– Но корпорации они не мешают. – Нестеров в обычной своей манере перегнулся через стол. – Мы, знаете, давно работаем автономно. Алик, мы же старожилы, научились сами себя организовывать. И если у Львова есть проблемы, мы не хотим, чтобы они стали нашими, понимаете? Мы-то работаем, понимаете?

– Конечно, есть и у нас промахи. – Я старался улыбаться как можно шире. – Кто-то где-то подворовывает, но все в пределах нормы, за каждым мерчандайзером не уследишь!

– А Львов, ну вы же в курсе. – Нестеров развел руками. – Да, начальник, да, ответственный за департамент, но деньги-то приносим мы. Поэтому ваш аудит больнее всего бьет по нам.

– Вы ведь от работы отвлекаетесь из-за него, – сделал соболезнующее лицо Алик. – Мерчендайзеры воруют, а вы следить не успеваете, и теперь вообще целыми днями в офисе, а они еще больше наворуют, да? Вы же из-за этого их и увольняете? А Львов, ну что Львов? Да он, если разобраться, только мешает. Тем более что у менеджеров – как ты Леша сказал? – всегда есть косяки.

– Угу, – с радостью принял игру Нестеров. – И не то чтобы большие, но это как повернешь. Из любой маленькой проблемы можно раздуть одну большую, правда?

– А мы и дальше хотим работать, – кивнул Загорецкий, – на благо компании. Мы в следующем году выстрелим так, что мало не покажется. Сами рассудите. Бонусы у нас урезают, премии наш начальник частенько отменяет. Раньше было лучше, а теперь… ну как за такую зарплату можно работать? У всех ведь семьи. Да еще истерики еженедельные его выслушивать…

– Сам-то он давно не в рынке, – уныло повесил голову Нестеров.

– А! Вот оно в чем дело! – Алик громко рассмеялся. – Вот в чем народные тяготы! Вас на чем-то поймали, а Львов прикрывать не хочет? Хотя вы его задницу весь год прикрываете своим честным трудом, так?

– Не поймали еще, – вырвалось у меня. Коллеги переглянулись.

– А есть маза, что поймают? – Алик встал и открыл жалюзи. – Поймают, Исаев, обязательно поймают. Не могут не поймать, если задача так стоит.

– А она так стоит? – прищурился Загорецкий.

– Значит так, граждане уголовнички, – Алик резко развернулся к нам. – Вы тут пришли в мафию играть? Со следователем договариваться? Или Львова сдавать?

– Ну… типа… и то, и другое, – неуверенно обронил Нестеров.

– Понятно. Слушайте сюда, орлы. Аудит закончен в пятницу. Если вы про Львова хотите мне что-то сообщить, то давайте быстро и конкретно, хотя с ним, я думаю, вопрос уже решен. Там проколов выше крыши. Если о себе пришли договариваться… да?

– О себе, – отчеканил Загорецкий.

– Ясно. О себе слушайте следующее. Вы на самом деле думаете, что компания будет тратить мое время, чтобы поймать вас на воровстве пары тысяч в месяц? – (Ошибка в объемах значительно облегчает задачу, прочел я в глазах Загорецкого.) – Ты, Нестеров, не первый год замужем, должен понимать, что вас проще так уволить, по статье за опоздания и невыполнение плана. Кому вы нужны? Ты думаешь, генеральный тебя в лицо знает?

– Нет, конечно, – обиделся Нестеров.

– Ну а тогда чего вы приперлись, комбинаторы? Ребят, вы никому не интересны, если что, вас заменят в пять секунд. Чего гоношитесь-то? Сейчас сменят вам начальника, будет не Львов, а Зайцев. Захотят – поменяют команду, вместо Нестерова будет Невский. Какая разница? Что от этого меняется?

– Так и есть, – поддакнул Загорецкий.

– Конечно так и есть! А как еще? Ваша проблема в том, что вы, по-моему, окончательно сошли с ума от собственной значимости. Надо же додуматься, что вас лично кто-то проверять будет! С вами и так все ясно. Лодыри и жулики, не так?

– Так, так, – согласно закивал Нестеров.

– Ну а раз так, чего бояться? Вы же мертвые души, Нестеров! Вас как бы и нет. Графа в зарплатной ведомости. В компании шестьсот таких граф. Что меняется от того, как они называются? Шли бы лучше работать, чем многоходовые комбинации разыгрывать. Пока дают.

