На очереди вопрос: как быстрее создать плантации северных фундуков? «Очень просто», — отвечает Раиса Фёдоровна. Она пригибает, укладывает ветви выбранного куста на землю и плотно их пришпиливает. Через месяц ветки по всей длине, в пришпиленных местах укореняются и из почек в местах укоренения прорастает множество побегов. Они растут на кусте до осени, от одного куста таким способом получается до восьмисот саженцев. Плодоносить они начинают уже на следующий год после пересадки. Средняя урожайность дикой лещины менее тонны с гектара, у культурных фундуков — свыше четырёх тонн. Лещина обыкновенная занимает по всему Союзу больше полутора миллионов гектаров. Сосчитайте: если хоть на сотне гектаров засадить вместо лещины культурный фундук, осенью наберётся с каждого по четыре тонны крупных вкусных орехов. А ведь школьники — народ на работу быстрый, вспомните помощников Кудашевой! Любое лесничество поможет!

Сибирский кедр отлично растёт и у нас в Татарии. Цветёт обычно в первой половине июня. Мужские цветы — красноватая шишечка у основания побегов этого года. Пыльца созрела, шишечка вытянулась в колосок, пожелтела, побурела, ветер унёс облачко пыльцы на женские цветы, опыление совершилось. Шишки, полные маслянистых орешков, созреют на следующий год. Кедр живёт и плодоносит сотни лет. Под Ярославлем роща, возраст которой четыреста лет, ещё даёт хорошие урожаи каждые девять лет (в Забайкалье через три-четыре года). Одна беда: дерево-великан в лесу, в естественных условиях первые шишки дарит лет в пятьдесят, в культурах только наполовину раньше. В Татарии в Волжско-Камском заповеднике три гектара молодых посадок (1956 г.) растут и развиваются хорошо. А на территории Казанской обсерватории растут и плодоносят кедры, которым уже по восемьдесят лет. Пора шуметь в Татарии кедровым лесам (в разных местах есть ещё около двадцати гектаров молодняка). Но селекционеры не успокаиваются: как заставить кедр пораньше дарить нам шишки, полные чудесных орешков? Пробовали прививать молодые сеянцы кедра на нашу обыкновенную сосну. Сначала всё пошло хорошо, но через семь-восемь лет оказалось, что толщина могучего кедра-привоя с каждым годом обгоняет сосновый подвой. Ветер и снег обламывают деревцо в месте прививки.

Теперь применяют новый остроумный способ. Прививают кедр не к стволику саженца сосны, а к корневой шейке его. При этом привой кедра пускает собственные корни, и тогда сосна-няня совсем удаляется.

Возни, хлопот много, скажете. Семенной посев проще. Но подсчитайте, во что обойдутся лишние годы, в течение которых придётся терпеливо ждать, пока сеяные кедры вырастут, возмужают и на ветвях их появятся первые шишки.

И о грецком орехе не забудем. Могучее чудесное дерево: ростом и красотой дубу не уступает. В нашей стране и сейчас ещё в горах Киргизии зеленеют леса дикого грецкого ореха. Скорлупа дикого орешка крепче, чем у культурных селекционных сортов, каких много в садах Средней Азии, но вкус такой же великолепный и польза не меньшая. Недаром И. В. Мичурин называл его хлебом будущего. Положите на одну чашу весов килограмм орехов без скорлупы, а на другую по килограмму хлеба, мяса, рыбы, картофеля и литр молока. Все эти пять килограммов, вместе взятые, по питательности равны одному килограмму орехов. Да к тому же, в орехах витамины, соли железа, кобальта, белки и превосходное масло (в садовых до 75 % от общего веса). Не удивительно, что в Средней Азии в прежние времена его применяли вместо денег, а в Греции называли «жёлуди богов». Грецким этот орех у нас называется потому, что завозили его к нам в давние времена древним торговым путём «из варяг в греки». Стоил он, наверное, немало: лакомились им только богатые. Теперь селекционер С. С. Калмыкова вывела прекрасные морозостойкие сорта, вполне пригодные для Татарии. Дело за молодыми нашими садоводами.

