Эта низкая резная дверь в каменной стене всегда была самым тяжелым испытанием для шада. Он знал, что ждет его там, за дверью, но каждый раз долго не решался отворить резные створки. Вот и теперь он стоял, собираясь с духом, в надежде, что кошмар закончится сам собой. Улетучится. Растворится в рассветном мареве. Исчезнет, как исчезают другие сны. И… шад проснется в своей теплой постели. Накричит на толкователя снов. Прогонит прочь наложницу, согревавшую его иззябшую душу и ласкавшую весь прошлый вечер его тело. Потом подойдет к окну, распахнет золоченые створки, вдохнет влажный прохладный воздух, и ему станет хорошо. И спокойно. Будто и не было этого кошмара, который так надоел шаду за все эти долгие годы…

Но дверь не исчезла. И, значит, придется ее отворить.

Шад глубоко вздохнул, набрал воздуха в легкие, словно собрался нырнуть в бездонный омут, и толкнул створки. Дверь распахнулась. За ней была непроглядная тьма. Туда он и шагнул, нагнувшись, чтобы не разбить лоб о низкую притолоку.

Тотчас на шею шада привычно накинулась петля.

Еще три шага…

Ременная удавка сдавила шею. Это значило, что кошмар скоро кончится. Сон всегда заканчивался так: полнейшая темнота, петля на шее, удушье и… все. Можно вскрикивать и просыпаться.

Вот только на этот раз что-то было не так.

Шад все пытался разгадать, что же отличало сегодняшний кошмар от предыдущих. И вдруг уловил нечто странное, чего не могло быть здесь, в его навязчивом сне. Шад прислушался и…

Это был писк. Противный писк, который невозможно спутать ни с чем. Тонкий писк комариных крыльев.

Если бы у шада были волосы на голове, они наверняка встали бы дыбом. Неимоверная жуть сковала тело, холодом проползла по спине и мурашками разбежалась по затылку. Шад вдруг с ужасом понял, что это вовсе не сон. И, словно в подтверждение своей страшной догадки, он услышал голос:

– Твое время истекло! – И петля на его шее затянулась.

Он вцепился в удавку, стараясь хоть ненадолго освободиться от беспощадной хватки, сломал длинный отполированный ноготь о ремень, рванулся, но петля только сильнее стиснула горло. Шад захрипел, пытаясь что-то сказать своим мучителям, но не смог.

Кровавая пелена накатила на глаза…

Он упал на колени…

В шее хрустнуло…

Шад завалился набок…

Судорожно дернулся и затих.

Он уже не видел, как комната озарилась ярким светом факелов. Как невысокий молодой человек, одетый в блестящую кольчугу, подошел к его телу, присел, нагнулся, прижал ухо к груди шада, затем снял с его шеи петлю и высоко поднял ее над головой.

– Шад умер! – торжественно провозгласил он.

– Ты уверен, Якоб? – спросил его другой человек, вошедший следом, и ростом повыше, и летами побогаче.

– Да, каган, – кивнул Якоб и протянул петлю вошедшему.

– Вот и славно, – вздохнул каган, принимая удавку.

– Долгая память шаду! – крикнул молодой.

– Долгая жизнь кагану Иосифу! – подхватили пышно разодетые люди, быстро заполнившие маленькую комнатку.

– Что там с мальчишкой? – бросил Иосиф кому-то.

– Завтра его должны доставить в город.

– Должны?! – каган попробовал порвать удавку, не смог и довольно цокнул языком.

– Доставят, – ответили ему поспешно.

– Хорошо, – кивнул он и привесил удавку к поясу. – Завтра в стране появится новый шад.

Он перешагнул через распростертое на полу тело и вышел из комнатки.

Якоб поспешил за ним.

– Проследи, чтобы все было исполнено как полагается, – тихо бросил Иосиф, как только Якоб притворил за собой дверь.

– Я уже распорядился, каган, – склонил голову молодой человек. – Могильщики шада не встретят рассвета, а их убийцы едва ли доживут до полудня.

– Хорошо, – кивнул Иосиф и улыбнулся. – Нам больше здесь делать нечего. Идем.

