– Не забыл, – он взял меня за рукав, – поздравляю!

– Спасибо большое, – вяло попытался улыбнуться я.

– Сколько тебе стукнуло? Ого! Молодец. Ну еще раз, от лица коллектива, так сказать…

– Угу, – кивнул я и буквально выбежал к лифтам. – Видел я это лицо! – буркнул я уже в кабине.

Следующие два с половиной часа я бесцельно шатался по магазину, подолгу зависая в отделах с журналами, хозтоварами и бакалее. Я думал о том, откуда взялась дурацкая традиция обязательно отмечать день рождения на работе. Родилась ли она в СССР или появилась в более позднее время? Пришла ли она к нам с Запада, вместе с корпоративной культурой? Скорее всего, она берет свои истоки со школьных времен, когда в этот день ты ходил, как ослик на мельнице, и с сожалением раскладывал по партам конфеты, считая в уме, не сожрал ли по дороге лишнего. Почему сейчас ты испытываешь особую неловкость за людей, дарящих тебе ненужные подарки, и почему сам даришь им такое же дерьмо, хотя считаешь себя лучше их? Лучше бывает, когда все сбрасываются на подарок – так хотя бы можно укрыться за коллективной скаредностью. Наверняка у компаний, торгующих подобной «день-рожденской сувениркой», небольшие обороты, ведь частота подобных покупок очень низкая. Массу говно-вещей, которые ты получаешь в подарок, ты никогда не выбрасываешь, предпочитая их передаривать. И так далее по кругу. Хотя, возможно, есть и такие, кто после офиса едет прямиком на помойку, чтобы избавиться от этого хлама.

Я купил все необходимое в последние двадцать минут. Не обращая внимания на сроки годности, выгребал из холодильников готовые салаты, набивал тележку самыми дешевыми соками, выпущенными под торговой маркой этого супермаркета, водкой под тем же бренднеймом, какими-то чипсами, «колой», подозрительными пирожными, подсохшей «нарезкой» – в общем, всем тем, что вы едите на подобных рабочих праздниках, если, конечно, вам не повезло иметь в офисе пару-тройку девиц, которые готовят салаты дома, своими руками. Впрочем, чаще всего лучше бы они этого не делали. И потом, это не имеет никакого значения и уважения никому не прибавляет.

После обеда люди снова начали подтягиваться. Я сидел, упершись руками в спинку стула, как сфинкс, и важно кивал вновь прибывшим. Они шли и шли, неся все более трешевые подарки. Большинство приходили вообще без подарков, что облегчало задачу, ибо унести все ЭТО за один прием явно не получилось бы. Ближе к пяти вечера стали появляться мои подчиненные, робко принося открытки, дешевую парфюмерию и все те же банальные ручки. В какой-то момент мне стало стыдно за свое к этому отношение – ведь все эти люди тратили пусть и небольшие, но явно не лишние деньги, учитывая их зарплату. Более того, стоило оценить то, что они помнят о твоем празднике и находят время заехать в магазин. Стоило оценить это, стоило оценить… но в голову тут же приходит жлобская мысль: «Еще бы они не помнили день рождения своего начальника!» – и волшебный мир подарков тает, превращаясь все в тот же хлам.

Улучив момент, я незаметно улизнул из пенала, прихватив iPod. Дойдя до лестницы, я услышал, как один голос спросил:

– А у кого дээр?

А второй ответил:

– Да хуй знает, у кого-то из sales. Какая разница? Мне сказали, там весело и водки много…

Чтобы случайно не встретиться с подобными гостями, я сел на подоконник, воткнулся в окно, включил плеер и, прикрыв глаза, стал слушать музыку. Интересно, сколько я потратил на сегодняшнее безобразие? И почему было так много народа, я что, стал пользоваться какой-то особой популярностью? Или мне повезло накрывать стол после значительного перерыва в подобных праздниках?

– «Как же тебе повезло, моей невесте! Завтра мы идем тратить все мои, все твои деньги. Вместе», – в наушниках согласился со мной Лагутенко. Незаметно для себя я задремал…

Nessun dorma, nessun dorma…

Tu pure, o principessa

Nella tua fredde stranza

Guardi le stelle, che tremano d’amore, —

разбудил меня чей-то голос.

