Его тяжелые сапоги с отвернутыми вниз голенищами, открывавшие крепкие загорелые колени, безжалостно мяли траву, усыпанную мелкими цветочками. На нем были короткие штаны, белая рубашка с открытым воротом и кожаная безрукавка, перетянутая широкой портупеей. Однако на портупее не было его четырех пистолетов и абордажной сабли. Корсар был безоружен.

Не дойдя нескольких шагов до Анжелики, он остановился.

— Почему ты меня позвала? — спросил он. — Что тебе от меня нужно?

От негодования Анжелика потеряла дар речи и только покачала головой.

— Да не звала я тебя! — вырвалось наконец у нее. Голубые глаза нормандца настороженно блеснули. Магия ее очарования, против которой он был бессилен, начала уже действовать, сердце его смягчилось, и он не напоминал больше крупного затравленного зверя.

— Как же ты бледна, моя девочка! — сказал он с нежностью, — и что это у тебя на лице? . Ты ранена?

Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев синяка на ее виске.

Анжелика содрогнулась всем телом. От боли, доставленной этим легким прикосновением, но еще более от ужасной мысли, мелькнувшей в ее мозгу. Они же одни на этом острове, она и Колен! А вдруг появится Жоффрей…

— Пустяки, — крикнула она, прерывающимся, полным отчаяния голосом. — Беги отсюда как можно быстрее, Колен, спасайся… А мне нужно уйти.

Она бросилась вниз по травянистому склону к пляжу в поисках прохода по дну бухты. Выйдя на берег, она остановилась, окаменев от потрясения.

Море лениво накатывалось на дно бухты, покрывая своей блещущей прозрачной массой скалы, совсем недавно еще свободные от воды. Мощная волна, вскипев пеной, бросилась вдруг на приступ берега.

Анжелика взбежала на одну скалу, еще выступавшую из воды, затем на другую, при этом одна волна покрыла до колен ее ноги, а следующая чуть не унесла в море.

Крепкая рука схватила ее за ворот и оттащила к берегу.

— Что ты делаешь? — крикнул Колен Патюрель. — Ты что, не видишь, что это прилив?

Анжелика подняла на него полные страха глаза.

— Мы отрезаны на этом острове, — пробормотала она.

— Кажется, да.

— Но я должна идти!

— Лодки на острове нет, — заметил Колен.

— Но это невозможно. У тебя должна быть лодка. Иначе как бы ты попал на остров?

— Я не знаю, как я тут оказался, — ответил он довольно загадочно.

— А где же человек, который привел меня? Ты его не встретил? У него бледное, как у мертвеца, лицо.

Анжелике вдруг сделалось дурно, и она уцепилась за отвороты куртки Колена.

— Колен, это был дьявол! — я уверена.

— Успокойся, — сказал он, обняв ее рукой. — На рассвете море схлынет…

Она вырвалась с криком страдания:

— Нет! Это немыслимо!.. Я не могу провести всю ночь здесь.., с тобой… Особенно с тобой!..

Она опять бросилась к воде, начала расстегивать платье. Колен снова схватил ее.

— Что ты собираешься сделать? Ты с ума сошла?

— Я доберусь до берега вплавь, если потребуется. Пусть мне будет плохо! Я готова появиться в Голдсборо голой, но не останусь здесь. Пусти меня!

— Ты сошла с ума! — повторил он. — Здесь очень опасное течение, и ты утонешь в потоках воды между скал.

— Будь что будет! Лучше уж утонуть… Пусти меня — я тебе говорю.

— Нет, я тебя не отпущу.

Она попыталась вырваться из его рук, вскрикивая от обиды. Тщетно. Сжимая ее запястья своими железными руками, Колен и не думал ее отпускать. Анжелика поняла наконец, что ей остается только смириться, столкнувшись с этой геркулесовой силой. Неожиданно он подхватил ее, словно соломинку, перенес в верхнюю часть пляжа, продолжая сжимать в объятьях, пока, обессиленная и потрясенная, она не приникла к его груди, сотрясаясь от рыданий.

— Я погибла!.. Я погибла!.. Он никогда мне этого не простит.

— Это «он» тебя ударил?..

— Нет! Нет! Это не он!.. О, Колен, это ужасно!… Он знал!.. Он знал!.. И сейчас он меня больше не любит!.. О, Колен!.. Что со мной будет?.. На этот раз он меня убьет!

— Успокойся.

Он крепко прижал ее к себе, слегка покачивая, чтобы помочь ей унять судорожную дрожь. Когда она начала понемногу успокаиваться. Колен Патюрель поднял глаза к небу, где на изумрудном фоне зажглась первая звезда.

На землю лег ночной туман, скрывший от глаз огни Голдсборо. Они действительно были одни. Взгляд Колена вновь опустился к лежащей на его плече светловолосой головке женщины.

— Все это не так уж страшно, — сказал он своим низким голосом. — Сейчас ничего поделать нельзя, нам остается лишь ждать утра. Прилив есть прилив!.. А там посмотрим. Умоляю вас, успокойтесь, мадам де Пейрак.

Эта мольба и неожиданный переход на «вы» подействовали на Анжелику, как удар грома. Она начала успокаиваться, вздрагивая еще порой, как затравленный зверь, но уже осознав, чего требует от нее достоинство женщины и жены графа де Пейрака.

— Вам лучше? — спросил он.

— Да, но.., отпустите меня.

— Я отпущу вас, как только вы мне пообещаете не бросаться больше в воду, а смирненько ждать, когда переход на берег станет безопасным. Согласны?..

Он склонился к ней, заглядывая ей в лицо с чувством нежной иронии, как смотрят на неразумного ребенка, которого нужно убедить.

— Обещаете?

Анжелика утвердительно кивнула головой. Он разжал руки, и женщина, сделав несколько неуверенных шагов, упала на песок.

У нее все болело. Руки, затылок, голова. Боль терзала все ее существо. О, ей никогда не забыть этот день и свое возвращение в Голдсборо!.. А тут еще дал себя знать пустой желудок.

— Кроме того, я умираю от голода, — в ее голосе послышался гнев. — Это уж слишком!

Не сказав ни слова. Колен ушел, вернулся с охапкой сушняка, разжег костер между трех крупных камней и снова исчез. Через некоторое время он пришел, держа в руках большого, только что вытащенного из воды омара, который возмущенно шевелил своими огромными клешнями.

— Вот нам и товарищ, который поможет скоротать время, — заявил он.

Он положил омара на горячие угли, ловкими движениями перевернул его несколько раз, пока тот из голубоватого не стал ярко-красным. Затем вскрыл обжигающе горячий панцирь и протянул Анжелике самую аппетитную часть. Белое и твердое, с резким и тонким вкусом мясо омара подкрепило ее силы. Ее взгляд на сложившуюся ситуацию стал менее трагичным.

Колен смотрел, как она ест, околдованный неповторимой грацией ее движений, всегда узнаваемых и восхищавших его. Как же, наивный человек, он сразу не понял тогда, лишь увидев, как она ест, что это знатная дама!.. Уверенность, с какой она без малейшей неловкости держала в пальцах мясо омара, непринужденность, с какой она откусывала без малейшей вульгарности кусочек за кусочком, разве все это не свидетельствовало о воспитании, которое можно получить лишь за столом королей.

Анжелика ела с таким аппетитом и в то же время была так озабочена, что, казалось, и не замечала взглядов Колена.

Часто в Вапассу она мечтала о том дне, когда, вернувшись в Голдсборо, она в компании друзей, вместе с детьми зажарит омара или лангуста у подножья скал. Она и вообразить не могла, что нечто подобное произойдет в кошмарных сумерках этого вечера. Вапассу был далеко. Далеким стал и отец Верной, Джек Мэуин с его непроницаемым взглядом, в котором она различала блеск живых искорок симпатии к ней. А ведь это было вчера!.. Только вчера иезуит вещал своим вкрадчивым голосом: «Когда дьявольские замыслы пущены в ход, все идет очень быстро… Время останавливается… Все происходит вне времени…»

Всего три ночи назад она развлекалась и танцевала в Монегане, совесть ее была чиста, и ей не в чем было себя упрекнуть. А сегодня она рискует навсегда потерять любовь Жоффрея, а может быть, и жизнь.

— Я боюсь, — сказала она вполголоса. — Здесь полно нечистой силы. Я чувствую, как злые духи бродят вокруг нас, хотят нашей погибели.

Оперевшись на локоть, нормандец полулежал по другую сторону костра, не сводя с лее глаз. В зыбком свете костра она казалась такой несчастной и бледной, что он не находил слов.