Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Ну, как жизнь, молодежь? Ты все еще без общежития, Даша? Я тебя на днях вызову… Что-нибудь придумаем.

Румянец ее стал еще гуще. Покраснел даже лоб — гладкий и ясный.

— Спасибо, Дмитрий Алексеевич! Только мне ведь теперь койки в общежитии не надо… Я теперь другого буду дожидаться.

— Чего же ты теперь будешь дожидаться?

Она не отвечала, а Сугробин обхватил ее за плечи.

— Семейного общежития мы дожидаемся. Придете к нам на свадьбу?

Даша застеснялась и осторожно высвободила плечи,

— Я сплю с дедом в одной комнате, — продолжал Сережа, — а в другой мать с малышами.

— Кухня, правда, есть большая, — серьезно сказала Даша. — Однако в ней все хозяйство. Стесним, конечно,

— Надо, надо вас устроить! Кого как не вас? Правда, до осени только один дом отстроится, и тот — общежитие. Ну, да что-нибудь сообразим. Не сегодня-завтра вас вызову, вместе подумаем. С тобой, Сережа, не только о квартире пойдет разговор.

Он прошел в цех, растроганный этой парой, примоставшейся у входа в цех. От их влажных и сияющих лиц, от Дашиного узелка, от ее темной косынки на гладких золотистых волосах повеяло чем-то желанным, ушедшим или не бывшим. Собственной несостоявшейся юностью? «Я их должен устроить… Но как я их устрою?»

Гул станков уже плыл навстречу. Квадратная голова Гурова серела на бонбоньерочном фоне стен. Литейная при модельном так и не была создана. Надо было решить, создавать ли ее или влить в общезаводской цех кокильного литья, строительства которого Бахирев добивался в министерстве. Он сам еще не решил, что лучше, пришел посоветоваться с инженерами и рабочими. Советовали по-разному, и разговор поначалу шел вяло. Маленькие глазки Гурова смотрели на Бахирева подозрительно и даже с некоторым пренебрежением. «То ли дело Семен Петрович! — вспомнил Гуров. — Разве тот тянул людей за душу? Тот сам вострей других все видел… А этот что?!»

— А разрешите вас спросить, — Гуров склонил набок квадратную голову, — ли то свою кокильную, ли то общезаводскую — какое будет ваше твердое мнение и решение?

Бахирев нахмурился:

— Я затем и советуюсь, чтоб составить твердое мнение. Когда будет мнение, тогда будет и решение.

— Вот как? — вскинул брови Гуров, уязвленный резкостью тона.

— А вы как думали? Директор будет «иметь мнение», а решать за него будет няня?

«Сугробин и он! — думал Бахирев. — А что сделать? Переменить местами? Найти замену? Или обуздать этого? Заинтересовать в прогрессе, заинтересовать рублем? Как?»

— Дмитрий Алексеевич, — сказал Сережа, — нам Корней Корнеевич рассказывал. Были у нас в стране три завода на опытном экспериментальном хозрасчете. К. примеру, если рабочие дали экономию и прибыль сверх плана сто рублей, то часть этих денег идет государству, а часть — рабочим.

— Дед Корней говорит, что это до крайности способствовало прогрессу в технике, — вставил Синенький. — Отчего нельзя нам учредить такое же?

— Еще не знаю, еще недодумал, — честно сознался Бахирев. — Одно ясно: в наш внутризаводской хозрасчет должно вдохнуть живой дух. А как это сделать? Думать будем. Искать будем. Сообща.

Жилье, кокильная литейная, хозрасчет, система материальной заинтересованности — десятки нерешенных вопросов вставали на каждом шагу, и какой пустяковой по сравнению с ними казалась загадка летающих противовесов!

«Плохой боец, товарищ Бахирев! Пока еще плохой вы боец».

В девять ноль-ноль он был у себя в кабинете. Среди очередных бумаг одна бросилась в глаза. «Постановление Совета Министров СССР», — прочел Бахирев и обрадовался: «Оно. То самое». «Совет Министров-обязывает, — продолжал он читать, — все хозяйства, эксплуатирующие тракторы марки NN, произвести снятие всех восьми противовесов на коленчатых валах старой конструкции крепления».

Бахирев смотрел на квадратный лист. Вот и завершение истории противовесов. Переболели противовесами, как корью. Ушли не только они. Уходит с завода и из области то, что их породило, — зазнайство и равнодушие, бюрократизм и самоуспокоенность. Он хотел спрятать бумагу, но раздумал и положил ее под стекло: пусть лежит тут как постоянное предостережение против тех сил, которыми она вызвана.