Открыв глаза, я увидел бредущего в туалетную комнату Загорецкого с сигаретой в зубах.

– Ты чего, испанский знаешь? – зачем-то спросил я.

– Это итальянский, – ответил он, выпустив струи дыма из ноздрей. – Я к тому, что все дрожит от любви, чувак.

– А… – Я посмотрел на часы. – Сколько это я проспал? Час? Даже полтора!

– Какая разница, – пожал он плечами, – вечеринка твоя продолжается. Отряд не заметил ни потери бойца, ни даже повода, по какому собрался.

– А чего ты здесь куришь? Тут же дымоуловители стоят!

– Должны стоять…

– Ну да… дай сигарету!

Некоторое время мы молча курили. Наконец я спросил:

– Скажи, Загорецкий, почему день рождения самый ужасный день в году? Даже хуже, чем Новый год?

– Потому что это самый унизительный день. Тебе делают одолжение отвратительными подарками, ты делаешь всем одолжение отвратительной едой. А одалживаться всегда унизительно. В выигрыше остаются только продавцы спиртного. Мы тебе кофе-машину подарили всем отделом, – улыбнулся Загорецкий, – «Nespresso». Цвета металлик.

– Круто, – кивнул я, – спасибо!

– Ты не рад?

– Мне все равно. So sorry.

– Я знаю. Она не так плоха, если честно, – Загорецкий отвел взгляд. – Хотя я полагаю, что Нестеров ее не покупал, как утверждает. У него сестра работает в какой-то электронике. Типа «М Видео». Наверное, притащила из бракованных. На днище машины небольшая царапина.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – поинтересовался я, глядя, как уголек сигареты медленно съедает бумагу.

– Не знаю, – пожал плечами Загорецкий, – ты бы мне тоже рассказал, я уверен.

– Рассказал бы…

Повисла пауза. Мы вместе зашли в туалет. Из коридора были слышны звуки музыки. В соседней кабинке звонко капал подтекающий бачок. Отчего-то подумалось о таящих сталактитах, увиденных мною когда-то давно в научно-популярном фильме. Все как всегда было не к месту.

– Как ты думаешь, нас всех уволят до Нового года?

– Нет, – он отрицательно помотал головой.

– Не всех?

– Вообще не уволят.

– Откуда такая уверенность? – насторожился я, предчувствуя что-то нехорошее.

– У них нет выбора. На смену нам придут еще худшие персонажи, старик.

– Даже если план завалим? – с надеждой спросил я.

– План здесь давно никого не интересует. Он перестал быть даже миражом в головах топ-менеджмента.

– А что их интересует?

– Интересует, не уволят ли их самих. Еще интересует ипотечный кризис, ранние половые проблемы, неработающие жены… много чего…

– Значит, они тоже боятся?

– Только они и боятся. От них же ничего не зависит. – Он глубоко затянулся, закашлялся, и выбросил сигарету в раковину.

– А от нас?

– Тоже мало чего, если быть честным…

– Послушай, какого же черта тут происходит?

– End of days, «Последние дни империи», «Бобик в гостях у Барбоса» – выбери, что тебе больше по душе…

– Я хочу уволиться, – прошептал я, закрыв лицо руками. – Я хочу отвалить…

– Do it for your country, baby, – рассмеялся Загорецкий. – Ширинку застегни для начала.

Покраснев, я дернул молнию на брюках и направился к выходу.

– Послушай, ты сказал, что вместо нас придут худшие. А мы, выходит, лучшие?

– Не уверен.

– Ты домой, что ли, собрался?

– Угу.

– Зачем?

– Не уверен, что смогу ответить на твой вопрос…

Пауза.

– Как ты думаешь, нам назначат Нестерова?

– Если мы с тобой не уберем его раньше. Или не уберемся отсюда сами.

– Что думаешь выбрать?

Пауза.

– А ты?

– Я хочу свалить.

Пауза.

– Подожди пока. Просто не горячись.

Вернувшись к дверям пенала, я понял, что коллеги допились до коллективного прослушивания группы «Ленинград».

– «А я свой день рождения не буду справлять!» – неслось из колонок.

На припеве музыку приглушали и допевали за Шнура шепотом:

– «Все заебало – пиздец, нахуй, блядь!!!»

Шепот при этом был такой, что охранники на первом этаже наверняка краснели.