Смертельному отчаянью мешают то ад то гармошка!.. не сумел победить современность не мог жить с другим, вдвоем, но еще хуже пожил в одиночку —
куда пойти?
думал было один мужиком стать — но это грубо и трудно…
Чем бы жизнь онездешить?
помадные барышни? или гордые светские красавицы?
но с ними тоже тяжело, слабенький человек от них и в пустыню убежал!
«Все это так реально»!
Надо преобразить жизнь мечтой, кстати и обстановочка науськивающая:
в ночной пустыне только холодные, вечно недоступные звезды да морская вода ласкающая как мертвая рука —
мои мечты—жемчужный водомет
средь лунных снов…
(А. Белый)
любят уединенные и студенный ручей, уснувшие водоемы, вечерние парки под серой вуалью и застывшие точно из слоновой кости здания (картинки и стишки Борисова-Мусатова, симфонии А. Белого, стихи Кузьмина о старине и проч.).
Или шелестящие камыши
«гнездятся там гады там змеи шипят»
и посреди них — русалка у которой глаза — тоскующие цветы…
если трудно мне жить
если тяжко дышать
я в пустыню уйду
о тебе помечтать
(Ф. Сологуб)
«грехами молодости» пахнет, а он воображает — стихи…
Совсем холодными да одинокими не могут быть и в пустыне, а сгореть бояться (таково напр. признание Гоголя, А. Белого и др.).
И вот приходится мечтать
или другими словами:
не любовь а влюбленность, допускающая лишь поцелуй — как поучает хлопотливая Гиппиус…
И теплится — неугасимый огонь в келии пустынника
И переблсскивают глаза величиной в серебряный рубль — почему именно этот размер? —
И дева о которой мечтают — это конечно не ощутимо — грубая барышня или дешевая цыганка, а потустороннее, ангельское сословие —
закрывая глаза я целую тебя—
бестелесен и тих поцелуй
ты глядишь и молчишь не губя не любя
в колыханьи тумана и струй.
—
Я плыву на ладье — и луна надо мной
подымает печальный свой лик
я плыву по реке — и поник над рекой
опечаленный чем-то тростник…
(Ф. Сологуб)
«тихою будь».. ты молчишь не любя… в любви этих мечтателей должна быть безнадежность и недоступность—
пускай могильною землею
засыпан я
моя любовь всегда с тобою…
(Лермонтов)
из могилы голос этих мертвецов… и та, о которой мечтают, не женщина хотя как бы и женщина, с телом русалки, что бело как светящийся фарфор не покрытый глазурью, и глазами полными лазурного огня. или как говорит современный пустынник о своей недоступной даме:
и перья страуса склоненные
в моем качаются мозгу
и очи синие бездонные
цветут на дальнем берегу
(А. Блок)
кто-то всерьез назвал этого мечтателя певцом Невского, а его «прекрасную незнакомку» — женщиной с Невского — мы думаем что даже для последней это обидно…
Рыцарь незнакомки сделал прозрачной тайну одиночества Владимира Соловьева
(как опасно иметь преданных учеников!)
В. Соловьев, идя от Лермонтова, взял одну часть его творчества, но самую сокровенную и развил ее в пространных трудах и стихах.
и если в последних не был велик, зато целен и типичен.
От него уже «вечная женственность» пошла по русской литературе как знамя «истины добра и красоты» «Вечно женственная бесплотная жена еще — девочка с лазурными очами» (опять!) — вот она мистическая лилия всех телесных и духовных одиночек и гордых недоносков, экстазных воздыхателей и шептунов, бездельников и трусов с высохшими ножками, декадентов и символистов, сделавших «этот мир» бесплотным во имя своей хромающей плоти —
мне нужно того, чего нет на свете
чего нет на свете…
(3. Гиппиус)
Где они встретятся со своей прекрасной дамой — на звезде Манр или Ойле — стране мечты и сна, — на водопаде Имагре или в Египте сохранившем еще древние пустыни, бедуинов и страусов — все равно — обстановка равно задумчивая и уединяющая —
взрывая возмутишь ключи —
питайся ими и молчи…
(Ф. Тютчев)
«Все великое свершается в тиши»
Приемный сын Сологуба — П. Северянин разоблачает отца:
мы выключили электричество
луна в стекле
и Ваше светлое владычество
моя Ойле.
дымится снег голубо-фьолевый
в снегу — шалэ
«благоговея друг оголивай
свою Ойле»…
Такова далекая «звиздочка» и мистерия ночи.
Ну а если не найдут удобного тихого местечка если везде подсматривают злые люди и вещи (тучка в мягкой обуви, подымающаяся торчком улица, заговорный нож вилка и карты) то можно все это надуть — уединиться при всех, впасть в транс от одного вздоха и тогда не только на мосту но и на Невском и в кабаке среди лакеев и пьяниц появится она с загадочной улыбкой как будто строгая с длинной и узкой рукой —
вот оно счастье, блаженство неземное!
и когда я в небесном в тоске замираю
хозяйка с улыбкой предлагает мне чаю!..
Зерцог (театр)
Пьесы наших одиночек строятся по естественному шаблону: сперва хныканье, вздыхание и шепот, чарованье глазами сомнабул и змей, очами смотрящими по ту сторону жизни
это томление разрешается экстазом — мгновением утонченного счастья «небесной муки» — и опять тишина и забвение
с-смерть —
от шепота к смертному храпу от голубых глаз величиной в рубль до медного пятака на глазах
и от пуховиков счастья до подушек
гроба —
таков путь Саломеи, пьес Блока, Метерлинка и др.
Молодого сирийца предупреждают: не смотри так на луну, не смотри так долго на царевну — а то случится несчастье!
но тот конечно не слушает ибо «царевна бледна… она как голубка, которая заблудилась… она как нарцис колеблемый ветром…»
(не оттого ли и у женщин Достоевского великое страдание в глазах и оне так бледны?.. Настасья Филипповна и Саломея!)
Луна как женщина и женщина как больная луна
и в воздухе реяние крыл смерти а все облиты томящим светом тоскующей Селены
танцует девственная Саломея-Селена и мутнеют глаза солдат, Нарработа и Ирода
все заражены томностью танцующей луны но и сама Селена заражена — она покойник и она же гробница она как слепая или парализованная смотрит только в одну сторону шаг за шагом подвигаясь туда она тоже смотрит на белое, как лоно луны, когда она покоится на лоне моря, тело Иоканаана
и шепчет:
«твои волосы похожи на гроздья черного винограда, что висят в виноградниках Эдома в стране эдомитов… нет твои волосы ужасны… точно узел черных змей, которые вьются вокруг твоей шеи»… и наконец:
