За весь четвертый день мы так и не встретили ни одного города. По пути нам попадались только чахлые деревушки, непроходимые леса и пустынные поля. Казалось, что мы едем уже месяца два. Время приобрело застывшие черты, мы почти перестали его замечать. Наконец, мы въехали в город. Немного передохнув в гостинице, мы отправились шататься по ночному горду и зашли в ближайший бар.

“И зачем мы пошли сюда”? – с удивлением думаю я, разглядывая пьяную публику.

– Специальный напиток для парочек, – говорит бармен, улыбаясь, и выливает какие-то жидкости в стаканы… – вам понравится, обещаю.

Башню сносит только так…

– Мы не парочка, – усмехается мой друг.

– Да? Странно…

Впервые нас приняли за пару. Мне вдруг стало от этого грустно. Мне нравилось путешествовать, рядом со мной лучший друг, я свободна, как птица, и мне ничего не надо больше от жизни. Можно сказать, что я счастлива, очень счастлива. Но если бы вдруг рядом оказался не он, а любимый человек? Что тогда? Может, я была бы намного счастливее? Я бы смотрела на него влюбленными глазами, а он на меня, и бармен бы готовил нам “специальный напиток для парочек”. Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.

Мой друг не теряет времени даром: он уже познакомился с какой-то длинноногой девчонкой и танцует с ней медленный танец. Такого никогда бы не случилось, окажись мы вдруг в каком-нибудь баре в нашем городе. За время путешествия мы расслабились и стали самими собой. Нас никто не знает, и мы не знаем никого. Мы можем стать кем угодно, сыграть какую угодно роль и, выйдя за пределы родного города, который не давал нам никаких других ролей, кроме изгоев и одиночек, мы открываем в себе силы и талант играть молодых, уверенных в себе людей, которым все нипочем. А раз так, то и пропали разом вся наша неуверенность в себе и страх. Именно поэтому он так быстро закрутил с этой девчонкой. Она, конечно, не красавица. Но очень даже ничего: длинные ноги, блондинка, и симпатичная к тому же.

Странно, но рядом с ней он не кажется мне таким уж нелепым.

Наоборот, он даже несколько преобразился. От этого стало только обиднее.

– Что грустишь? – спрашивает бармен.

Я пожимаю плечами.

– Ревнуешь?

– Кого? Его? – удивляюсь я.

– Ага.

– Вот еще… мы просто друзья…

– А смотришь так, будто ревнуешь.

На часах – четыре утра, мой друг ушел, и куда, я не знаю.

– Эй, – слышу я вдруг за спиной, – не хочешь прогуляться? – Это тот самый бармен. – Моя смена закончилась, а автобусы еще не ходят, идти домой пешком влом.

Я пожимаю плечами.

– Почему бы и нет.

– Холодно, надень куртку.

Мы останавливаемся на набережной, я кутаюсь в его куртку, и мы курим одну сигарету.

– Ты всю жизнь здесь живешь? – спрашиваю я его.

– Ага. А ты откуда?

– С чего ты взял, что я не местная?

– Догадался. А вообще не знаю, просто подумал и все.

Я назвала город. Он кивнул, и я так и не поняла, знает он, где это.

– Надолго у нас?

– Нет, завтра уезжаем.

– Хорошо вам. Я бы тоже хотел уехать, но пока не могу. Да, наверное, и не смогу никогда: некуда мне ехать…

– Зачем тебе уезжать? У вас так красиво.

Он пожимает плечами:

– У нас скучно. Думаешь, это мечта всей моей жизни – торчать вот здесь вот: работать в дешевом баре и смотреть футбол по телеку каждую субботу?

– Не знаю… некоторым это нравится.

– Мне – нет… но ничего другого никогда не будет…

Он провожает меня до гостиницы. На клочке бумаги я пишу ему номер своего телефона:

– Если будешь когда-нибудь у нас, обязательно заезжай. И звони, буду рада тебя снова увидеть…

– Спасибо, – говорит он, потом как-то странно наклоняет голову набок и говорит мне такую вещь, которую никто никогда не говорил, и которую я уже никогда не надеялась услышать. Он говорит ее искренне, я это вижу, да и зачем ему врать, мы ведь больше никогда не увидимся, – а знаешь, ты классная… никогда еще таких девчонок не встречал. Ему с тобой очень повезло. Жаль, что вы просто друзья…

Такой неловкости между нами еще не было. Я веду машину молча. После слов “доброе утро” мы ничего не сказали друг другу. Он курит и стряхивает пепел в окно.

