Сравните этот таинственный свет со светом нашей электрической лампочки. Если тронуть её рукой, обожжёт. И не мудрено: всего четыре процента энергии в ней превращается в свет, девяносто шесть нагревают воздух и саму лампочку, что её только портит. Далеко ещё нам до тонкой работы природы!
Темнеет. «Светлячиха» выбирается из укромного уголка на травинку повыше. Пора зажигать фонарик. У многих видов светлячков фонарик зажигается и гаснет по нескольку раз с определёнными интервалами. Крылатый кавалер узнаёт по этому даму своего вида. А в тропиках самки некоторых видов собираются сразу сотнями и загораются и гаснут одновременно, как по незримой команде. Незабываемое зрелище!
Не любо солнцу с землёй расставаться. Июньские сумерки самые долгие. Но наконец «долгий день покончил ряд забот», уже с тихим писком взметнулись лёгкие тени — летучие мыши вынеслись на охоту. И вдруг ещё чья-то тень, чёрные вырезные крылья хлопнули крыло о крыло, вираж и вниз, на нижнюю ветку сосны. Птица козодой, соперник летучих мышей по ночной охоте. Исчезла из глаз в одно мгновение, но тут же послышалось как бы лёгкое мурлыканье. Смолкло и снова мурлыканье. Это запел козодой, ему другой откликнулся — попоют, помурлычат, прощаясь с дневным отдыхом, и на охоту: детей кормить и самим закусить. Днём, при свете, козодой только случайно где вспорхнёт и тут же на ветку, не поперёк, а вдоль ляжет, с ней сольётся, рядом стоишь — не разглядишь. Ночью козодоя на ветке, пока не вспорхнул, тоже трудно разглядеть, но зажгите фонарик, и его глаза красным ярко засветятся, даже жутковато станет. Днём отец на ветке, мать на гнезде неподвижны, есть днём и ей не полагается. Даже если кто близко подойдёт к гнезду, и тут мать не двинется. Только зашипит, открыв пасть «до ушей», так что оторопь возьмёт. Чтобы осмотреться, ей и поворачиваться не надо: разрез глаз к затылку загибается: обзор 360 градусов. Но едва вечером она услышит голос своего (не чужого) козодоя, как срывается с гнезда — ночь коротка, пора! За день проголодались. Имя у этой забавной птички странное. Придумали же, будто коз доит, молоко сосёт. Его действительно можно увидеть около козы. Но молоко тут ни при чём: ловит вредных насекомых в то время, когда дневные птицы спят. Так полезную птицу ни за что обидели.
Июнь ещё во всей красе, но соловья уже не слышно. Смолкли и шумные дрозды, где есть горлицы — проворкуют, точно прощаясь. И потому особенно радостно услышать: всё ещё здесь наша птица флейта, золотая радость наших лесов — иволга. «Фиц-лиц-лиц», — повторяет самец свою короткую песенку, и хочется слушать её ещё и ещё в когда-то полном песнями, но уже затихающем лесу. Выросли и птенцы в своей хитро сплетённой лубяной колыбельке. Недаром любит липу иволга: из липового лыка сплетена основа гнезда, никакая буря его не сбросит. На редкость смела золотая птица: защищая гнездо, и сороку, и ворону отгонит, говорят, и тетеревятника не побоится. Но встречает врагов в стороне от гнезда, чтобы детей не выдать. Когда выберутся из гнезда осторожные птенцы, они поведут себя сразу по-другому: куда их молчаливость девается. Слётки то один, то другой презабавно и громко хихикают. Похоже, что разбрелись в разные места и дают родителям знать: «Не потеряйте нас!» А сами не суетятся и сидят неподвижно: «хи-хи-хи». Родители их слышат. Слышат, вероятно, и хищники. Но молодая иволга не яркая, она похожа на желтоватый поблекший от июльской жары листок. Сиди — не шевелись. А если опасность и правда близка — тревожный сигнал матери — и хихиканье умолкает, Слёток невидим и неслышим. Хорошие родители иволги. Много вредных гусениц. и личинок пилильщиков скормят они своим детям в гнезде и молодым слёткам, пока те будут готовы к первому путешествию в далёкую Африку. Полезны птицы-красавицы. Счастливого им пути!
