Научно-техническая революция — неотъемлемая составная часть великой освободительной социальной революции. В одинаковой мере заблуждением являются как попытки «правых» подменить социальную революцию технологической, так и наивная вера «левых», будто социальная справедливость и изобилие, которые призван осуществить коммунизм, могут быть достигнуты помимо и вопреки научно-техническому прогрессу. Ибо в этом последнем случае следовало бы признать, что все социальное зло на земле лишь следствие насилия и обмана, а благосостояние и справедливость были достижимы уже в древности.

Научно-техническая революция на современном капиталистическом Западе сопровождается резким обострением экономических и социальных противоречий, а также поляризацией взглядов на будущее. Широким распространением, особенно в США, во Франции, ФРГ и Японии, пользуются различные радикальные течения в политике и идеологии, получившие собирательное название «новых левых». Отношение «новых левых» к научно-технической революции и социальному прогнозированию тем более заслуживает внимания, что они претендуют на роль наиболее последовательной и непримиримой оппозиции государственно-монополистическому капитализму. Социальные взгляды «новых левых», в том числе оценка ими перспектив общественного развития, отражают настроения известной части интеллигенции, подрастающего поколения и в особенности студенческой молодежи, которым предстоит не только жить в будущем обществе, но и играть все более активную роль в его создании.

Движение «новых левых», как известно, крайне неоднородно и в социальном отношении, и тем более по идейно-политической ориентации. Оно опирается на две весьма специфические группы населения: с одной стороны, на тех, кто отвергает идеалы так называемого «потребительского общества» (это часть пролетаризующейся интеллигенции, вступающей в самостоятельную жизнь молодежи и особенно студенчества), а с другой — на тех, кто отвергнут этим обществом и обречен в нем на бедственное положение вследствие целого ряда факторов (например, негры в США, иностранные рабочие в ряде стран Западной Европы, различные социальные и национальные меньшинства). Этот во многом эфемерный союз «отвергающих» и «отвергнутых», по образному выражению Нормана Бирнбаума,[87] конечно, не является той социальной силой, которая сама по себе способна изменить общество. Как ни активны отдельные образующие это движение социальные группы, они все же составляют незначительное меньшинство в населении развитых капиталистических стран. Главная же слабость «новых левых» состоит в неустойчивости тех групп, на которые они в основном опираются: расовые и национальные меньшинства в конечном счете классово неоднородны и стремятся скорее к интеграции в основную массу населения; студенты — это в некотором смысле «переходное состояние» на жизненном пути человека. Собственно говоря, только идейная и политическая солидарность с основной массой трудящихся и прежде всего с рабочим классом может позволить «новым левым» повлиять на ход событий, на перспективы общественного развития.

Вместе с тем политический экстремизм и идейная непоследовательность значительной части «новых левых» обрекают их на изоляцию в обществе и историческую бесперспективность. Отдельные представители радикально-экстремистского движения, искренне стремящиеся вывести своих последователей из обездоленных негритянских гетто и привилегированных университетских городков, нередко тут же пытаются заточить их в своего рода «идеологическое гетто» экстремизма и сектантства.

Среди «новых левых» имеют хождение различного рода нигилистические, а нередко и прямо апокалипсические настроения в отношении будущего, свидетельствующие об их теоретической беспомощности и политической слабости. Подавленные перспективой предельно рационализированного и бюрократизированного «технологического общества», они, как правило, оказываются не в состоянии противопоставить ему сколько-нибудь привлекательный и конструктивный идеал будущего. Их резко критическое, во многом оправданное отношение к футурологии перерастает в категорическое осуждение социального прогнозирования вообще, в отрицание самой возможности научного предвидения поступательного развития общества. Тем самым крайне левая позиция в политике сочетается с ультраконсервативными теоретическими взглядами. Красноречивым подтверждением тому может служить статья Ганса Коха в журнале «Курсбух», популярном органе «новых левых», который издает в ФРГ с 1965 года немецкий поэт и общественный деятель Ганс Магнус Энценсбергер.

Усматривая в футурологии всего лишь изощренную апологию капитализма, Кох пишет: «Футурология является социально-техническим методом генеральной стратегии планового капитализма, методом предотвращения кризисов. Футурология, поскольку она не хочет быть ни критической, ни политической, предназначена для идеологического оправдания такого порядка, который предпочитает быть завуалированным во все новое и при этом оставить все по-старому».[88] От-казываясь проводить различие между буржуазно-апологетическим и социально-критическим направлениями в футурологии, он пытается обосновать сектантский взгляд на нее, согласно которому футурологические концепции тем опасней и вредней, чем критичнее они относятся к капиталистическому обществу. Более того, будучи не в состоянии противопоставить свои конструктивные представления о будущем «неокапитализму», он ополчается на самый метод альтернатив, как, впрочем, и на все остальные методы и технику социального предвидения, включая экстраполяцию, моделирование, экспертные оценки и т. д. Реальная проблема возможности и пределов предвидения общественного развития подменяется им риторическими вопросами: не лежит ли в основе любых проектов будущего неизменный силуэт настоящего? Не являются ли модели будущего, полученные с помощью альтернатив, модификацией проблем сегодняшнего дня?

В результате Кох приходит к пессимистическому выводу: «Проект альтернативного будущего должен разбиться не только об огромное количество переменных; он разобьется о бесперспективность футурологии, о ее слепоту в отношении настоящего. Находясь в плену сегодняшнего дня, нельзя найти средств, с помощью которых можно было бы добиться изменений в будущем». В конечном итоге социальное прогнозирование, развитие которого продиктовано объективными насущными потребностями общественного развития в современную эпоху, объявляется Кохом очередной идеологической мистификацией, предпринятой реакционными силами с единственной целью ввести в заблуждение общественное мнение, а все концепции будущего — беспочвенными мифами.

Взывая к социальному обновлению, такого рода теоретики не могут предложить никакой реальной программы его воплощения в жизнь. Перед лицом неприемлемого для них будущего они уподобляются страусу, зарывающему свою голову в песок, и даже ставят себе в заслугу пренебрежение долговременными перспективами своей собственной борьбы. И, как естественное следствие такой позиции, их справедливое возмущение «уготованным будущим» нередко выливается в стихийный бунт против будущего вообще, отдаленно напоминающий движение луддитов против машин на заре промышленной революции.

Апологии государственно-монополистического капитализма в долговременных футурологических концепциях «новые левые» противопоставляют не теоретически обоснованную программу борьбы за лучшее будущее, но культ непосредственности и повседневности, стихийную реакцию на события. Тем самым один из основных пороков движения «новых левых» сознательно возводится ими в некую политическую добродетель.

Это придает радикальному движению молодежи анархическую окраску, тем более что такие настроения разделяются даже его руководителями. Так, Тодд Джитлин, в прошлом председатель организации «Студенты за демократическое общество», отмечал, что, хотя «ориентация на будущее была отличительной чертой каждого революционного, а также в этом смысле либерального движения за последние полтора столетия», тем не менее «новые левые» испытывают «недоверие к будущему». Перечислив затем доводы против систематического и последовательного изложения представлений о будущем, он в конце концов откровенно заявил: «Мы оказались неспособными сформулировать будущее». В большинстве случаев, однако, «новые левые» не хотят в этом признаться даже самим себе. Кичась своим пренебрежением к тому, каким станет общество в результате «радикальной революции», к которой они призывают, они уповают на «естественный ход событий» и считают дурным тоном составлять заранее даже повестку дня для очередного собрания или митинга.