– Не совсем так, – не слишком охотно отозвался генерал. – Нам пришлось… э-э… Пришлось выполнять служебно-боевую задачу на той самой малой планете. И мои люди не поленились обратить внимание на, так сказать… на некую странную субстанцию.

– Поразительно, – покачал головой Марциони. – Я просто не перестаю удивляться вам. Академик готовится к конкурентным войнам, генерал занимается космогеологией… Чем еще удивите? Вот эта девушка, – он кивнул на Тасю, – она не инопланетянка?

– Нет, Тасечка – наша, – ласково улыбнулся академик. – Она научный сотрудник, мой личный референт. Впрочем, у нее здесь много обязанностей…

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Марциони, откровенно оглядев Тасю с ног до головы.

– И еще, что касается военных, – добавил академик. – Именно люди генерала Бетховена в настоящее время обеспечивают нас образцами геоплазмы. Хочу сказать, как раз сейчас одна из оперативных групп выполняет эту опасную и непростую работу.

– Да уж… – качнул головой Марциони. – А скажите мне, уважаемый господин ученый, отчего же вы пришли именно ко мне? Почему не стали действовать через вашу Академию наук, например? Через Агентство внеземных изысканий?

– Если б я захотел все потерять и все испортить, непременно опубликовал бы доклад, – зло усмехнулся Ступич. – Вам прекрасно известно, что существует две разные науки. Одна – чистая фундаментальная наука – это как раз мы, я и моя группа. У нас паршивое финансирование, абстрактные задачи, собачья работа, мы годами не видим родных. Я, к вашему сведению, единственный летающий академик… А есть еще прикладная наука. Она занимается заведомо выгодными и окупаемыми проектами, она берет платные заказы у частного капитала и, по большому счету, подгоняет истину под необходимый результат. Так вот, стоит нам, фундаменталистам, откопать что-то мало-мальски практичное, это сразу отдают прикладникам. Все, что нам достается, это упоминание в малоизвестном журнале.

– Вот как, – усмехнулся Марциони, – решили, стало быть, потешить самолюбие.

– Я же знаю, как все будет. Стоит мне объявить о неорганической материи с ментальной восприимчивостью, меня прежде всего поднимут на смех. А высмеивать у нас любят и умеют. Такое клеймо приложат, что не отмоешься.

– Но ведь есть доказательства, – осторожно заметил Марциони.

– Конечно, есть. Только этого никто не заметит. Материалы исследований уйдут в другие руки, а я так и останусь посмешищем.

– Да неужели в науке царят такие нравы? – покачал головой Марциони.

Ступич тяжело вздохнул.

– Скажите, на вашем яхт-рейсере установлен безотносительный компас-привод?

– Естественно, без него как без рук.

– Полагаю, вы представляете, на каком принципе основано его действие. А знаете, кто первый исследовал и описал свойства дуалистической связи расщепленных нейтронов?

– Да неужели вы, Арго Маратович?

– Ну, не я… Не я, а мой ученик. Такой же, как я. И что в остатке? Прибор сегодня установлен на каждом втором космическом аппарате, лицензии на производство проданы в три десятка освоенных миров. А первооткрыватель по-прежнему торчит на орбитальном фазотроне и в жизни видит только это! – Ступич в сердцах оттолкнул свою тарелку с искусственной пищей.

Гость с любопытством взглянул на академика.

– Не нервничайте, пожалуйста. Если у нас дела заладятся – пригласите ученика к себе, пусть и он деньжат подзаработает. Главное – верить в удачу. Le succes sourit auc courageux.{Удача любит смелых<I} (фр.)</K>.>

– Конечно, – академик слабо пожал плечами. – Конечно, я верю в удачу. Что мне еще остается? Только верить и – работать.

За столом вдруг установилась тишина. Гость что-то обдумывал, и никто не смел нарушить молчание.

– Вот что я вам скажу, дорогой мой Арго Маратович, – произнес он наконец. – Денег я вам дать не могу.

– Как?! – оторопел Ступич. – Но… но почему?

– Потому что вы действуете в обход закона и общества, и неизвестно, какими неприятностями это грозит.

– Но я же вам все объяснил! – Ступич вскочил.

– Не пугайтесь, – Марциони насмешливо посмотрел на него. – Сядьте и выслушайте. Я не могу принять официальное участие в финансировании столь неофициального проекта. Я еще не ушел из политики, а репутация – единственное, что не купить за деньги. Здесь пахнет большими суммами, которыми не удастся ворочать незаметно. Я подумаю, как привлечь сторонние средства к вашей работе, но до поры до времени мое имя не должно фигурировать рядом с вашим.

– И что это означает?

– Да, в общем, почти ничего, – пожал плечами гость. – Разве что подождать вам придется чуть дольше, чем вы рассчитывали. Так что экономьте оставшиеся средства. Ну, кое-что по мелочи я вам подкину – чтоб не сидели голодными. И не забывайте про секретность.

– Это моя компетенция, – солидно заметил Бетховен.

Гость встал.

– И еще. Я желаю быть в курсе всего, что делается по проекту. Не удивляйтесь, академик, если через какое-то время я пришлю своего человека, от которого у вас не должно быть никаких тайн. Оформите его хоть мойщиком пробирок, чтоб не болтался без дела, – Марциони усмехнулся. – Я свяжусь с вами через две недели. Надеюсь, порадуете новыми результатами. Ну и я вас чем-нибудь порадую…

Четыре часа я просидел в кабинете для допросов, пока дожидался дознавателя. Наконец он, точнее, она пришла: полненькая черноволосая девушка с усталыми глазами. Она была очень хорошенькая, свеженькая, как пирожок. И мешковатая форма поисково-спасательной службы ее почти не портила.

Но меня ее красота ни на что не воодушевляла. Я был не в том состоянии, чтобы кокетничать с девушками. И мне было совершенно наплевать даже на то, что она видит меня в столь неприглядном виде.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она меня. – Вы способны отвечать на вопросы?

– Не вполне, – ответил я, с усилием выдавливая слова.

А сам подумал: «Здравствуй, Новый Мельбурн, с твоим безудержным гостеприимством. Продержать человека чертову уйму времени в холодной кутузке, не предложив даже стаканчик кофе, а потом цинично поинтересоваться самочувствием…»

– Может быть, вам нужен врач? – спросила девушка.

– Не думаю, что это поможет.

– Как угодно. Я – сержант Котарян, старший инспектор-дознаватель поисково-спасательной службы Нового Мельбурна. Назовите, пожалуйста, свое имя, гражданство и предоставьте любые подтверждающие документы.

– Уильям Гаусс, Солнечная Федерация. Здесь документы, – я предъявил запястье с биометрическим чипом. Девушка кивнула и придвинула ко мне смарт-планшет, чтоб я приложился к нему своим чипом.

Нельзя сказать, что я солгал. Уильям Гаусс – мое почти настоящее имя. По крайней мере, оно совпадает с данными чипа. Другое дело, если она вздумает проверять мою личность через базы данных… Но до этого дойдет не сразу. Чипам обычно верят.

– Вы хорошо помните события последних дней?

– Большой точности не гарантирую, – с сожалением признался я.

– Что ж, поговорим о том, что помните. Итак, ваше судно – спасательный бот неизвестного типа – было обнаружено за орбитой Сигмы, в зоне ответственности Нового Мельбурна. Зафиксирован универсальный сигнал бедствия. Вы официально признаны потерпевшим бедствие и обязаны отвечать на вопросы представителя спасательной службы. Вам ясна позиция?

Я поморщился. Слишком много слов. Но все же кивнул – в принципе, все ясно.

– При каких обстоятельствах вы оказались на борту спасателя?

Я тяжело вздохнул. Что рассказать этой милой доверчивой девочке?

Как я валялся на поверхности Луны-один, впитывая кровью последние молекулы кислорода и уже чувствуя в ногах подступающий космический холод. Как желтый туман плыл перед глазами, а голова болела так, словно ее зажимали в тиски. Как чувство реальности растворялось в мертвой темноте, подобно воде на горячем песке.