, испытываешь разные ощущения, порой столь различные, что диву даёшься. Кстати, под землёй удобно изучать механизмы адаптации человека, строить модели приспособительных процессов, выявлять закономерности, вырабатывать рекомендации.
На соседних участках внизу могут изрядно отличаться многие объективные и субъективные показатели: физическое состояние, самочувствие, настроение, всевозможная симптоматика, пульс, артериальное давление, частота и глубина дыхания, мышечная сила, рефлексы, скорость реакций и прочее, что удавалось определить.
При спусках мне весьма пригодилась моя первая профессия. Я постоянно наблюдал себя, старался найти объективные причины и закономерности тех или иных изменений, внутреннего равновесия и дискомфорта, соматических и психических отклонений. Можно предположить, что таким образом сказываются воздействие вибрации, инфра– и ультразвука, электромагнитного и инфракрасного излучения, радиации, разнообразных полей и потоков частиц, природа которых мало пока изучена, биоэнергетики, скажем, или иных, ещё неведомых факторов.
Мы почти ничего не знаем о биолокации, ядерном синтезе, сверхлёгких частицах микролептонах, и как знать, может быть исследования на разных глубинах под землёй прольют свет в этой области. Не случайно, космические частицы физики ловят на дне глубоких шахт.
Не могу отрицать под землёй явлений типа полтергейста, хотя сам ничего подобного не встречал. Да, на некоторых участках испытываешь необъяснимую тревогу, когда по неизвестной причине становишься сам не свой. Я всегда старался хладнокровно разобраться в своих ощущениях, не удариться в излишнюю рефлексию, которая парализует волю. Именно поэтому психологическая устойчивость и аутотренинг имеют первостепенное значение.
Чаще всего при возникновении подозрительных звуков или появлении в пространстве какого-то движения, тени, непонятного свечения я пытался спокойно разобраться и как правило убеждался воочию в существовании конкретной причины: где-то пробирается крыса или кошка – шуршит, глаза поблёскивают в темноте, где-то подтекает вода, где-то провод искрит – лёгкий треск доносится, жужжание, где-то грунт осыпается, гул поезда прокатился поодаль, где-то пар посвистывает на разные голоса – труба прохудилась, где-то арматура поскрипывает, капель постукивает, железо трётся, статическое электричество образуется, какие-то конструкции стонут немилосердно, готовые вот-вот рухнуть…
Да, причин для испуга под землёй хватает. А иной раз холодное мерцание или ритмично помигивающее наподобие электросварки свечение постращают изрядно. Но и этому находится объяснение: кусок жести, металлический прут или струйка воды замкнули кабель с оголённой жилой.
При каждом спуске я дотошно продумывал технику безопасности, надевал резиновые сапоги и перчатки, брал инструменты, старался не попасть впросак. И все же, все же…
Порой накатится удушающий страх, сдавит грудь, сожмёт сердце – ни охнуть, ни вздохнуть. Страх скуёт мысли, и обуяет тебя невероятная жуть, с которой не совладать.
За все годы я несколько раз испытывал под землёй приступы необъяснимого ужаса, когда и причины, кажется, никакой, но тянет, неодолимо тянет бросится на землю, сжаться, застыть, зажмурить глаза, заткнуть уши или дать деру и бежать, сломя голову, бежать без памяти, неведомо куда, лишь бы поскорее убраться прочь.
Из этого состояния выходишь с трудом – медленно, мучительно, сцепив зубы, употребив всю волю и все силы. Не дай Бог кому-то испытать.
Подобные состояния пока не поддаются объяснению. После такого приступа становится неловко за себя – тренированный, рассудительный мужчина, как ребёнок, боялся неизвестно чего.
Мне приходилось плавать на разных судах по мировому океану, и я знаю о приступах внезапного страха у моряков. Чаще всего это случалось в шторм или незадолго до его начала, когда человек не находил себе места от ужаса, а иногда терял над собой контроль и шагал за борт. Знающие люди сходятся во мнении, что таким образом проявляет своё воздействие на организм инфразвук – низкие частоты, которые издаёт океан.
Не могу судить, но возможно, колебания земной коры или подвижки больших масс грунта рождают под землёй схожий результат, создают аномальные зоны, а может причина совсем в другом, ещё неведомом.
Любопытно, что реальная, подлинная опасность никогда ничего подобного не вызывала. Обычно я неплохо владел собой, анализировал ситуацию, трезво принимал решение. Даже встречи с людьми, выказывающими агрессивные намерения – наркоманами, уголовниками не вызывали особого страха или паники. Люди чувствуют, в какой степени ты пойдёшь до конца, и если ты готов идти до конца, они остерегаются.
По натуре я человек мирный, но если решился на спуск в «преисподнюю», надо знать, что тебя ждёт. И я никогда под землёй не выпускал из рук «фомку», русский народный инструмент, который в Америке называют «свиной ножкой».
На рожон я не лез, но всегда был готов к отпору. Меня обычно не задирали, я ходил, провожаемый внимательными взглядами. Только один раз выскочивший неведомо из какой щели бледный безумец с горящими глазами неожиданно метнулся ко мне и молча, без единого звука, вскинул руку над моей головой. Я перехватил удар, и человек также молча в мгновение ока бесшумно исчез в темноте.
Мне приходилось видеть внизу автомобили, их загоняли по закрытым пандусам через подвалы и гаражи. Сосредоточенные и немногословные механики красили их, кроили-перекраивали, что-то резали автогеном, варили и стучали беспрерывно, видимо, перебивали на рамах заводские номера. Стоило мне появиться, они молча и напряжённо разглядывали меня, но я не занимался розыском угнанных автомобилей, а шёл своей дорогой – мимо и стороной.
Изредка, от случая к случаю попадались сложенные штабелями коробки с товарами, возможно, пущенная налево гуманитарная помощь, складированная для коммерческих ларьков.
Я часто встречал под землёй бездомных. Кое-где можно сносно существовать – тепло, сухо, водопровод, электричество… Я встречал бродяг, скитальцев, беженцев, встречал жалобщиков, приехавших в Москву за правдой и не имеющих ночлега.
Чаще всего под землёй можно встретить больных, спившихся людей, грязных, годами не мывшихся, едва ли не потерявших человеческий облик. Некоторые из них перестали подниматься на поверхность и валяются дни и ночи – многие вообще потеряли представление о времени суток – валяются на истлевших тюфяках, в гниющем тряпьё, среди испражнений, в тесных зловонных углах, в смрадных заброшенных тупиках, гниют заживо и умирают. Трупы людей, человеческие останки – неизбежная, к сожалению, принадлежность подземелий. Как и разложившиеся трупы животных.
Иногда внизу можно встретить стайки сбежавших из дома или из приютов детей и подростков, которые целыми днями рыщут повсюду в поисках добычи и пропитания и спускаются лишь ночевать. У них свой мир, свой язык, свой фольклор, свои привычки, воспоминания и мечты. И хотя их представления о жизни искажены и окрашены в чёрный цвет, большинство из них надеется выбраться отсюда наверх, туда, где чисто и светло.
Я говорил с ними изредка. Забытые всеми, брошенные на произвол судьбы, они, как ни странно, мечтают о доме, уюте, заботе и любви. Любопытная деталь… Частенько они грезят о своём доме в лесу, чтобы горела печь и было укромно и тепло, а за окном шёл дождь или снег. Мне всегда было горько видеть их тоскливые глаза. Подрастая, мальчишки сколачивают жестокие злобные шайки, от которых никому нет пощады, девочки пускаются в проституцию, и редко, крайне редко кому-то из них улыбнётся жизнь.