И все вокруг было наполнено запахом ее волос, ее духов, мутной невской воды и разогретых непонятно откуда взявшимся тут солнцем ступеней Исаакиевского собора. Санкт-Петербург, город державных политиков и рок-музыкантов, стал для нас городом любви. И можно было бы прибить по этому поводу табличку к одному из домов, на память потомкам, да стремительная сдача особняков под бизнес-центры делает перспективу ее сохранения весьма туманной.

А ноябрь тем временем пролетал, оставляя после себя шлейф из изъеденной ржавчиной листвы, капель дождя, скомканных пачек сигарет и смятых железнодорожных билетов Москва—Питер—Москва. Я стал выглядеть как настоящий вампир. Днем – постоянно не выспавшееся бледное существо с впалыми щеками и глубокими тенями под глазами, ночью – лихорадочно горящий взгляд, здоровый цвет лица и безумная энергетика. Ночь была моей кровью.

Самыми лучшими часами моей жизни стали часы ожидания поезда, отправляющегося с Ленинградского, а самыми отвратительными – утренние часы прибытия. Начиная с раздражающей своим скоморошеством песни Газманова «Москва – звонят колокола» на вокзале и заканчивая последней чашкой кофе – перед расставанием.

Мы сидели в «Академии» на Тверской, заканчивая завтрак. Полтора часа назад мы вернулись из Питера. Последний раз в этом году. Я размешивал сахар в кофе, когда Аня, глядя на меня сквозь стакан с газированной водой, произнесла:

– Знаешь, мне кажется, мы могли бы состариться на одной подушке…

Подняв на нее глаза, я еще энергичнее стал размешивать сахар, вращая ложку со скоростью бетономешалки. Я смотрел на пузырьки в ее стакане и чувствовал себя рыбкой, которую рассматривают сквозь стекло аквариума.

– Что? – переспросил я, хотя суть вопроса была очевидна.

– Я думаю о том, что будет дальше. Чем вся наша история закончится…

– А она должна закончиться? – Я не глядя попытался достать сигарету из пачки.

– Я очень хочу жить с тобой. – Она положила свою ладонь поверх моей. – Я люблю тебя, Саша.

– Я очень люблю тебя, – ответил я, сглотнув.

– Ты когда-нибудь думал, что со всем этим делать?

– С чем?

Это было начало того самого разговора, который непременно происходит у каждого женатого мужчины с любовницей. Внутренне ты моделировал его сотни раз, прикидывая ее вопросы и возможные варианты твоих ответов. Хотя основной вопрос, собственно говоря, был известен заранее: «Как скоро мы будем вместе?». И твоя ответная стратегия также была очевидна – успокоительное объяснение в любви и пространные рассуждения о «временных сложностях». Заверение в том, что разведешься в следующем году, потому что так больше жить не можешь. Уточнение: «будущей весной». Более детализованное: «в мае». В мае, потому что… ну, в общем, потому что в мае. И наконец обнадеживающее: «А скорее всего, это произойдет еще раньше». Ты все продумал заранее. Ты предвидел ее реакцию, отрепетировал соответствующее выражение лица. Ты настроился. Так какого же черта теперь, вместо того чтобы отвечать, ты тянешь время этими идиотскими «что?», «с чем?» и прочее?

Потому что, как бы хорошо ты ни был готов к разговору, твои ответы не имеют отношения к вашему реальному будущему. Ты боишься смотреть вперед. У тебя нет вариантов, ты просто надеешься на то, что «все как-то образуется». Но сам еще не знаешь, как. Все очевидно: ты не спишь с женой больше двух месяцев, тебя с ней уже больше ничто не связывает и ничто не держит. Ты безумно любишь другую женщину, так чего же ты боишься? Сделать шаг, принять решение, взять на себя ответственность. Есть и еще одно: разговоры. Например, с твоей нынешней женой, но ты его еще даже не начал репетировать. Ты пока не думаешь о том, «как это сделать» и когда настанет «тот день». Лучший вариант для тебя – это если бы Света однажды просто выгнала тебя из дому. Идеально, быстро. Безболезненно. Правда, потом еще нужно будет выбрать время и собрать вещи, но… это будет когда-то. Именно поэтому ты оттягиваешь первый разговор своим мычанием. Цепь последующих событий пугает своей неопределенностью. Ты слышал сотни историй о разводах и знаешь десятки возможных сценариев. Но у тебя все будет по-другому. Просто потому, что теперь тебе придется сделать это самому. В первый раз в жизни.