Душная летняя ночь накрыла столицу Великой Хазарии. Город спал и видел сны, и только во дворце не сомкнули глаз. Не до ночных грез было сегодня кагану Иосифу и его приближенным.

Восемнадцать лет каган ждал сегодняшней ночи. Восемнадцать долгих лет он готовился к ней. И она пришла. Долгожданная ночь полнолуния, когда наконец-то он смог избавиться от надоевшего за все эти долгие годы соправителя.

Теперь шад умер, и к рассвету все должно быть готово к встрече нового шада.

Каган быстро шел по длинным дворцовым коридорам, на ходу раздавая распоряжения. Якоб едва успевал за ним.

Гордость переполняла молодого человека. Гордость от причастности к великому событию. Всего лишь три года назад Якоб был никем, пустым местом, никчемным отпрыском знатного, но захудалого рода, которому суждено было всю жизнь влачить жалкое существование на южных задворках великого каганата, и вот теперь он достиг невиданных высот. Сам каган сделал его своим личным телохранителем. Доверил не только жизнь, но и главный секрет государства – тайну смерти шада.

На первый взгляд все произошло случайно.

Раз в году каган оставлял государственные дела и отправлялся на охоту. Ведь даже он, отмеченный Божественной силой[2], иногда нуждался в отдыхе.

То лето не было исключением. На этот раз Иосиф решил потешить себя недалеко от древней столицы[3]. Он тайно, взяв с собой лишь десяток охранников, выбрался с опостылевшего за год острова[4].

Меньше всего кагану хотелось, чтоб его узнали. Потому он и не стал сообщать о своем приезде Семендерскому управителю, а остановился в небольшом охотничьем домике, стараясь не привлекать внимания и не поднимать лишнего шума.

– Иначе опять начнется, – ворчал тихонько Иосиф, вытянув свои длинные ноги у сложенного из черного камня очага и попивая сладкое хиосское вино из серебряной чаши. – Понабегут, сапоги начнут целовать, мордами в пыль ткнутся, задницы оттопырят. И все. Считай, пропала охота. Пропал отдых. Почестями замучат. Надоело.

Он отхлебнул из чаши, покатал на языке чуть терпковатый напиток и с большим удовольствием проглотил вино.

– Эй, Давид, – тихо позвал он начальника своей охраны и личного телохранителя, довольно улыбнулся, когда тот молнией влетел в покои и замер, смиренно склонив голову.

– Звал, каган?

– Ну? Что там у тебя? – Иосиф сделал еще один глоток.

– Неподалеку стадо архаров. Мои следопыты их выследили, – ответил Давид и сглотнул слюну.

– Большое стадо?

– Одиннадцать голов. Здоровенный козел, два молодых погодка, остальные самки.

– Хорошо, – кивнул каган. – Вели седлать лошадей.

Давид бросился вон, но резкий окрик кагана заставил его остановиться.

– Постой! – Иосиф нехотя поднялся со своего удобного сиденья, аккуратно поставил чашу на невысокий столик и медленно подошел к воину.

Давид вытянулся в струнку, стараясь лишний раз не дышать.

– Что ты там говорил? – каган взглянул на воина сверху вниз.

– Стадо архаров… – пробормотал Давид.

– Нет, – отмахнулся Иосиф, – не про козлов. Про следопытов…

– Они… выследили… – растерялся воин.

– Ты сказал – твои следопыты?

– Да, – кивнул Давид, и ему почему-то захотелось втянуть голову в плечи.

– Это не твои, – тихо прошептал каган, – это мои следопыты. – Он мгновение помолчал, а потом сорвался на крик: – Это мои следопыты! И ты тоже мой! И все здесь мое! Это моя земля, а я этой земли владетель! Понял?! – И залепил Давиду звонкую пощечину.

На щеке воина пунцово вспыхнул отпечаток кагановой ладони, он испуганно взглянул на старика, затем поспешно опустил голову, а потом бросился на колени и прижался лбом к сапогу Иосифа.

«Ну вот, – подумал каган, – и этот туда же…» – а вслух сказал примирительно:

– Ладно. Это я так… устал… – Он потер отбитыми пальцами веки и добавил: – Ступай, лошадей готовь.

– Прости, каган, – Давид осторожно коснулся губами носка расшитого каганова сапога.