— Постойте, постойте! Кстати, о машинах, о механизации, — перебил председательствующий. — Была у вас статья об «антимеханизаторе». Товарищ Курганов, кажется, здесь?

Курганов приподнялся. Маленький и большеголовый, он от волнения позабыл согнать с лица неуместную улыбку и неловко молчал. Председательствующий посмотрел смеющимся взглядом.

— Так вот он какой, «антимеханизатор», гроза комбайнов! Я думал — косая сажень в плечах!

Бликин почувствовал: шутка полна дружелюбия. Ничего похожего на тон реплик, которыми прерывали его. Неужели этот головастик и представляет те «силы», которые собираются ополчиться против Бликина? Несравнимость опыта, эрудиции, воли очевидна. Перед такими не пасуют! Таких просто разбивают одним решительным взмахом!

Бликин пошел наперерез:

— Товарищ Курганов руководит районом всего один год. За этот срок урожайность снизилась. Погиб на больших площадях люпин. В животноводстве поощрялись рваческие настроения.

«Закаркала ворона на беркута, — с обидой за Курганова и со злобой к Бликину думал Бахирев. — Неужели, «беркутеныш», не отобьешься?» Но беркут скорей походил на воробья — сидел, вертел круглой головою.

Бликин все набирал голос:

— Это не случайное явление, а следствие того, что секретарь райкома пренебрегает основными положениями марксизма-ленинизма. Он недооценивает, в частности, важнейшего ленинского тезиса о механизации сельского хозяйства. Голый практицизм в руководстве дошел до того, что секретарь райкома призывал заменять комбайны серпами, а на уборку картофеля советовал вместо техники посылать — свиней! Речь идет не о случайных явлениях, а об отказе от социалистической техники, от социалистических принципов земледелия.

— А вы сами видели ту пшеничку, которую убирали серпами? А знаете вы стоимость уборки картофеля в условиях этого района? Нет? Попросим товарища Зимина.

Зимин с его кудряшками, похожими на бараньи рожки, едва доходил Бликину до подбородка.

— Если не бывать в районах и не вникать в суть дела, то все просто: показатели хуже, значит работа хуже. Однако, Сергей Васильевич, вы тут говорили «о глубинной тенденции» — в боковом взгляде круглых быстрых глаз мгновенная ирония. — Эта тенденция выявляется, кстати сказать, только там, в глубине полей. А на полях этого района вы ни разу не были. Так, с точки зрения этой самой «глубинной», вот что получается. Показатели хуже прошлогоднего во всей области — год на редкость неурожайный. В Ухабинском же районе есть примечательная особенность. Несколько снизилась урожайность в хороших колхозах, а в наихудших колхозах урожаи даже повысились и выдача на трудодни увеличилась.

Бликин с пренебрежением и недоумением смотрел то на круглоголового секретаря райкома, то на Зимина с его ребячьими кудряшками: эти два «малыша» неожиданно плотно объединились и пошли против него. Председательствующий отзывался на каждое их слово.

— Значит, год неурожайный, а в слабых колхозах дела лучше, чем в прошлом году? — сказал он. — Вас это не заинтересовало? — Бликин молчал. — Вы ни разу не полюбопытствовали? Ни разу сами не выехали? Не интересно вам? А нам интересно! Мне, в частности, очень интересно, как работают «практики» вроде Курганова!. Товарища Бликина такой практицизм не устраивает. Он за общее идейное руководство! — Председательствующий говорил с гневом, сарказмом и горечью. И вдруг, повернувшись к Курганову, произнес совсем иным, дружеским тоном: — Только вы, товарищ Курганов, не обижайтесь за это название! Все мы такие же, как вы, «практики!» Все мы призваны на основе величайшей теории практически, применяясь к конкретным условиям, строить коммунизм.

Бликин ждал критики. Но чтоб так?! Чтоб на глазах у всех сознательно унизить его и в противовес ему поднять этого недоростка? Он вынул платок, вытер лоб, передохнул, взглянул на взволнованные лица, на облака за окном… Неужели это… конец? Нет! Ведь годы, годы… Столько сделано за эти годы!

Прерванный на полуслове, он молчал, как незадачливый школьник, выставленный у доски на позорище. А Зимин и Курганов поучали…

— Именно в отстающих колхозах в первую очередь разрабатывались залежи и проросшие участки возле лесов, — объяснял Зимин. — А как раз с этих участков в условиях засухи и собраны лучшие урожаи. Сильнейшие колхозы брали деловое шефство над наихудшими.

