Повесть про автостоп

Видимо, этот вопрос гложет каждого, кто сел за лист бумаги: с чего же начать? Логика подсказывает, что с древних времен. Однако я не

Пимен, чтобы полно описать тот город, в котором родился и живу.

А впрочем, это и к лучшему. Вас не должно интересовать, что это именно Уфа. Вам нужно знать, что речь идет об одной из волго-уральских областных столиц, в меру промышленной, с населением чуть-чуть за миллион, пятью театрами и госцирком. Сколько музеев?

Запамятовал. Совсем как старец Пимен стал…

Интересно, с чего бы начал пожилой монах с чернильницей, доведись ему описывать современный город. Вероятно, извернулся бы как-то насчет рек, “что несут свои воды мимо стен белокаменных”. Я же начну с начала – с таблички “УФА”, провозглашающей границу населенного пункта. А вы, водитель, не гудите теперь – тут вам не автотрасса.

Табличка, кстати, выполнена на двух языках, и по-башкирски “Уфа” звучит как “Эфэ”. Не самое приятное на слух имечко для города, замечу в скобках, но ничего – живем. Иногда, правда, интересные мысли накатывают. Например, если Уфа – Эфэ, то как же тогда

“уфимский” будет? “Эфэский”? Ладно…

Характерно, что между табличкой и милицейским КПМом вы ничего не встретите. Бывавшие в других уральских столицах, Челябинске и

Екатеринбурге, поймут, о чем речь. Как монумент, как символ урбанизма в обоих городах – кладбище вдоль дороги, какое-то типовое, с белыми плитами, негрустное и почти шлакоблочное… Уменьшенная копия спальных районов. Всем своим видом сей “погост промышленных масштабов” словно бы говорит: здравствуйте, гости города, добро пожаловать. Самое смешное, когда что-то подобное вывешивают на придорожном кладбищенском заборе и непонятно, к чему же этот транспорант относится: к городу или все-таки…

Уфа лишена подобных “адовых ворот”, что, согласитесь, внушает некий оптимизм.

Что дальше?.. Условно город можно поделить на две части. Первая – центр. Все очень мило, все в лучших традициях: брусчатка, бутики, витрины, огни и бульвардье (как называют в Париже публику, шатающуюся праздно). Главная улица – Имени Известно Кого. Иной раз при виде табличек и задумаешься: псевдоним-то Владимир Ильич взял в честь сибирской реки Лены, на которой отбывал ссылку, – а какие звучные могли быть варианты: Обев, дель Амур, Иртышевич…

Енисенин… Рек-то много!

Да чего уж там – названия почти всех улиц так или иначе (а чаще всего непосредственно) связаны со всей этой марксистско-ленинской бодягой. Как и везде, впрочем… У нас, в отличие от Саратова, хотя бы нет улицы имени 1937 года – да-да, не удивляйтесь! Так она у них и называется: Двадцатилетия Октября.

Не-ет, центр у нас замечательный! В жару что может быть лучше мороженого, которым здесь торгуют на каждом шагу? Продавщица вручает тебе стаканчик, достает сдачу, почему-то тоже из морозилки, – несколько монет, ледяных совершенно…

Мелочь, а приятно.

Другая часть Уфы – промышленная. Она представляет собой: знаменитые башкирские нефтезаводы (и с десяток побочных), а также целые кварталы насмерть прокопченных хрущевок, в которых живет пролетариат с сиреневыми лицами. Нет, не жертвы химии – просто пьют много.

Оттуда, из той части города, кстати, и Земфира – известная российская певица, мастер рок-надрыва… Когда-то у Земфиры вышел – прогремел – альбом, на котором была фотокомпозиция: рушеные корпуса заводов, кривоватые трубы в жемчужной хлорциановой дымке… Очень похожие виды на названный промышленный район открывались откуда-нибудь из центра Уфы, и местная тусовка водила гостей города, ставила на тротуар и показывала, ну а те – те были сражены нашей причастностью к большому року!

Сей мощный промышленный кусок делает наш город скорее достоянием

Урала, потому что Поволжью такие картины несвойственны. Приехав как-то в Самару, я видел на городском горизонте только одну высокую трубу, что было непривычно глазу. А позже вообще выяснилось, что это вовсе не труба, а колоссальная космическая ракета-носитель – памятник С. П. Королеву…

Чтобы составить более полное впечатление, пройдемся по улицам и влезем в разговоры уфимцев.

