Странное поведение доктора Додда неприятно подействовало на всех, даже на Эсси, которая перед обедом внезапно разразилась слезами и убежала в свою комнату, и на Гарри Тойфела, не произнесшего ни слова во время пребывания в кухне. Впрочем, трудно сказать, что было более тягостным — молчание за обеденным столом или красноречие прислуживающей миссис Фаулер. Кен рассеянно смотрел по сторонам, даже не притворяясь голодным. Рима беспомощно наблюдала за ним. Эллери поклевывал пищу, чувствуя на бедре холод ключа, который сунул ему в руку шеф Дейкин, когда они выходили из зала суда.

Наконец Кен бросил на стол салфетку:

— Я должен идти по вызовам.

— Тебе не кажется, Кен, что ты должен что-нибудь сделать для доктора Додда? — не выдержала Рима.

— Что, дорогая? Измерить ему давление? — сердито отозвался доктор Уиншип. Он поцеловал Риму, извинился, и вскоре они услышали, как отъезжает его автомобиль.

— Рима… — начал Эллери.

— Я не стану ничего слушать, — прервала Рима. — Мне нужно выписать счета Кена и доктора Додда, так что, если не возражаете, Эллери, я займусь этим прямо сейчас.

Казалось, никто не хотел разговаривать, кроме миссис Фаулер, но именно ее болтовня вынудила Эллери подняться к себе.

Из своей комнаты он слышал нарушающее тишину стрекотание пишущей машинки Римы и недовольное бряцание посудой миссис Фаулер. Спальня Эллери была угловой в маленьком флигеле, и он из своего окна мог наблюдать за окнами комнаты доктора Додда. Там весь вечер горел свет. Иногда Эллери видел массивную фигуру доктора, движущуюся взад-вперед, как амеба под микроскопом.

Обследовать запертую комнату в мансарде было невозможно, пока Додд не спит. Она находилась прямо над его спальней, а пол, ссохшийся от времени, стонал и дрожал при каждом шаге.

В половине десятого Эллери услышал тяжелые шаги миссис Фаулер в коридоре, ее стук в дверь комнаты Эсси Пингарн и хнычущий ответ служанки. Вскоре в комнате миссис Фаулер зажегся свет и послышался шум льющейся из крана воды. Эллери застонал. Вчерашний вечерний прием ванны миссис Фаулер продолжался час десять минут.

Он вышел из комнаты и двинулся по коридору. Под дверью доктора Додда виднелась полоска света. Поднос исчез — должно быть, его забрала миссис Фаулер.

Эллери постучал в дверь.

— Да? Кто там?

— Квин.

— В чем дело? — Голос доктора звучал хрипло, как будто он устал после лекции.

— Я увидел, что у вас горит свет, доктор. Вы позволите мне войти?

— Вообще-то я как раз собирался спать… — Полоска света исчезла. Эллери услышал скрип пружин.

— Как вы себя чувствуете, доктор?

— Прекрасно. Этим вечером я чудесно отдохнул. Вам здесь удобно, мистер Квин? Как пообедали? Что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо. Спокойной ночи. Спите хорошо.

— Благодарю вас.

Эллери пошел дальше, стараясь ступать погромче. У лестницы он остановился.

Подождав ровно час, Эллери двинулся в обратном направлении. Ему понадобилось десять минут, чтобы пройти пятнадцать футов до двери доктора Додда и осторожно приложить ухо к панели.

Дыхание доктора было глубоким и ровным и лишь иногда прерывалось храпом.

Эллери выпрямился. Пишущая машинка Римы продолжала стучать внизу. Кен еще не вернулся. Фрамуга над дверью миссис Фаулер в конце коридора была темной.

Вернувшись к лестнице, Эллери начал подниматься в мансарду.

На сей раз он использовал миниатюрный фонарик.

Ключ был смазан машинным маслом, и Эллери вставил его в замочную скважину святилища доктора Додда без единого звука.

После этого он сжал фонарик зубами, словно сигару, вцепился в ручку левой рукой, а правой попытался повернуть ключ.

Но ключ не поворачивался.

Эллери оставалось только в отчаянии сесть на пол.

И тут его охватил неописуемый гнев. Это было самое нелепое дело, в какое он когда-либо совал нос. Оно состояло из каких-то нематериальных субстанций, ухватиться за которые не представлялось возможным.

