Ловкие хищные звери куньи, все небольшого роста до крошечной ласки включительно. Исключение — барсук, величина его с небольшую собаку. И видом своим исключение: скорее какой-то неудавшийся медвежонок. Он, единственный из куньих, зимой спать залегает. В августе, как ночи похолодают, начинает чистить и подправлять нору, меняет подстилку. Нагребёт лапами ворох сухих листьев и, пятясь, задом вталкивает их в нору. Е. В. Кучеров говорит, что на зиму барсуки запасают коренья и грибы. Сушат маслята и боровики, раскладывая их на пнях.

Молодые к осени ростом почти догоняют мать. Иногда и зимуют с матерью. Тогда листья на зимнюю подстилку заготовляют сообща.

Июль и до середины августа — время гона этого маленького изящного и мирного оленя. Самцы только в это время возбуждённо фырчат, дерутся, но обычно не до серьёзных ранений. При победителе остаётся одна, но иногда и до трёх самок. Больших гаремов не бывает. Косули соединяются в более крупные группы только во время кочёвок (уходят уже зимой в менее снежные места, где легче добывать пищу).

В августе слышится, чаще на рассвете и по вечерам, глухое мычанье лосей. Начался гон. В это время, обычно мирный, лось становится опасен и для людей. Даже медведь уступает дорогу бешено мчащемуся самцу. Рога к этому времени окрепли и представляют грозное оружие в битве с другими самцами. На полянах завязываются бои рогами (удары копыт пускаются в ход в битвах за жизнь зимой с волчьей стаей). Но и битва самцов иногда кончается смертью, даже обоих, если ветвистые рога сплетутся и их не распутать. Смерть от голода обычно не наступает: судьбу беспомощных борцов решают волки. Если битва кончилась благополучно — бегством одного из драчунов, к победителю присоединяется самка, наблюдавшая из кустов, даже две-три. Иногда период гона длится до октября — ноября.

Большинство наших рыб рыбы как рыбы: тело, сжатое с боков, покрытое серебристой чешуёй. А вот эти рыбы никак под это описание не подходят: скользкое по-змеиному тело, чешуйки мелкие, нежные и так глубоко втиснутые в кожу, покрытую слизью, как будто их и вовсе нет. Это сом и налим. Не родня они нашим рыбам. Но оказывается, что и друг другу ещё меньшая родня. Сом — единственный представитель южных рыб, «заблудившийся» на севере. А налим — родственник северян: трески, наваги. И жарко ему у нас просто нестерпимо. Как вода в реках нагреется весной до пятнадцати градусов, налим теряет аппетит, становится вялым, скучным и норовит затиснуться под корягу или в рачью нору дремать. Ждёт желанного похолодания. В сибирских реках ему живётся приятнее, чем у нас, и растёт он лучше (в Иртыше до двух метров). С сомом на удивление схожи только плоские лягушиные головы и скользкое тело, а не образ жизни. Вот лето проходит, сом уже приглядывается, где бы на зиму спать устроиться, а налим все летние сны под корягой пересмотрел и подумывает, чем бы ему после летнего поста разговеться. Тут пора и рыбаку за дело приниматься. Изголодавшийся за лето мелкий налим жадно на червяка берёт, а крупный и на кусочек мясца, чуть-чуть уже лежалого, с запашком, и на пескаря, и на лягушонка. В октябре — ноябре в настоящий аппетит войдёт. Лишь бы на крючок попался, а вытянуть налима, даже и крупного, легко: идёт, как бревно.

В хорошее для себя время просыпается налим: холодает, а остальные рыбы уже отдохнули от нерестовых тревог, нагулялись, подкормились за лето и начинают подумывать, где бы им, сонным, зимней шубой из слизи окутаться и залечь, зимние сны про весёлое лето смотреть. А налиму того и надо: присматривай и выбирай по вкусу. Хитёр налим. Он и в садок за рыбкой заберётся, и в мотню невода не побоится заглянуть, рыбу в половину своего роста ухитряется заглотать. Подкрадывается к добыче, как кошка, не делая резких движений, зубки мелкие, как щётка, но если хоть и за хвост ухватит — не выпустит. Осенний жор начался и длится месяца три до начала зимы.

Самое ценное семейство в нашем рыбном хозяйстве — конечно, семейство осетровых. Оно же сильнее всего пострадало от плотин, которые им помешали подниматься от Каспийского моря в Волгу метать икру. Чисто же речных среди них только два вида: стерлядь и волжская форма осетра. Нерестилища проходных (белуга и осётр) располагались на Волге и Каме по всей их протяжённости в границах Татарии. Путь к нерестилищам им преградила плотина Куйбышевской ГЭС, в связи с чем сразу сократилось их количество.

Белуга — гигант среди осетровых. Но теперь только в книгах можно прочитать, что ловились в старину белуги до тонны весом, доживавшие до восьмидесятилетнего возраста.

Когда образовалось водохранилище, в нём «в плену» оказалось некоторое количество белуг. Они поднялись из Каспия метать икру и не успели уйти в море. В 1956 и 1957 годах они дали потомство в необычных для себя условиях, и молодь стала расти. Прежде молодь до половины лета оставалась в реке, а затем уходила в море. Теперь и из водохранилища молоди ещё удаётся скатиться в море, а взрослые «пленники» в 1963 году опять нерестились, значит условия жизни в пресной воде оказались достаточно хорошими. Остаётся успешно решить, как организовать пропуск новых проходных для нереста.

До белуги осётр и в лучшие для него времена не дорастал. Изредка встречали экземпляры весом до 30 кг и возрастом до 35 лет.

Задержанные в водохранилище, осетры успешно размножаются, но из-за браконьерства число и молоди и производителей уменьшается. Теперь судьба осетровых зависит от выращивания молоди на рыбоводных заводах и выпуска её выше плотин.

Стерлядь, единственная из наших осетровых, всю жизнь проводит в реках: Волге, Каме, Белой и Вятке. Она меньше белуги и даже осетра, теперь и метровая встретится не часто. Лов её запрещён. Стерлядь не хищник, кормится личинками ручейников, пиявками, даже такой мелочью, как личинки комара-толкунца. Правда, во время нереста менее ценных пород (плотва, густера, даже лещ) она не прочь и их икрой подкормиться, но ценность самой стерляди так высока, что этого учитывать не стоит.

В реках Поволжья сохранился даже единственный крупный лососёвый — каспийский лосось. Лет триста тому назад промышляли его очень много. Попадались и великаны до 50 кг весом. Но речные берега заселялись, мельничные плотины мешали доступу к удобным нерестилищам, и сейчас каспийский лосось у нас редкость — память о прежних временах.