– Ничуть, – жизнерадостно откликнулся герцог. – Веснушчатый носик – это главный козырь в антураже. Все мы знаем, почему вмешивается вдовствующая герцогиня. Если не так-то просто будет убедить их в том, что я именно тот, за кого себя выдаю, то Клеона на самом деле такова, какой кажется, – простосердечная, безыскусная английская мисс, широко раскрытыми глазами взирающая на Первого консула во всем его величии.

– Черт возьми, Сильвестр, нельзя втягивать Клеону в эту ложь! Предстоит вовсе не театральное представление в Челтнеме,[54] сам знаешь. Если я не ошибаюсь, дело может оказаться чертовски опасным.

– Я знаю, – коротко ответил герцог. – Вот почему ты поедешь со мной. Если кто и в состоянии учуять ловушку на расстоянии пятидесяти ярдов,[55] так это ты, Фредди!

– Премного благодарен, – с удовлетворением ответил – Фредди. – Но у меня дела, и я не собираюсь их откладывать.

– Спорить бесполезно, – спокойно отозвался герцог. – Я уже написал Питту, что ты едешь с нами.

– Ах, вот как? – произнес Фредди. – Проклятье! Сильвестр, ты много на себя берешь.

– Извини, Фредди, – сказал герцог. – Мы отправляемся в девять утра. Предупреди Энтони и Чарльза. Весь день я пытался связаться с ними, но Хорек ходил за мной по пятам.

– Не нравится мне это, и все, – заявил Фредди. – Могу поклясться, все мы еще пожалеем, что ввязались в это дело.

– Может быть, – ответил герцог. – Но мы приложили столько усилий, чтобы добиться этого. И вот теперь, когда задуманное свершилось, я буду рад предпринять хоть какие-то действия. Мне смертельно надоело каждую ночь просиживать с Чарльзом и Энтони за карточным столом. Ты когда-нибудь замечал, как у Энтони подергиваются веки, когда он выигрывает?

– Ей-богу, Сильвестр, ты – само хладнокровие, – перебил его Фредди. – На твоем месте я бы сейчас готовил оружие. В этой поездке придется не только ручки целовать, и ты прекрасно знаешь это!

– Да, знаю, – спокойно сказал герцог. – Вот почему я чертовски рад, что больше не придется бездельничать. Собирайся, Фредди. Возьми лучшие наряды да постарайся припомнить свой французский, старина. Ты всегда говорил на нем ужасно, даже когда мы были в Итоне.

– Вот что я скажу тебе, Сильвестр, – с достоинством ответил Фредди. – Если ты рассчитываешь на своих друзей, то мог бы, по крайней мере, постараться вести себя поучтивее.

– Черт возьми! – воскликнул герцог. – А ты мог бы, по крайней мере, хоть как-то отреагировать. Нас ждет чертовски трудное дело, все мы знаем об этом. Мне б только взглянуть на этот список, большего я и не желаю.

– Можно мне сказать тебе кое-что?

– Конечно, – ответил герцог. – Говори.

– Я не верю, что у тебя есть хоть один шанс увидеть список или услышать хотя бы одну фамилию из него, – твердо произнес Фредди. – Об этом они не скажут ни слова. Может, тебе и удастся войти к ним в доверие, но не до такой степени.

– Ты пытаешься остановить меня, – сказал герцог, – но заявляю тебе, Фредди, именно здесь и сейчас: я достану этот список, даже если придется всунуть голову в петлю.

– Ставлю пятьсот фунтов против двух твоих вороных жеребцов, – предложил Фредди. – Идет?

– Идет, – согласился герцог. – Если со мной что-нибудь случится, они все равно твои. Я написал сегодня об этом моему поверенному.

– Ты серьезно? – спросил Фредди. – Черт тебя побери, Сильвестр, такая щедрость ни к чему. И ни к чему говорить так, будто в ближайшие сорок лет ты можешь отправиться в мир иной. Ей-богу, от таких разговоров мне не по себе.

– Извини, Фредди, – сказал герцог. – Но я все-таки принимаю твое пари! Однако учти, я не намерен расставаться со своими лошадьми!