Позвонила Москва, и Бахирев узнал старческий бас заместителя министра Бочкарева. Расспросив о делах, Бочкарев сказал:

— Ты что ж это, товарищ директор, министерствами и Госпланом начинаешь командовать?

Бахирев не сразу понял, о чем идет речь. Дней десять назад он послал в министерство и в Госплан письмо. Он указывал на то, что в течение года программу заводу меняли пять раз, и требовал гарантийного решения основных вопросов программы не позднее, чем к пятнадцатому июля.

Этот ультиматум заставил Бочкарева и смеяться и сердиться.

— До сих пор министерство и Госплан диктовали заводам сроки. Не попадался еще мне такой директор, чтобы сам диктовал сроки министерству и Госплану. «На позже пятнадцатого». Ишь разошелся директор!

— Так не я же диктую. Производство диктует! — настаивал Бахирев. — Я же только его голос передаю, поскольку он мне слышнее! Сами посудите: как нам быть? Надо же начинать двигать, а у нас руки спутаны! Остаются или нет дизеля на заводе? Пока не решены коренные вопросы, нельзя правильно решить очередные. Как вести расцеховку фондов и материалов? Как акцентировать их внутризаводское размещение? Нам же решать надо, а министерство по рукам связывает.

Бочкарев долго молча слушал его, а потом сказал:

— Ох, боюсь, заставишь ты меня, старика, пожалеть о том, что настаивал на твоем директорстве: прыток очень.

— Так не я же прыткий. Производству надо во всю прыть двигаться. Это же его голос. А я вас с давних пор за то и люблю, что вы его разговор понимаете лучше многих.

— Гляди-ка! Он уж и льстить научился! — проворчал Бочкарев и тут же отмяк. — Сегодня состоится окончательное решение. Думаю, что отстоим, возьмем у вас дизеля. — Бахирев чуть не подпрыгнул на стуле. — Зато в целом программу во много увеличим!

— Так это ж то, о чем мы мечтаем!

Инженеры уже собирались в кабинете. Вошел и Уханов, вчера приехавший из Москвы.

Преобладающими выражениями в лице и тоне Уханова были опаска и ярое любопытство. Он все еще не понимал, как могло получиться, что «хохлатый бегемот» вдруг «прыгнул выше всех». Уханов видел в Бахирева хитрейшего из хитрецов, ловко притворявшегося до времени Иванушкой-дурачком,

— Все еще здесь? — удивился он. Ему казалось необъяснимой странностью то, что новый директор сидит в своем бывшем простеньком кабинете главного инженера, тогда как давно мог, восседать в вальгановской роскоши,

Бахирев не стал объяснять, что экзотические цветы и бархатные портьеры директорского кабинета раздражали его.

— Пока здесь… — вздохнул он. — Завтра перееду. Вон выживает… — кивнул он на Рославлева, назначенного главным инженером,

«Что теперь со мной будет? — думал Уханов. — Слопает меня вихрастая бегемотина?»

Уханов ездил в Москву воевать за требования, подписанные еще Вальганом, Ему удалось отвоевать необходимый металл, но в новых станках министерство отказало, Испуганный неудачей, Уханов несколько дней назад позвонил Бахиреву, прося совета и помощи,

— Вы где, в Москве? — услышал он мрачный голос Бахирева. — Вы в Москве, а я здесь. Вот и действуйте. Ваши действия — ваш будет и результат,

«Сознательно не хочет помогать, — понял Уханов. — Все ясно: приеду—и меня, как не выполнившего важного задания, по башке». И сейчас он был уверен, что Бахирев обойдет молчанием его удачу с металлом и воспользуется случаем разгромить за неудачу со станками. Он ждал неизбежного удара.

Когда инженеры собрались, Бахирев, поговорив об очередных делах, перешел к Уханову:

— Надо сказать, что товарищ Уханов с блеском защитил металл. Договорился не только о самом металле, но и о перевозках. Если выйдем из пикового положения, то его стараниями. А что касается станков, то министерство нам отказало и правильно сделало.

Он продолжал говорить, а Уханов недоумевал. Он хорошо знал привычки Вальгана. Если речь шла об успехах, то Вальган говорил: «Я добился», или, в лучшем случае: «Наши достижения». Если же вопрос касался недостатков, Вальган тотчас находил козла отпущения и громил: «Ваши ошибки дорого нам обходятся!» К удивлению Уханова, Бахирев действовал иначе.

168
{"b":"103762","o":1}