Вернувшись на второй этаж, Эллери снова порылся в своем чемодане, потом поднялся в мансарду и, стиснув зубы, сделал еще один восковой отпечаток замка.

Закончив, Эллери услышал, как подъезжает автомобиль, а спустившись вниз со шляпой в руке, обнаружил в приемной Риму, которая сидела на коленях у Кена, обнимая его за шею.

— Не вставайте, — улыбнулся Эллери. — Я просто прохожу мимо. Вы выглядите усталым, Кен.

— Он сейчас ляжет спать. Я думала, что вы это уже сделали, Эллери, — сказала Рима.

— Мне не спится. А вот доктор Додд спит.

— Я хотел заглянуть к нему, — виновато промолвил Кен. — Но если он заснул… А вы куда собрались?

— Думаю прогуляться перед сном. Кстати, о сне — ваша невеста весь вечер провозилась с вашими чертовыми счетами.

— Знаю, я уже отругал ее.

Эллери вышел из дома. Вечер был сырой, и он ежился, сворачивая за угол на Райт-стрит. Пары алкоголя, распространяющиеся от гриль-бара Джека, казались почти заманчивыми. Эллери вошел в бар и заказал пиво. Он потягивал его достаточно долго, чтобы погасить интерес к своему появлению, и затем скользнул в телефонную будку.

— Дейкин? Вы когда-нибудь уходите домой?

— После смерти жены мне туда незачем особенно торопиться. Но я уже собирался уходить. В чем дело?

— Ключ, изготовленный Пигом, не подходит. Я снял еще один отпечаток.

— Где вы находитесь?

— Не имеет значения. Я сейчас приду.

Дейкин поджидал его на ступеньках между зелеными фонарями.

— Незачем попадаться на глаза Гоббину, — сказал шеф полиции. — Он все выболтает Мальвине Прентис. Где отпечаток?

Эллери передал слепок Дейкину, который спрятал его в сумку. Они зашагали по Стейт-стрит в восточном направлении мимо окружного суда.

— Сейчас уже поздно что-либо предпринимать, мистер Квин.

— Когда вы передадите отпечаток Пигу?

— Завтра с утра. К полудню вы получите ключ. Есть новости для меня?

— Нет. А у вас для меня?

— Тоже нет.

Они молча расстались на углу Стейт-стрит и Аппер-Уистлинг.

Ник Жакар стоял на четвереньках на выступе скалы, глядя в водоем, казавшийся сделанным из коричневого сахара и сверкавший под луной, как миллион светляков. Эллери склонился над спиной Жакара, чтобы разглядеть лицо в водоеме, но сахар внезапно превратился в кипящую лаву, не позволяющую идентифицировать лицо, которое словно молило о том, чтобы его узнали. В этот момент луна сделалась алой, и Ник Жакар, откинув косматую голову, завыл на нее, как собака. Вой был таким горестным и пронзительным, что Эллери с криком заткнул уши. Звуки стали приглушенными, и Эллери проснулся, обнаружив, что прижимает к ушам края мокрой от пота подушки. Собака продолжала скулить.

Эллери сел в кровати и посмотрел на часы. Начало четвертого. Он был весь в испарине, поэтому встал и направился к окну, намереваясь проветриться.

Собака продолжала выть в саду или где-то поблизости. Луны не было. Единственным источником света было окно в другом конце дома.

Окно спальни Додда…

Сам доктор стоял у окна, подняв руки, как будто цеплялся за портьеры. Его крупный силуэт, казалось, взывал о помощи.

Вой продолжался, и мысли Эллери внезапно прояснились, а в затылке началось покалывание.

Он не сводил глаз с человека у окна.

Собака, воющая ночью… А недавно дважды выпавший туз пик…

Эллери интересовало, почему вой не разбудил остальных. Додд у окна не двигался с места.

Лишь перед рассветом вой прекратился, и только тогда доктор Додд ожил. Черные руки опустились, и силуэт исчез. Вскоре свет в окне погас.

Эллери вернулся в постель, надеясь заснуть. Но собачий вой напрочь прогнал сон. К тому же в голове вертелась проклятая считалка. «Богач, бедняк, нищий, вор, доктор…» Она напоминала камень, который Сизиф[61] постоянно катил в гору и который каждый раз скатывался вниз.