Дятел, как никто, любит жить с удобствами. Тепла июньская ночь, дятел уютно устроился в дупле до утра. И в дождь лучше пересидеть, хоть и поголодать, но в собственной квартире, чем потом сушить мокрые пёрышки собственным теплом. О детях хлопочет больше отец, пищу носит даже чаще, чем мать, и, по некоторым наблюдениям, даже ночует не в отдельном дупле, а в семейном, вместе с птенцами. В весеннем хоре «кик-кик» дятла звучит не так уж музыкально, но всё же лучше, чем отчаянный требовательный крик почти взрослых детей. Родители им приносят до 300 раз в день полные клювы всякого лесного корма. Но голодный крик не смолкает ни на минуту. Отец и кормёжку начинает раньше матери, и за чистотой в гнезде следит лучше. А если скворцы в гнездо наведаются — скворечников не хватило, — то второй раз сильного клюва дятла попробовать не захотят. В холодную дождливую весну о дятле ходят слухи похуже. Малые беззащитные птички в гнездовое время на земле и в дуплах недаром его боятся: чего не сделаешь с голода. Но сейчас тепло, и голосистые птенцы уже выбираются из дупла, скоро и сами прокормиться сумеют.
Из синиц лучше всех знаем мы большую синицу. Это она зимой прибивается к человеческому жилью, в суровый мороз иногда стучит клювиком в застывшее окно, влетает в гостеприимно распахнутую форточку.
Но теперь зимняя стужа забыта, к человеческому жилью не тянет. Уже майские птенчики подросли, вот-вот на свободу из дупла запросятся, но ещё к этому не совсем готовы, а матери пора вторую кладку начинать. Что же делать? И бывает… птенчики сидят, а под ними яйца. Заботливая мать нашлась: снесла и ловко под птенчиков спрятала. Яйца греются, а она пока больших детей докармливает, вот-вот вылетят, место освободят.
Таких хлопотуний, как большая синица, поискать: она и лесную подстилку клювиком переворошит, и в каждую щёлку в коре заглянет, и клювом расколупает. Не хуже дятла выслушает, выстукает кору, на слух определит, не спрятался ли кто съедобный и можно ли до него добраться. Конечно, с дятлом ей силой не мериться, но если тот что-нибудь по небрежности бросит, обязательно подберёт. А на ветке часто висит вниз головой, как акробат, и осмотрит её и сверху и снизу. Только самые тоненькие веточки крапивнику и корольку оставит.
Иногда проверяешь дуплянки: где кто поселился — и наудивляешься. В одной дуплянке большие синицы выкормили своих детей и — кто бы подумал! — скворчонка. Наверное, скворцы вначале заняли дуплянку, одно яйцо снесли и почему-то жильё бросили, с ними так бывает. А синицы опустевшую дуплянку заняли, яйца не тронули, и нежная синичка со своими синичатами вырастила и приёмыша. Хищные стрижи поступают иначе. Но об этом в своё время.
Много трогательного приходится читать и слышать о лошадях, кошках, ну и, конечно, о собаках. Даже о крупных птицах — лебедях. Об их преданности друг другу, верности хозяину.
Не менее трогательную историю рассказал мне один мой знакомый и о маленьких птицах.
Две галки что-то клевали на дороге. Порой взлетали, уступали дорогу машинам. Одна неудачно задела птицу, повредила крыло, может быть и лапку, ещё что-то, потому что она упала в колею и не могла подняться. А вдали показалась ещё машина. Здоровая галка не улетела, с криком хватала раненую за крыло, старалась оттащить в сторону. Не смогла. Шофёр не пожелал объехать. Но галка не отскочила, продолжала тащить раненую, пока… колесо не проехало по обеим. И ещё рассказ — про воробья. Он сидел на тротуаре, голова странно свёрнута набок, один глаз белый, слепой. Этим глазом калека не мог заметить идущего человека, но тот заметил — не наступил на него, отошёл, наблюдая. И тут другой воробей подлетел к кривошейке и из клюва в клюв передал ему какие-то крошки — покормил. Видно маленький и по-нашему мало развитой «птичий» мозг способен на очень неожиданное большое великодушие. А не замечаем мы этого часто потому, что сама-то птичка маленькая.
Представьте себе на минуту, что не стало в городе шумных стаек воробьёв. Не почувствуете ли вы, как сразу пусто станет около дома. Ни шум автомобилей, ни стук женских каблучков на тротуаре не заменят чириканья драчливой воробьиной компании. Да и драка ли это? Голубь нашёл корку и рад с ней управиться в одиночку. А воробей? «Чив, чив», — торопится он, созывает всех друзей и родичей. Посадили как-то маленького слётка в клетку и выставили за окно. Так к нему семеро друзей слетелось, и каждый по крошечке в жадный ротик сунул. «Накормить голодного малыша — воробьиная заповедь», — сказал один зоолог. И кормят. Славные пичуги. А если вишню в саду не помилуют, — так насекомых-вредителей больше в этом саду поклюют и своим детям скормят.
