Конечно, нельзя дать гарантию. Юлий Цезарь пошел на смерть ради сохранения римской свободы, но смерть его была напрасна: ни Брут, ни Кассий, ни Цицерон к власти не пришли, а из гражданской войны, ради отмщения за него начатой Антонием, вылупился первый реальный тиран, уже император, хотя по форме и «princeрs», Август. Октавиан Август, приемный сын, наследник, столь же близкий к названому отцу по духу, как Путин к Ельцину. История циклична и замкнута, и в этом сложном пространстве полно мостиков, переулков и спиралей. Можно и обратно прийти. По крайней мере российская история – колесо, а мы там играем роль белок.
Все случилось традиционно. Народовольцы не раскаялись и получили свой эшафот. Казнь была публичной, студенты пытались приветствовать смертников, «охотнорядцы» их за это били, а гуманные люди падали в обморок (не надо ходить на казни смотреть). Много семян ненависти и мести упало в холодную северную землю. Впрочем, одного из убийц Александр все-таки помиловал, но об этом, кажется, все забыли. Ведь по делу 1 марта судили еще Гесю Гельфман. Она была беременна, хотела скрыть все от суда, чтобы умереть вместе с товарищами (еще одно доказательство, что эти люди не знали страха и репрессиями их нельзя было остановить). Ее выдала судьям Софья Перовская, имевшая диплом акушерки (народническое прошлое). Гесе вынесли смертный приговор, но отложили казнь до «разрешения от бремени». Однако когда она родила, ей сохранили жизнь, Александр ее помиловал. Хороший поступок, но «спасибо» никто не сказал. Александр в либеральную копилку России ничего не внес, кое-что назад повытаскивал, но копилка не была разбита вдребезги, в нее лазали, да, но не отняли совсем. Напротив: Александр создал базу под будущие реформы, солидную экономическую базу. Он нашел себе своего Гайдара: Сергея Юльевича Витте. А Витте стал действовать в духе будущей мечты Столыпина: сначала создать класс собственников, имеющих гордость, достоинство и свободное сознание, а потом уже дать им политические права и свободы, снова откладываемые в спецхран. Крестьяне опять-таки могли подождать: им дали то, чего им хотелось больше, чем свобод: отсрочили выкупные платежи, сделали Крестьянский банк, часть податей отменили, часть уменьшили. К тому же начинается переселение в Сибирь, за государственный счет и еще с подъемными. Честные и работящие там без награды не остались: иметь в Сибири всего 40 коров почиталось за бедность. Дворянам тоже бросили кость, и они свой банк получили. Хозяйничать без крепостных многие так и не научились, пришлось правительству из болота тащить и этого бегемота.
Александр был консервативен, но он страну ни в какие войны не вверг, даже в освободительные. Когда Болгария в очередной раз восстала, он приказал посольству не вмешиваться и не помогать. И стерпел всю какофонию проклятий, которые на него обрушили «панслависты» и «всеславянцы». Александр поступит здесь как западник и либерал: никаких этнических мотивов, никаких рыданий по поводу «братьев-славян». Одни только государственные интересы. А русско-турецких войн и скобелевских подвигов, а также оставшихся под Плевной навеки русских солдат и при Александре II хватило. Здесь Александр был совсем молодец. Никакой демагогии на тему: «Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». На Кавказе и в Средней Азии он тоже не очень усердствовал, дальше статуса-кво не пошел. Но самое интересное – это его отношения с Францией. О, Александр был политически широк, толерантен и отнюдь не глуп. Помните, как бесновался Николай I и какие гадости говорил французскому послу? А Александр III с республиканской Францией дружил. Он обменялся с ней эскадрами. Визиты вежливости республики в Империю! Он без всяких выходок протеста выслушал революционную «Марсельезу», гимн Франции, унаследованный от санкюлотов. Значит, был дипломатом, умел держать себя в руках.
Франция и Англия, с которой сойдется уже Николай II, – это была приличная компания. Почти Шенген или Евросоюз. Даже при том, что кончилось все Антантой, а Антанта – это война.
Что ж, Витте поработал на славу. ВВП рос как на дрожжах, протяженность железнодорожных путей выросла вдвое, нефть наша уже тогда наводнила Европу (на полную мощность работали промыслы в Баку). Россия была сыта, по своему обыкновению – пьяна, нос у нее был в табаке и нахально задран от всегдашнего третьеримского самомнения.