– Во сколько ты вернулась? – наконец, спрашивает он.

– Не знаю точно, утром.

– И где ты была?

– А ты?

Он не отвечает, и мы продолжаем ехать молча: теперь ведет он, а курю я. Нервно.

“Коли тебе нема-а-а”, – орет из магнитолы. Я мысленно подпеваю и постукиваю ногой в такт музыке. Она включена на полную громкость.

Так лучше: хотя бы не надо мучительно придумывать, что сказать.

Играет одна из наших любимых песен, но сегодня она меня почему-то раздражает. Мне очень хочется домой, к маме. Хочется остановить машину и повернуть назад. Гнать с бешеной скоростью так, чтобы только скорее оказаться дома. Голова вдруг закружилась, к горлу подкатил какой-то ком, и я почувствовала, что задыхаюсь.

Когда я открыла глаза, надо мной склонилось его испуганное лицо…

– Эй, т-т-ты в порядке? – спрашивает он, заикаясь.

– Не знаю, что это было?

– Кажется, ты упала в обморок. Выпей водички, – он протягивает мне бутылку минералки. Глаза его расширились от испуга, мне становится смешно, но рассмеяться не хватает сил.

– Прости меня, пожалуйста, – говорит он.

– За что?

– Я вел себя как последний кретин, обиделся на тебя за что-то.

– За что? – снова повторяю я, как попугай.

– Не знаю сам. Как-то неприятно мне было, что ты с этим барменом…

– Но ты ведь первый ушел с той девчонкой.

Мы обедаем в “Макдоналдсе”, хотя есть мне совершенно не хочется. Но он впихивает в меня чизбургеры и шоколадные коктейли чуть ли не силком. Волнуется за меня. Это приятно. За меня ведь раньше никто и никогда не волновался. Очень необычно: чувствовать такую вот заботу.

Необычно и приятно. И все только потому, что я вдруг упала в обморок. Смешной такой. Я же не при смерти, в конце концов, но он воспринимает все серьезно и даже не разрешает мне вести машину, сам садится за руль.

Он впервые едет, намного превышая скорость. Он долго не мог побороть себя и вообще хотел ехать чуть ли не сорок км в час, но в такой ситуации я бы уж точно упала в обморок еще раз, и перевесило все-таки желание добраться до города засветло.

В гостинице он укладывает меня в кровать, хотя я и не чувствую себя больной, но раз за тобой решили поухаживать, я решаю не капризничать и с радостью валяюсь в постели: ем все, что он притащил из ближайшего супермаркета, и слушаю его болтовню. Я знаю, что на следующее утро все будет как обычно, ему уже не надо будет за меня волноваться, и я снова стану сильной и самостоятельной и сама сяду за руль, но пока у меня есть немного времени, чтобы отдохнуть от всего этого…

– У меня ничего с ней не было, – говорит он вдруг. Сам говорит, хотя я его об этом не спрашивала.

– И у меня с ним.

– Но ведь раньше такого вообще не бывало? Чтобы с нами вдруг кому-то понравилось.

– Но то было там, а здесь мы, наверное, другие, такие, какие и есть.

…Все наши одноклассники поступили в институты и в университеты, а мы ничего не делали: пинали осеннюю листву в парке, ходили в кино и пили пиво. Иногда зависали у меня дома, включая на полную громкость музыку и, растянувшись на кровати, слушали “Guano Apes”, “RCHP”,

“Nirvana”, “Океан Эльзы”, Земфиру, иногда “Кино” и прочую музыку. Мы могли лежать так целый день, не двигаясь с места, мысленно улетая в космос. Почти весь год мы только этим и занимались и не думали даже о каких-то там переменах.

Казалось, что решение уехать возникло как-то неожиданно, но было такое чувство, что со дня нашей встречи оно было предусмотрено где-то в великом пространстве времени.

Мы сидели у меня в комнате и пили пиво. Мои родители смотрели телевизор в гостиной и совсем не интересовались, чем занимаемся мы с другом. Они вообще мало чем интересовались, кроме телевизора. Мы болтали о всяких глупостях и лениво листали новый выпуск журнала