– Ты любишь свою жену? – пытается помочь мне Аня.

– Ты же знаешь, я люблю тебя, – говорю я, – я разведусь с ней в начале следующего года, как только этот… эта чехарда на работе закончится…

– Правда? – Она улыбается и гладит меня по щеке, но в ее глазах стоит какая-то безысходная грусть. То ли оттого, что я отвечаю не слишком твердым голосом, то ли оттого, что сигарета тлеет у меня между пальцами практически до фильтра, то ли оттого, что она неловко себя чувствует, первой начиная этот разговор.

А из динамиков звучит:

Look into my eyes, can’t you see they open wide

Would I lie to you, baby?

И молоденькая официантка, проходя мимо стола, заглядывается на нас, делает неловкое движение, отчего бокалы на ее подносе съезжают в сторону и один из них падает на пол, разлетаясь вдребезги.

– На счастье, – говорю я, – хорошая примета.

– Угу, – кивает Аня.

Разговор сворачивается, потому что «тебе нужно на работу», да и ей «пора бежать». И она уходит первой, так уж у вас заведено, а ты сидишь один еще минут пятнадцать, осторожно держа двумя руками чашку с кофе, которая еще хранит тепло ее губ. Потом ты подносишь чашку к губам и целуешь ее тонкое стекло. Тебе наплевать, смотрят ли на тебя окружающие. Потому что сегодня начался отсчет времени «до». Потому что, кажется, ты сходишь с ума…

Остаток дня я ходил совершенно потерянным, уже всерьез думая о том, что дальше так продолжаться не может. Я успокаивал себя тем, что главное – дотянуть до конца этого чертового года. Еще есть время подумать, решить, как все лучше обустроить. Так, чтобы никого не ранить. Хотя, конечно, я понимал, что чем дальше буду затягивать, тем болезненней это будет для всех.

Обстановка дома стала невыносимой. Света чувствовала: что-то происходит. С одной стороны – она приняла меры: внезапные звонки среди рабочего дня, постоянные подозрения, вопросы «с двойным дном», проверка последних вызовов с моего телефона, цепляния по каждому поводу. С каждым днем среда обитания становилась ко мне все более и более враждебной.

С другой – наши умершие было сексуальные отношения с появлением в моей жизни Ани стали неожиданно оживать. Очевидно, что инициатором этого выхода постели из клинической смерти был не я. К сожалению, я не относился к той категории мужчин, которые с одинаковым успехом спят с женой и любовницей. Чем сильнее меня захватывали чувства к Ане, тем меньше у меня оставалось желания ложиться в постель с другой. В ход шли любые оправдания: усталость, состояние сильного алкогольного опьянения, стресс, проблемы на работе, боли в животе, потянутая на лестнице нога… усталость (это уже было? Тем не менее.)

Не то чтобы Света не интересовала меня как женщина. Я не занимался с ней сексом скорее из моральных соображений. Хотя какая уж тут, к черту, мораль!

День за днем, неделя за неделей, и вот наконец мы дошли до той стадии половой жизни, когда косить приходится уже не от секса, а от разговоров о причинах его отсутствия. Эти разговоры и стали ее сексом.

Самая большая проблема была не в подозрениях и не в постели. Человек, живущий со мной в одной квартире, стал жутко меня раздражать, не давая никаких особых поводов для раздражения. Как говорит по телефону, как она открывает дверцу холодильника, как идет в ванную, как держит вилку, как… как она все еще здесь находится! Честно говоря, последние недели Света вела себя по отношению ко мне гораздо лучше и мягче, чем все предыдущие месяцы. Что раздражало еще больше.

Мой роман развивался молниеносно. Страсть, однажды появившись, подобно ядерной реакции, постоянно требовала повышения градуса чувств. В итоге за каких-то два месяца я сделал для уничтожения своих семейных отношений больше, чем иные пары делают за два года…