Анжелика шарахнулась назад, с глупым видом маленькой испуганной крестьянки.

В тени монастырских сводов грудь дамы показалась Анжелике необыкновенно белоснежной и высокой. Легкое кружево едва прикрывало эти великолепные округлости, которые извергались из вышитого пластрона, словно плоды из рога изобилия.

«Хотела бы я иметь такую грудь, когда вырасту», — подумала Анжелика, спускаясь по крутой лестнице. Она погладила свою грудь, которую считала слишком плоской, и ее охватила тревога. Стук сандалий идущего вверх по лестнице человека заставил девочку поспешно спрятаться за колонну.

Монах задел ее подолом своей белой сутаны. Она успела разглядеть лишь очень красивое, тщательно выбритое лицо, на котором в тени монашеского клобука светились умом голубые глаза. Он скрылся из виду. Затем девочка услышала его приятный мужественный голос.

— Меня только что предупредили о вашем визите, мадам. Я был в монастырской библиотеке, корпел над старыми трудами греческих философов. Библиотека довольно далеко отсюда, а мои братья медлительны и совсем разомлели от жары. Хотя я настоятель монастыря, меня предупредили о вашем прибытии лишь во время вечерни.

— Не извиняйтесь, отец мой. Я прекрасно все понимаю и уже успела устроиться сама. Ах! Как здесь легко дышится! Только вчера я приехала в свои владения в Ришвиле и сразу же отправилась в Ньель. При дворе стало совершенно невыносимо с тех пор, как он перебрался в Сен-Жермен. Там царит одна глупая суета, тоска и нищета. По правде говоря, я люблю один лишь Париж… и Ньель. К тому же господин Мазарини невзлюбил меня. Я бы даже сказала, что этот кардинал…

Больше ничего не было слышно. Собеседники ушли слишком далеко.

Анжелика обнаружила своих маленьких спутников в просторной кухне аббатства, где суетился брат Ансельм, облаченный в белый передник. Ему помогали двое или трое мальчишек, выряженных в слишком длинные для них рясы. Это были послушники аббатства.

— Нынче будет изысканный ужин, — рассказывал брат повар. — У нас в гостях графиня де Ришвиль. Мне приказали спуститься в погреб и выбрать самые лучшие вина, зажарить шесть каплунов и, уж не знаю где, добыть рыбное блюдо. И все надо как следует приправить пряностями, — сообщил он, доверительно подмигивая брату, устроившемуся на другом конце деревянного стола со стаканчиком настойки.

— У этой дамы приветливые служанки, — вступил в разговор толстый краснолицый человек, чей большой живот с трудом удерживала веревка, на которой висели четки. — Я помог трем очаровательным девицам поднять кровать в келью, отведенную для их хозяйки, а еще сундуки и гардероб.

— Не может быть! — воскликнул брат Ансельм. — Так и вижу вас, брат Тома, несущим сундуки и гардероб! Это вы-то, который с трудом поднимает собственный живот.

— Я помогал им советами, — с достоинством ответил брат Тома.

Его налитые кровью глаза обводили комнату, где под вертелами и огромными котелками трещал и сверкал огонь.

— Что это за маленькую деревенщину ты приютил у себя, брат Ансельм?

— Это дети из Монтелу, они заблудились в лесу.

— Надо бы положить их в бульон, — заявил брат Тома, вращая своими страшными глазами.

Двое малышей испугались и заплакали.

— Давайте быстрее, — позвал детей брат Ансельм, открывая дверь. — Идите по этому коридору. Вы выйдете прямо к риге. Ложитесь там и спите. Сегодня вечером у меня нет времени вами заниматься. К счастью, рыбак принес мне отличную щуку, а то наш отец настоятель мог бы в порыве гнева повелеть мне три часа читать покаянную молитву, лежа на кресте. А я уже слишком стар для таких занятий…

Как только Анжелика, лежа на душистом сене, поняла, что ее маленькие приятели заснули, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Николя, — шепнула она, — мне кажется, нам не добраться до Америк. Я думала. Нам нужен компас.

— Не волнуйся, — ответил подросток, зевая, — на этот раз у нас ничего не вышло, но зато от души повеселились.

