…помнится, как адвокат, в процессе Кронеберга — имея в виду доказать, что клиент его не подходит ни под одну из этих статей… — Подразумевается адвокат В. Д. Спасович и толкование им «Уложения о наказаниях» при защите Кронеберга, истязавшего свою семилетнюю дочь.

…«сократить времена и сроки». — Деяния святых апостолов, гл. 1, ст. 7.

…Левин — говорит про себя, что он сам народ. — Цитата из гл. XV восьмой части «Анны Карениной».

Этого Левина я как-то прежде, говоря об «Анне Карениной», назвал «чистый сердцем Левин». — Левин назван так в февральском, выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. (см. с. 66).

…что «такого непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть». — Слова в кавычках принадлежат Константину Левину, выражающему, по замечанию Достоевского, точку зрения самого Толстого (см.: «Анна Каренина». Ч. 8, гл. XV).

. Взгляд его, впрочем, вовсе не нов и не оригинален. Он слишком бы пригодился ~ людям далеко не последним по общественному положению… — Здесь и выше можно подозревать выпад Достоевского против петербургского либерально-западнического «Вестника Европы». В напечатанной в этом журнале статье «Еще несколько слов по южнославянскому вопросу» были такие полемические строки: «Одним из заблуждений воинствовавшей печати было, между прочим, что свои славянские идеи она, не задумываясь, объявляла идеями русского общества, народа, России, — когда <…> не имела на это никаких достаточных оснований. В самом деле, откуда знала печать о настроениях и желаниях России <…> мы, при настоящем нашем знании народной жизни и при трудности сближения с ней, не можем говорить ничего решительного о взглядах народа на такие далекие и мудреные предметы, как славянский вопрос. <…> Всего менее воинствующая печать компетентна была говорить о „России“, которую, собственно говоря, могла, представлять только правительственная дипломатия…» (Вестн. Европы. 1877. № 3. С. 374–375, подпись А. П.). Достоевский мог намекать на А. Н. Пыпина, автора этой статьи, или на редактора «Вестника Европы» — профессора М. М. Стасюлевича.

…утверждают многие — что в лице Левина автор во многом выражает свои собственные убеждения и взгляды, влагая их в уста Левина чуть не насильно и даже явно жертвуя иногда при этом художественностью… — Возможно, подразумевается статья О. Ф. Миллера «Гениальная маниловщина» (Нов. время. 1877. 29 авг. № 539), в которой есть такие строки: «Увы! Левин в этой книжке окончательно играет роль хора в древней трагедии: устами его, очевидно, говорит сам гр. Л. Толстой. В книжке „Ясной Поляны“ он являлся учащимся у самого народа, как и чему учить народ; в лице Левина он воображает себя воспринимающим от народа ту простую высшую мудрость, которая сразу дает ему то, чего не могла ему дать ни положительная наука, ни отвлеченная философия!».

…весною поднялась наша великая война для великого подвига… — Война с Турцией формально началась в день объявления царского манифеста 12 апреля 1877 г.

…несмотря на все временные неудачи… — Подразумеваются главным образом три попытки русской армии (в июле — августе 1877 г.) овладеть превращенной в турецкую крепость Плевной. Во время этих боевых действий русские войска понесли серьезные потери. Неудачи под Плевной заставили русские войска отступить с болгарской территории южнее Балкан и укрепляться на Шипкинском перевале.

…Европа — должна не верить тому, о чем объявили мы ей, начиная войну… — Подразумеваются строки из царского манифеста 12 апреля 1877 т.: «Всем <…> известно то живое участие, которое мы всегда принимали в судьбах угнетенного христианского населения Турции. Желание улучшить и обеспечить положение его разделял с нами и весь русский народ, ныне выражающий готовность на новые жертвы для облегчения участи христиан Балканского полуострова…». Далее в манифесте говорилось о том, что Россия вступает в войну, исчерпав все мирные средства воздействия на Турцию, оставшуюся «непреклонною в своем решительном отказе от всякого действительного обеспечения безопасности своих христианских подданных…».

«Великий восточный орел взлетел над миром, сверкая двумя крылами на вершинах христианства»… — Неточная цитата из «Предсказания» Иоанна Лихтенбергера, которому посвящен специальный параграф первой главы «Дневника писателя» за май — июнь 1877 г.

…поступок России — принимается Европой ~ за варварство «отставшей, зверской и непросвещенной» нации… — Достоевский отзывается на антирусские корреспонденции. Сообщая о злорадных толках триестинских немцев о «бессилии России», о «ее военной несостоятельности», корреспондент «Московских ведомостей» резюмировал: «Всё это мои почтенные спутники пережевывали с большим аппетитом, припевая к каждому доводу: „Россия страна дикая, варварская, и европейской цивилизации грозит серьезная опасность“» (Моск. ведомости. 1877. 21 июля. № 182. Анонимный очерк «По берегам Далматии»).

…способной на низость и глупость затеять в наш век что-то вроде преждебывших в темные века крестовых походов… — Здесь очевидна полемическая реакция Достоевского на скептические суждения о христианской миссии царской России на Балканах, высказывавшиеся английской печатью. Возможно, Достоевский полемизирует с анонимным автором «Журнальных заметок» в журнале «Дело», представлявших собою рецензию на первые четыре номера «Военного сборника» за 1877 г. и первые три выпуска «Дневника» за тот же год. «Если верить всему тому, что пишут наши российские публицисты, — отмечалось в этой рецензии, — то можно подумать, что наступили времена крестовых походов. А между тем, если б „Военный сборник“, кроме голого изложения исторических фактов, поискал в их внешней шелухе более существенного содержания, то он увидел бы, что идея теперешней войны далеко не та, какой ее выкликают г-н Суворин и г-н Достоевский» (Дело. 1877. № 6. С. 57). Далее рецензент писал о Достоевском: «Какой чудак-мечтатель! Мечтатель потому, что до сих пор верит в возможность крестовых походов, в то время как Европа уже давно пережила период религиозного воодушевления, а в России он и не бывал; насущные же потребности нового времени и переворот, созданный в жизни народов новейшими изобретениями, дали всему европейскому и русскому мышлению совсем иной характер…» (там же. С. 63, 64).

Даже друзья наши, отъявленные, форменные, так сказать друзья, и те откровенно объявляют, что рады нашим неудачам. Поражение русских милее им собственных ихних побед, веселит их, льстит им. — Под «форменными» друзьями Достоевский иронически подразумевает Австро-Венгрию и Германию (о чем свидетельствует намек на «собственные ихние победы» во время франко-прусской войны), с которыми в 1873 г. Александр II заключил так называемый «союз трех императоров».

Нам отвечают они, что всё это лишь исступленные гадания, консульсьонерство, бешеные мечты, припадки, и спрашивают от нас доказательств, твердых указаний и совершившихся уже фактов. — Есть основания полагать, что здесь, продолжая полемику с анонимным автором «Журнальных заметок», напечатанных в «Деле», Достоевский пользуется определениями и фразеологией своего оппонента, но несколько их гиперболизирует. Так, автор процитированных выше «заметок» (см. с. 232) неоднократно называл Достоевского мечтателем. Рецензент «Дела» писал также о «Дневнике»: «Г-н Достоевский вовсе и не подозревает, что в его мечтаниях решительно нет никакого фактического содержания, и мыслит он не реально, а Бог знает как — хоть святых вон выноси» (Дело. 1877. № 6. С. 63).