– Да ты и впрямь хладнокровный человек, – заметил Фредди. – Ну, а теперь, раз я вынужден ехать с тобой, ты же прекрасно знаешь, что у меня духу не хватит сказать Питту, что я отказался, отправлюсь-ка я домой и заставлю своего камердинера уложить вещи. Полагаю, у тебя хватит места для багажа.

– Хватит, – подтвердил герцог. – Мы с тобой поедем в фаэтоне и попробуем добраться до побережья, побив рекорд принца.[56] Кстати, каков он? Четыре часа тридцать минут?

– Что-то вроде этого, – ответил Фредди.

– Бабушка и Клеона поедут в карете ее светлости, а слуги и багаж последуют за ними в другой карете. Разумеется, мы окажемся на месте задолго до них, так что у нас будет время предупредить капитана о скором отплытии и устроить еще одно-два дельца. Кстати, нужно заехать за Хорьком в Челси.[57] Придется тебе развлекать его, чтобы он не слышал того, что ему знать не положено.

– Боже правый! Он что, едет с нами? – воскликнул Фредди. – Не дает тебе сорваться с крючка, верно?

– По-моему, он совершенно уверен, что прочно прибрал меня к рукам. Фредди, у меня есть тост. За Францию, и пусть она обойдется тебе в пятьсот фунтов!

Наступило короткое молчание, а затем голос Фредди произнес:

– За Францию, и дай Бог мне не выиграть твоих коней, Сильвестр!

Внезапно раздался звон, заставивший Клеону вздрогнуть. Она догадалась, что мужчины бросили бокалы через плечо, и те разлетелись на мелкие кусочки. После этого они, должно быть, вышли из комнаты, ибо их голоса, толкующие о чем-то обыденном, зазвучали в отдалении и постепенно стихли.

Опомнившись, Клеона с раскаянием поняла, что подслушивала. Причем подслушивала намеренно и долго. Ей было стыдно за себя, но любопытство оказалось сильнее прочих чувств. Что все это значит? Что происходит? Один за другим в голове у нее родилось с дюжину различных вопросов, неразрешимость которых почти оглушила ее, лишая возможности подумать над ответами.

По узкой лестнице Клеона быстро вернулась наверх. Пока она поднималась, ее охватил страх: что, если она случайно захлопнула дверь и теперь не сможет выбраться? К счастью, потайная дверь оказалась открытой. Очутившись в спальне, она торопливо захлопнула ее.

На площадке перед спальней было пусто; никто не видел, как Клеона впорхнула обратно в свою комнату. Она постояла, прислонившись спиной к двери, затем медленно прошла через всю комнату, поставила свечу на бюро и, опустившись на коврик перед камином, прижала пальцы ко лбу.

Слово за словом она постаралась восстановить в памяти подслушанный разговор, но трудно было припомнить все сказанное. Ясно было одно: герцогу грозила какая-то опасность, навстречу которой он шел намеренно, разыскивая какой-то непонятный список. Но какой? И что могло быть в этом списке?

Во всяком случае, Фредди это знал, но не хотел ехать, пока герцог не упомянул имя Питта. Сначала Клеона не могла сообразить, кто это; затем точно молния сверкнуло: бывший премьер-министр! Блестящий молодой человек, который ушел в отставку и вернулся к себе в поместье, где теперь сажает яблони! Ну конечно, мистер Уильям Питт[58] был премьер-министром все годы, пока шла война с Францией.[59]

Она слышала, как один из приятелей ее отца говорил, что с наступлением мира Питту наскучила служба. Вот почему он уступил свой пост Аддингтону, своему ничем не примечательному протеже, которого никто особенно не желал видеть в этой роли.

Клеона напряженно думала. Что ей известно о мистере Питте? Она вспомнила, что как-то раз у них дома обедал член парламента от местного округа, старый друг отца, с которым тот учился в Оксфорде. Весь обед разговор шел только о политике. Девушке было довольно скучно; тем не менее, она прислушивалась к разговору, поскольку ее мать часто повторяла, что хорошие манеры требуют «выказывать интерес к тому, что интересует других».

Закрыв глаза, Клеона мысленно перенеслась в тесную, бедно обставленную столовую родного дома.