— Вы мне про эту доярку рассказывали, которая в два с половиной раза повысила удои, — с живым интересом сказал председательствующий. — Лужкова, кажется?

— Да, Анна Лужкова. Доярка наихудшего колхоза. Была замечена в хищениях. Сама сознается, что «пользовалась» и молоком и сеном. Дали ей, как у них говорят, «покоровный» план. Стали оплачивать с надоя. Помогли с кормами. Взяла шефство над нею доярка лучшего колхоза, коммунистка Лизавета Яблонева. Подружились эти Анна с Лизаветой. И вот эта самая Лужкова сама погнала своих коров на ночную пастьбу да еще мешок соли вынесла на горбу… — Курганов продолжал, — а сама стала накашивать и давать зеленую подкормку. Теперь первая застрельщица на ферме. Деловитая, отзывчивая, ну просто приятно с человеком поговорить. В партию ее принимают. Я бы и сам дал ей рекомендацию!

Бликин, слушая, сглотнул воздух. Его били какой-то Анной. Судьба этой Анны заинтересовала их. А судьба его, Бликина? Может быть, она была уже беспощадно решена ими? Нет, не до конца!

Бликин не мог не видеть, что даже те, кто говорил с резким осуждением, как бы допытывались: «Так ли ты плох, как мы думаем? Сумеешь ли ты сам понять причины своего краха?»

Среди взглядов пытливых, ищущих Бликин уловил несколько сочувственных. «Надо держаться. Совсем не разгромят. Областей много. С большой снимут — дадут поменьше».

Зимин сел наконец.

— Меня перебили, — сказал Бликин. — Я как раз хотел рассказать о сдвигах в животноводстве. Удойность в ряде районов повысилась на двадцать—тридцать процентов… Яйценоскость повысилась…

За изгородью из цифр он почувствовал себя спокойнее. Он видел, что за столом переговариваются, не хотят слушать, и все же городил, городил свою спасительную изгородь… Один из сидевших в президиуме негромко сказал:

— Если смотреть с точки зрения грамматики, так у вас все какие-то обезличенные глагольные окончания. Удои «повысились», плотина «строится», продукция «возросла»… Может быть, это не само по себе повышается, строится, вырастает? Может быть, это люди строят и выращивают?

В неторопливом вопросе — осуждение. И система работы, и ход мыслей, и даже весь строй речи — от тезисов доклада до глагольных окончаний — все было несовместимо с самим духом этой комнаты.

Проницательный Вальган раньше многих понял: «Он уже не секретарь. — И мысли сразу заметались. — Зачем я шел с ним? Я умею работать. Я люблю работать… Я мог не с ним, а в одном ряду хоть бы с этим Кургановым. — Заговорил инстинкт самосохранения. — Я не Бликин! Что он мог? Угодничать перед высшими, жать на низших? Я не он! А он потянет и меня за собой… Отмежеваться! Найти случай… Сегодня же… Здесь же…»

Он еще сильнее стиснул подлокотники кресла, еще сильнее спружинился, готовясь к прыжку, боясь упустить момент и случай.

Но Бликин еще держался. Уже не тот уверенно спокойный, знающий себе цену, каким он был вначале, и не тот возмущенный, болезненно раскрасневшийся, каким был полчаса назад, а стареющий и усталый человек с опущенными плечами и склоненным лицом. От непривычного наклона обвис подбородок, и дряблые щеки набежали на воротник. Бликин все понимал и все видел, но цепкая надежда твердила ему: «Не сегодня же… Не сейчас… Так не бывает! С сельским хозяйством в области плохо. Но промышленность! Да, хорошо, что промышленность осталась под конец! На ней я выплыву. Не все еще пропало. Не все». Отвечая на вопросы о людях, он назвал ряд фамилий передовиков сельского хозяйства и заключил:

— О людях промышленности я скажу особо. Сперва разрешите перейти к этому разделу. Я хотел начать именно с промышленности, тогда картина получилась бы несколько иной.

Снова появилась округлость фраз, привычные приливы фактов и цифр. Он выплывал, еще задыхаясь, еще вздрагивая от внутреннего озноба, но все увереннее взмахивая руками, как выплывает на верной волне человек, чуть не захлебнувшийся. Его долго слушали, не перебивая. Он поднял голову, и обвисшая было кожа снова натянулась в барственно покатом переходе от шеи к маленькому вскинутому подбородку.