Заумная девица в возрасте стоит перед афишей и восклицает:

– А это же Сандра Баллок! Известная актриса… – И добавляет глубокомысленно: – Одно время я под нее косила…

Местный парк культуры и отдыха, вечереет. Два друга веселятся: курят

“травку”, катаются по лужайке, писают в общественных местах и под воздействием “травы” – громко визгливо смеются, на высокой ноте.

Заслышав этот смех за кустиками, с аллеи сворачивает солидный гражданин – в руках его бутылка вина.

– Скучаете, девочки?

– А девочек-то тут и нет! Дядя…

Девушка, страдающая клаустрофобией, впервые в солярии. Перед тем как лечь в саркофаг, в отчаянии спрашивает медсестру:

– А если что, то как вас звать?

– А зачем вам – как меня звать? Вообще-то я так с девушками не знакомлюсь… Странно… Если вам так интересно, то Лариса.

Освобождаюсь в полшестого!

Диалог в гастрономе. Суетливый алкаш подбегает к винно-водочному прилавку:

– А самое главное-то не купил! Бутылку! Да, одну… Одну, но хорошую

– такую, какую бы ты сыну дала!..

– Я бы сыну своему этой бутылкой ка-ак съездила по башке!

Немая сцена…

Следующим к прилавку стоял несколько пофигистского вида парень, на глаз ему было за двадцать, не сказать чтобы – в обносках, но одетый довольно потрепанно. Развитые скулы и грязноватый хайр^1 до плеч – вот, в сущности, и весь портрет. Да, познакомьтесь, это один из наших героев. По паспорту – Михаил, но все его знают как Скваера – все, за исключением, быть может, профессуры из вуза да пары-тройки отставших от жизни “звероящеров”, таких, например, как родители.

– Дайте баллон “Шихана”. Да, крепкого. Спасибо…

Родители не в счет. Они остались в захолустном Сибае, небольшом башкирском городишке – типовой провинциальной дыре Российской

Федерации…

Сам он приехал в Уфу четыре года назад поступать в авиационный университет. Поступил – успешно, но это было уже и не так важно для

Скваера… С первого же дня мегаполис потряс, очаровал и проглотил его раз и навсегда. Здесь было все! Плешки. Уголки. Местечки.

“Трубы”, наконец, – несколько культовых подземных переходов, внешне бедненьких и грязных, с кафелем и месивом из мокрого картона; на деле же оттуда можно было не вылезать часами, щурясь и удивляясь потом солнцу… Единственное, чего в Уфе не было: кому-то – какого-то дела до тебя, и Скваера это вполне устраивало! В конечном счете большой город не мог быть местом победившей гопоты^2 – ибо это бич мелкого захолустья.

Новые друзья снисходительно смотрели на Михаила: провинциальные восторги умиляли всех, и даже называли его первое время подчеркнуто:

Скваер из Сибая. Вроде как комический эффект. Сочетание несочетаемого.

Сам же Скваер хватал, глотал “столичную” жизнь, насытиться ею не мог! Гитаристы в переходах. Такси, разбивающее лужу-озеро в считанных сантиметрах от твоего обкуренного лица…

В принципе, таких в нашем городе – сотни. Приезжающих из районов за заветным студенческим, снимающих хрущевки в складчину… Их жизнь одинакова из года в год: тонкая грань грозящего отчисления, что приятно щекочет нервы, многомесячный угар прогулов и загулов, ну и батареи пустых бутылок на кухнях упомянутых хрущевок. Все это так знакомо, что не стоит и описывать.

Впрочем, справедливости ради надо сказать: Скваер не был из числа тех беспросветно бухающих, кто и при статусе студента престижного вуза де-факто потерян для общества (таких – много, не сомневайтесь).

Во всем соблюдалась мера. Например, до известной степени Скваер был одиночкой, из тех, кого манит дорога и перемена мест. Несколько сезонов подряд он занимался автостопом, ездил по стране, ну а снимаемая им хрущеба стала одной из известных уфимских “вписок”.