И еще Сережка размышлял о побеге.

Размышлял – это, ясное дело, сильно сказано. Не размышлял – мечтал. Сбежать из трюма не сумел бы и вооруженный до зубов диверсант.

Но он уже познал чудо – почему бы не произойти еще одному? Он давно перестал полагаться на Бога. Но зачем-то Бог берег его, и не хотелось думать, что Господь покровительствует нацистам, сохраняя удивительный экземпляр для новых испытаний во имя торжества германского оружия.

Номера в монастырской гостинице были двухместные, и Чайке как даме выпало поселиться одной, в ожидании соседки. Из этого можно было извлечь пользу, и Посейдон отвел Артемия в сторону.

– Постарайтесь сделать вот что, – сказал он негромко. – В прибывающей немецкой группе есть женщины. Постарайтесь поселить одну в этот номер.

Монах с сомнением покачал головой.

– Это будет трудно устроить. Там две женщины, и естественнее будет поселить их вместе.

– Понимаю, но вы все-таки попытайтесь. Организуйте путаницу с бронью. Если немка слишком явно заартачится, то уступите. Пусть хотя бы проявится: активное нежелание послужит косвенной уликой.

– Как и активное желание, – заметил Артемий.

– Это верно, – согласился Посейдон.

– Зосима будет ждать вас в церкви через полчаса. Желательно, чтобы вы вошли в курс дела до прибытия группы.

– Да, конечно. Мои люди уже переодеваются...

Брови Артемия поползли вверх:

– Что значит – они уже переодеваются? Вы уже готовы, что ли, выступить в роли реставраторов?

– Да нет, – улыбнулся Каретников. – Никаких фартуков и косынок. Я не вполне правильно выразился. Они... оснащаются.

Монах понимающе кивнул.

– Надеюсь, что вы не проявите вопиющую неосведомленность в профессиональных вопросах.

– Не беспокойтесь. Мы будем молчать как рыбы, лишнего не ляпнем. В конце концов, вода – наша привычная стихия.

Помявшись, Артемий сказал:

– Руководство обители... очень просит не забывать, что на территории находится детский лагерь...

Каретников, уже направившийся в свой номер, резко остановился.

– Какой еще, к черту, детский лагерь?

– Но разве вас не поставили в известность? На острове разбит детский православный лагерь. Дети помладше приехали с родителями, те, что постарше, – без сопровождения. Целая орава.

Забавно, что Артемий никак не отреагировал на поминание черта. Посейдон сжал кулаки.

– Но это ведь не лезет ни в какие ворота! Здесь же черт знает что может начаться!.. И потом – работы по подъему объекта тоже небезопасны, насколько я понимаю. Как же сюда пустили детей?

– Это так, и все родители были предупреждены. Но паломники есть паломники. Это глубоко верующие люди. Некоторые даже усмотрели в этом некий подвиг. Заставь дурака Богу молиться...

Очередное ругательство, произнесенное Каретниковым, крепко превзошло прежнее и прозвучало абсолютно неуместно в этих стенах.

– Бардак! – продолжил он гневно. – Сущий бардак! Одна рука не знает, что делает другая, – вот уж воистину по Писанию... Почему нас не предупредили? Это может сорвать операцию! Детей нужно немедленно эвакуировать!

– Их, безусловно, не следовало пускать, – возразил Артемий. – А теперь уже поздно. Эвакуацию невозможно провести незаметно, поскольку все может пойти прахом.

«Сирены» послушно ходили за братом Зосимой, который несколько успокоился и был приятно удивлен вниманием, с которым его слушали. Он ненадолго сделался истинным пастырем, наставляющим благочестивое стадо.

Ему почтительно внимали, Торпеда и Магеллан даже делали пометки. Именно они прошли курс специальной тренировки памяти, и записи требовались им на всякий случай, больше для видимости, если вдруг придется объяснять, каким чудесным образом им удалось так хорошо все запомнить.

– Ну, доминанты архитектурного ансамбля очевидны, – говорил Зосима. – Колокольня и купола собора, здесь не на чем особо останавливаться. Из старого комплекса монастырской гавани сохранились только странноприимный дом, для бедных, и часовня. Часовню Святителя Николая построили в восемьсот пятнадцатом году. Ее, кстати заметить, уже отреставрировали, потом можете полюбоваться как профессионалы... А саму гавань еще семьдесят лет назад окружал этакий обруч. – Зосима сделал движение, как будто заключал кого-то в объятия. – Обруч из бревенчатых ряжей с камнями внутри, а со стороны берега были гранитные блоки.

Экскурсанты обходили остров, то и дело останавливаясь и осматривая достопримечательности, на которые обращал их внимание Зосима.

Впитывание материала экскурсии было возложено на Магеллана и Торпеду, для прочих экскурсия в большей мере имела совсем другое содержание. «Сирены» отмечали про себя пути подхода и отступления, естественные и искусственные укрытия; высоты, с которых удобно вести огонь; наличие подозрительных лиц и систем слежения. На их лицах застыли обманчиво кроткие маски; старый морской волк Мина рисковал даже переусердствовать, настолько несвойственно было ему это выражение.

Зосима простирал руку:

– Вон там вы видите скит, сооруженный во имя Коневской иконы Божией Матери. Он расположен на месте самого первого монастыря, который возвел основатель обители Преподобный Арсений. Скит построили лишь в конце девятнадцатого столетия по проекту архитектора Слуцкого. Центром композиции, как вы видите, является редкая по красоте церковь; налицо русско-византийский стиль...

Магеллан записывал, от усердия высунув кончик языка. Торпеда стрелял глазами, фиксируя все не хуже фотокамеры с высокой разрешающей способностью. От его внимания не укрывалась ни одна деталь.

– Двухэтажный келейный корпус, конечно, будет поскромнее. Вы видите башенки с шатровым завершением, главки с крестами. С запада возведены трехчастные ворота с килевидными арками. Все это нынче, увы, пребывает в упадке, но мы надеемся, что вашими стараниями удастся поправить дело...

«Воображаю, что с ним стало бы, застань он нас за реставрационными работами, – подумал Посейдон. – А если бы увидел за работами другими, его уж точно хватил бы удар... впрочем, от последнего зрелища он не застрахован».

Каретников посмотрел на часы: до прибытия катера с немцами оставалось уже совсем недолго.

Зосима вел экскурсантов дальше:

– ...Итак, кленовая аллея восходит к собственно монастырю. Слева гостиница, тоже детище Слуцкого. Предлагаю оценить мезонины и полуциркульные окна, без них строение не вписалось бы в общий ансамбль. И еще витраж над центральным входом... А вон там, за гостиницей, – кузница. Сначала думали сделать там мельницу, но место оказалось неудобным, так что назначение сменили... Дальше – монастырское гумно, с сараями для хлеба и соломы. И снова все в руинах... «И страусы, и ежи, и косматые будут скакать...» Справа – вторая гостиница, деревянная...

– Насчет гостиниц мы в курсе, брат Зосима, – мягко напомнил экскурсоводу Каретников. – Нам бы поближе к объектам...

– Да здесь все сплошные объекты, – с горечью ответил удрученный монах. – Руки опускаются...

– Ничего... С Божьей помощью справимся... дайте срок.

Произнося это, Посейдон испытал чувство стыда. Бессовестный обман. И вряд ли акции, которые они проведут взамен реставрационных работ, покажутся Зосиме достойной альтернативой – тем более что он не будет знать об их сути...

Речь Зосимы струилась плавно, все больше наполняясь благоговением; постепенно в голосе монаха начал звучать благоговейный надрыв.

– Ярус звона выполнен в форме восьмерика, и в каждой его грани сооружены высокие полуциркульные проемы с деревянными балками для развески колоколов. Последних во время оно насчитывалось до десяти. Самый главный из них весил двести четыре пуда и висел на мощных крестовых балках внутри восьмерика. Святые Врата закрывали собой арочный проход под колокольней. Их сладили из дерева и – предположительно – обили медными листами, по которым выполнили роспись. На правой половине изображался основатель обители Преподобный Арсений, над главою которого Коневская Божия Матерь с парящими ангелами, на левой половине – Святитель Евфимий, архиепископ Новгородский, над главою которого нерукотворный образ Христа Спасителя с ангелами. В самой верхней части ворот, в полуциркуле, был изображен Господь Бог Саваоф с исходящим от него Духом Святым в виде голубя. Ко дню сегодняшнему, – махнул рукой Зосима, – у нас не осталось ни ворот, ни росписи... Все это безвозвратно утеряно.