Но в эту бочку меда Александр (или его окружение) упорно подливали ложки дегтя: ложечку за ложечкой. Не стоило Александру демонстрировать свою ксенофобию по отношению к Польше и Финляндии. Да и к немцам тоже, совсем уж бывшим ни при чем. Он же был хорошо воспитан. Представляют ему генералов, и все почти с приставкой «фон». Ну и слава Богу: генералы все ученые, отменные, грамотные, аристократы. И вдруг, наконец, какой-то Козлов. Зачем же было кричать это самое «наконец!»?
Финляндии постоянно пеняли на то, что Россия ей мирволит куда больше Швеции, даже валюту свою разрешила (Швеция и впрямь к Финляндии была строга). И население Финляндия удвоила, оказавшись в Империи, и доход. Так что попросили их перейти на русское делопроизводство и частично на русский язык. А также денег побольше вносить на военные нужды (а зачем финнам были наши военные нужды: они же Кавказом и Средней Азией не владели, не удерживали, смысла в том не видели, и брать с них «имперскую десятину» едва ли было разумно). Конечно, все это не советско-финская война насмерть, когда речь уже идет о выживании маленького этноса. Но зарубочку в александровское царствование финны себе сделали: с Россией вместе жить нельзя. И вовремя спрыгнули с поезда, когда российский локомотив увяз в Октябрьском перевороте и Гражданской войне.
Но то, что делал Александр с Польшей, вообще ни в какие ворота не лезло. «Русификация» – это слишком мягко сказано. Досталось немножечко лингвистического «колониализма» и Прибалтике, но там немецкая элита говорила на одном языке (в Латвии и Эстонии), а крестьяне на другом. А вот в Польше дошло до советского уровня запретов: русский язык вместо польского в польских гимназиях и в университетах, на вывесках и меню ресторанов; гонения на униатов там, где они соприкасались с православными; и даже ущемления прав католиков.
Что должны были делать поляки? Внутренне «уйти в леса»? Они и ушли. Можно сказать, что они еще и сегодня не вышли из этого леса, потому что такое надругательство над народом не забывается. Тем более что Ленин, Сталин, Брежнев и даже Горбачев еще увеличили счет. Не говоря уж об Андропове, который и здесь отличился, не только в Венгрии.
Да, страна медленно, но богатела, да, она эволюционировала экономически. Люди были сыты, но интеллигенция (и не только левая, но и будущие кадеты) никогда не меняет на чечевичную похлебку свое первородство: право обличать власть и крушить свой мир и покой, дабы добиться свободы. Даже если обломки крушения ее же и задавят. Симпатичный и мягкий молодчинище Александр, которого искренне (и даже заслуженно) любили подданные, сделал несколько ужасных вещей, которые кажутся пустяками, но которые отзовутся крушением царства. Во-первых, конституционный (скажем так: предпарламентский) проект Александра Освободителя, детище М. Лорис-Меликова, был выброшен в корзинку для бумаг. «Не уступать, не показывать слабости, не сдавать госпозиций» – какая это была тщета! 29 апреля (не только перестройки начинаются в апреле, но и реакция) 1881 года был обнародован проект, он же и Манифест, и воплотить его как раз воплотили, так что этот проект удался сполна: «О незыблемости самодержавия». Цель: «Утверждать и охранять» (эту самую власть) «для блага народного от всяких на нее поползновений». Во-вторых, 14 августа к этому присоединится «Распоряжение о мерах к охранению государственного порядка». Не угодно ли: любую местность объявлять на военном положении даже без войны, а там предавать граждан инакомыслящих военному суду или ссылать черт знает куда на 5 лет без суда (и это действовало: сколько интеллигентов было без суда сослано!). Можно было еще закрывать органы печати, приостанавливать работу земств и городских дум, а также учебных заведений. Распоряжение было издано на 3 года, но потом железно возобновлялось вплоть до 1917-го. Положим, больше всего доставалось левым экстремистам, но могли сослать и за неугодные лекции, и за «партийные» спектакли, и за «нелегальщину». Это был чистый, хрустальный произвол, немыслимый в Европе. Под него подпали в свое время и Милюков, и Куприн, да и все «подписанты» Выборгского манифеста, севшие на год. Конечно, это ничто в сравнении с ГУЛАГом, но и терпеть такое гражданин без ропота не может.