— Да уж, конечно! — с яростью произнесла Анжелика. — Ты словно белка. Ничего не можешь довести до конца. Тебе даже наплевать, что мы вернемся в Монтелу, словно жалкие неудачники. Отец тебя не взгреет, ведь он умер, но представь, что будет со всеми остальными!

— Не беспокойся так за них, — повторил Николя в полудреме, — у них толстая кожа.

Через несколько мгновений он уже громко храпел.

Анжелика подумала, что волнение не даст ей заснуть, однако мало-помалу далекий голос монаха Ансельма, отчитывающего послушников, смолк, и девочка погрузилась в сон.

Она проснулась оттого, что в сене ей стало жарко. Дети по-прежнему спали, и в риге раздавалось их размеренное посапывание.

«Пойду подышу свежим воздухом», — решила она.

Анжелика на ощупь отыскала дверь в маленький коридор, ведущий в кухню. Стоило ее приоткрыть, как до ее ушей донеслись громкий шум голосов и взрывы дружного смеха. Огонь в камине продолжал свой танец. Похоже, в вотчине брата Ансельма собралась целая компания.

Девочка встала на пороге.

Она разглядела десяток монахов, расположившихся вокруг стола, на котором были расставлены тарелки и оловянные кувшины. На блюдах громоздились обглоданные куриные кости. Запах вина и жареного мяса смешивался с приятным ароматом из бутылки с настойкой, которой были наполнены стаканы всех гостей. Три свеженькие крестьяночки, одетые как горничные, пировали вместе со всеми. Две из них весело смеялись и, казалось, были совершенно пьяны. Третья, более скромная, отбивалась от шаловливых рук брата Тома, который пытался ее обнять.

— Идем, идем, милашка, — говорил толстый монах, — не надо строить из себя недотрогу, как твоя августейшая хозяйка. Можешь быть уверена, что в этот час она уж точно перестала обсуждать греческую философию с отцом настоятелем. Так ты рискуешь остаться единственной, кто не будет развлекаться в аббатстве в эту ночь.

Служанка бросала вокруг себя затравленные и смущенные взгляды. Вне всякого сомнения, она была не такой непреклонной, какой хотела казаться, однако красная морда брата Тома ее явно не воодушевляла.

Один из монахов, видимо, понял, в чем дело, и, стремительно вскочив со стула, нежно положил руку ей на талию.

— Ради святого Бернара, покровителя нашего монастыря! — воскликнул он. — Эта малышка слишком худенькая для такой огромной свиньи, как ты. Ну что? — спросил он, коснувшись пальцами подбородочка строптивицы. — Разве мои прекрасные глаза не извиняют отсутствие волос? К тому же, знаешь, я был солдатом, так что умею развлекать девчонок.

Действительно, у него были черные веселые глаза и хитрое лицо. Горничная, наконец, соизволила улыбнуться. Брат Тома тут же затеял драку, взбешенный тем, что остался в одиночестве. Один из оловянных кувшинов полетел на пол, женщины стали кричать. И тут кто-то воскликнул:

— Смотрите! Посмотрите туда!.. Ангел!..

Все повернулись к двери, на пороге которой стояла Анжелика. Она не отпрянула, поскольку была не робкого десятка. Ей часто приходилось бывать на крестьянских пирушках, чтобы не бояться громких голосов и возбуждения, этих неизбежных спутников возлияний. Но что-то здесь было не так. Вся эта сцена абсолютно не вязалась с прекрасным видением, открывшимся с обрыва, когда аббатство показалось ей в золотом вечернем свете приютом спокойствия и мира.

— Это та девочка, что потерялась в лесу, — объяснил брат Ансельм.

— Единственная девочка из целой банды мальчишек, — добавил брат Тома. — Многообещающе. Может, ей понравится наше веселье? Иди сюда, выпей, — позвал он, протягивая девочке стаканчик с настойкой, — это вкусно, сладко. Мы сами готовим его в огромных перегонных кубах из болотного дягиля.

Анжелика повиновалась скорее из любопытства, чем от желания отведать лакомство. Ей давно хотелось попробовать целебный напиток, о котором столько слышала, и который вдобавок носил ее имя. Золотисто-зеленая жидкость показалась ей вкусной: одновременно крепкой и бархатистой, и когда она пила, по телу разливалось приятное тепло.