– Жестко. Но справедливо, – сказал Загорецкий, поднимаясь. – Спасибо, Алик. Мы тебе признательны.

– Три рубля пятьдесят копеек, – пошутил Алик. – Все, давайте, у меня еще дел до хрена.

Мы молча встали и как оплеванные потянулись к выходу.

– Слушай, Загорецкий! – Воперович чуть щелкнул пальцами. – А у вас деньги-то с собой были?

– Какие деньги? – непонимающе уставился на него Загорецкий.

– Ну вы же пришли «новостями поделиться», как Нестеров сказал. Новости-то были с собой?

– Не понимаю, Алик!

– Да все ты понимаешь.

– А нужно, чтобы новости были с собой? – с готовностью откликнулся Нестеров.

– Ладно, проехали, бездари! – Алик открыл окно и закурил. – Ничего не умеете. Даже с людьми договариваться. Как вы работаете?

– Плохо, – замычали мы.

– Сколько несли-то, давайте по чесноку. – Алик опять смеялся.

– Трешку, – скорбно повесил голову Загорецкий.

– Астрономическая сумма, – сделал Алик серьезное лицо. – Ладно, валите. Взяточники хреновы.

– Господи, почему ты помогаешь такому идиоту, как я? – вопрошал в потолок Загорецкий, стоя в курилке на шестом этаже. – Идиоту, который слушает идиотские советы кретинов!

– А если бы он предположил, что мы не двушку воруем, а десятку? – поднял палец вверх Нестеров. – Правильно сделали, что пошли. И бабки сэкономили, и новости узнали.

А я просто сидел на корточках и курил. Я был совершенно опустошен. Выжат. Будто меня положили под пресс, а потом выбросили в ящик для отходов.

– А если бы он эсбэ вызвал?

– Да Алик наш пацан!

Я слушал их разговор, будто меня здесь не было. Все было в каком-то тумане. «Вы же мертвые души, – крутилось у меня в голове. – Мертвые души». Еще один месяц прожит. Страха больше нет, есть ожидание. Томительное ожидание того, что так все не кончится. Будет только хуже.

В тот момент внутри меня что-то треснуло. То ли пресловутая фигня, которая заставляет тебя двигаться вперед и которую называют «стержнем», то ли насос, накачивающий кровь энергией, не знаю. Факт остается фактом: с того дня моя жизнь стала бесповоротно меняться. Сантиметр за сантиметром мною овладевала апатия. Реакция на окружающий мир постепенно притуплялась, я стал менее раздражительным и практически неконфликтным персонажем. Даже всегдашней моей спутнице бессоннице я окончательно наскучил, и она пропала.

Я механически ел, пил, ходил на работу, возвращался домой, занимался сексом, ездил с женой по магазинам, изредка навещал любовницу. Я пребывал в анабиозе, и единственной функцией моего организма было следовать расписанию, составленному по неведомо кем заведенным биологическим часам.

Я мог часами вести бессмысленные диалоги с коллегами и прослыл отзывчивым человеком, способным вовремя дать нужный совет. Каждую неделю, по средам, я пулял в голову подчиненных стандартный набор предложений, озвучивал одни и те же выводы, резюмировал одни и те же «тенденции», рассуждал о «перспективах», укорял за «бездействие и аморфность». Выглядело это так, будто полуистлевший труп учит работников кладбища, как лучше бегать стометровку. Я и сам не знал, что именно хочу до них донести и как закончить совещание, но судя по глазам подчиненных, они понимали мою риторику лучше меня самого. Связь начальник – подчиненные, стала работать на «ура». В конце концов не так уж плохо мы им платили, по сравнению с тем, как плохо они работали.

На моем рабочем столе стали появляться газеты типа «Большой город», или «Коммерсант уикенд», или журнал «Афиша». Я пытался вдумчиво читать. В основном ресторанные обзоры и анонсы кинофильмов. В общем, сам того не сознавая, я был в шаге от того, чтобы прослыть «продвинутым».

Я стал чаще ходить с женой в гости. Я научился обсуждать сериалы и реалити-шоу, стал ориентироваться в физиономиях селебритиз, мелькающих на последних страницах глянцевых журналов. Теперь я точно знал, когда начинаются новогодние, весенние и летние распродажи. Я больше не делал ошибок в слове депиляция. Научиться слушать чужие вопросы и вникать в смысл рассказанных историй я так и не сумел, что не помешало мне стать «интересным собеседником».