Конец мая, половина июня. В лесу, в поле, на лугах сам воздух, кажется, трепещет и поёт вместе с крылатыми певцами. Но время идёт, и вот уже постепенно затихают песни, лес не звенит, а поёт тише, словно призадумался о чём, прислушивается. А прислушаться есть к чему. Негромкому, бесконечно повторяющемуся, но каждый раз словно по-новому. Новая жизнь просыпается и в маленьких и в крупных чудо-яичках. И матери и отцы чутко прислушиваются к её зарождению. Матери — все, отцы, к сожалению, не все. Тетёрки, глухарки — матери-одиночки, судьба большинства мам куриного племени. Правда, рябчик, хоть в няньки не согласен, но поблизости от гнезда держится. Исключение — куропатки. Самоотверженный отец куропатыч, если случится с самкой беда, один детей воспитывает. А если встретит чужих сирот, и их подберёт и вырастит.

Недолог месяц июнь, не длиннее других, а перемены в нём большие. Многие мелкие птички успевают вывести даже второе поколение. Можно сказать, что в июне птичьи голоса третий раз меняются. Весёлый хор отцов перекатывался через майскую границу (воображаемую). А вскоре жадные требовательные голоса птенчиков запищат, затребуют по-своему: «дай, дай!» Когда подрастут, с гнезда слетят, они уже не пищат, а весело чирикают и учатся жить по-взрослому. Скворцы на этом родительские заботы кончают. Стайками с молодыми кочуют по полям, к пасущимся стадам прилаживаются в компанию. Сообразительные: корова шагнёт, рой насекомых из травы спугнёт, а скворцам — закуска. Иной прямо на коровью спину сядет и на ней добычу ловит — оба довольны. Но отцы-скворцы в весёлой стайке уже не поют, чирикают наравне со всеми. Некоторые споют коротенькую песенку ещё раз осенью, когда прилетят к скворечнику, где прошло хлопотливое родительское время, точно попрощаются с милой родиной. И всё…

На дворе, в саду воробьята-несмышлёныши, распустив крылышки, проворно за родителями скачут: дай, дай! И те, ещё нежности полны, в жадный ротик то мошку сунут, то червячка. Пользуйтесь, пока новые дети под стрёхой не запищали, не до вас будет. Мрачные вороны и вороны и те детей вывели, но у них на этом родительским заботам до следующего года конец. Угрюмые филины от детей ещё не скоро освободятся. Больше месяца грели они яйца, пока вывелись нескладные, точно шерстью покрытые, головастые птенцы. Разные: побольше и поменьше (насиживала мать сразу с первого же яйца). Нрав у них под стать зверскому виду: опоздают родители с кормом — старшие скушают младшего. Такое у многих хищных птиц водится. Только беркуты одного птенца выводят. Но зато это — королевский сын.

В угрюмой совиной семье ушастая сова выделяется не только торчащими на голове длинными пучками волос, отсюда и название «ушастая». Она и нравом не по родственникам: любопытна, а уж если чем заинтересуется, смешна до упаду — крутится, изгибается, рожицы строит такие забавные, что невольно развеселишься. Вечером или в лунную ночь ушастая любопытница чуть не вплотную подлетит к идущему человеку, покружится, исчезнет, опять появится, только что не спросит: куда и зачем? И так иногда довольно далеко его провожает.

На пролёте весеннем, осеннем они стайками летят. И в лесу, если корма хватает, селятся друг к другу поближе. Семью заведут — тоже вместе держатся. Если год на мелких грызунов урожайный, и на зиму у нас остаются. А нет — в Африку зимовать летят. Гнездятся в апреле, совят выводят уже в мае. Насиживает самка с первого яйца, если кладка до восьми яиц, то последний птенец вылупляется позже, старший его раза в три крупнее и тяжелее. И выжить последним удаётся редко: старшие пищу отнимают, а то и младшим братцем закусят. Совиная природа себя выдаёт. Родители, хоть специалисты по мелким грызунам, но ночная охота иногда соблазняет: на спящую галку или даже на ворону нападут. Гнёзд, как и все совиные, не делают. В пустом гнезде вороны или сойки селятся, у сорочьего — крыша не нравится: разломают, прутики из крыши укладывают на дно гнезда и на борта.