Подобно тому как «Исповедь» и «В чем моя вера?» воплотили принципы религиозно-нравственного учения Толстого, как оно сложилось после перелома в мировоззрении, а трактат «Так что же нам делать?» — социальные и эстетические его взгляды, в трактате «О жизни» сформулированы философские основы миросозерцания. Первоначально сочинение было озаглавлено «О жизни и смерти»; по мере развития общей концепции Толстой пришел к убеждению, что для человека, познавшего смысл жизни в исполнении высшего блага — служении нравственной истине, смерти не существует. Человека освобождает от смерти духовное рождение. Он вычеркнул слово «смерть» из названия трактата.
Истоки книги — в тех напряженных размышлениях о жизни и смерти, которые всегда занимали Толстого и обострились во время тяжелой болезни осенью 1886 г. Тогда же он получил письмо на эту тему от А. К. Дитерихс (ставшей вскоре женой В. Г. Черткова). 4 октября 1886 г. Толстой сообщил Черткову: «От Анны Константиновны давно уже получил длинное хорошее письмо и вместо того, чтобы коротко ответить, начал по пунктам на все ее мысли. А так как одна из мыслей была о жизни и о смерти, то, о чем я так много заново думал, то и начал об этом и до сих пор все пишу, т. е. думаю и записываю» (т. 85, с. 389).
Писание трактата «О жизни» превратилось в продолжительный, напряженный и увлеченный труд (сохранилось восемь папок, включающих 2237 листов рукописей и корректур).
В марте 1887 г. Толстой прочитал свой философский реферат в московском Психологическом обществе, где председательствовал знакомый ему молодой профессор — Н. Я. Грот. В то же время он заметил в одном из писем: «Хочется и надеюсь выразить совсем просто и ясно, что жизнь есть совсем не та путаница и страдания, которые мы себе представляем под этим словом, а нечто очень простое, ясное, легкое и всегда радостное» (т. 64, с. 28). «Месяца полтора ни о чем другом не думаю ни днем ни ночью… — написал Толстой тогда Черткову. — Работаю для себя и для других: себе наверное многое уяснил, во многом себя утвердил и потому надеюсь, что хоть немного также подействует и на некоторых других» (т. 86, с. 42). Он надеялся, что его книга «прибавит счастья людям»: «Видите, какие гордые мысли. Что делать, они есть и они-то поощряют к работе» (т. 64, с. 32).
Уехав в 1887 г., раньше обычного, 31 марта, из Москвы в Ясную Поляну, Толстой продолжал работать над трактатом, уже решив, что будет печатать его не в журнале, а отдельной книгой. Много заботится он об изложении, его простоте — «чтобы Тит понял. И как тогда все сокращается и уясняется. От общения с профессорами многословие, труднословие и неясность, от общения с мужиками сжатость, красота языка и ясность» (т. 84, с. 25).
В апреле с рукописью Толстого познакомился художник Н. Н. Ге. Толстому он написал: «Я прочел о жизни и смерти, все там до того верно, что я иначе не мог думать и многое буквально говорил сам. Это у вас восторг! Это сама правда! Не думать так нельзя» («Л. Н. Толстой и Н. Н. Ге. Переписка». М. — Л., 1930, с. 99). Такое же сильное впечатление произвели мысли Толстого на И. Е. Репина, посетившего Ясную Поляну 9-16 августа 1887 г.: «Как бы я желал прочесть ваши мысли «О жизни». Я тогда только разохотился перед самым отъездом… Как какой-то необыкновенно чистый, разительный сон…» («И. Е. Репин и Л. Н. Толстой. I. Переписка с Л. Н. Толстым и его семьей». М. — Л., 1949, с. 14).
Работа над книгой «О жизни» приносила Толстому душевное спокойствие и удовлетворение. 20 мая он написал H. H. Страхову: «Человек обязан быть счастлив. Если он не счастлив, то он виноват. И обязан до тех пор хлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства или недоразумения. Неудобство главное в том, что если человек несчастлив, то не оберешься неразрешимых вопросов: и зачем я на свете, и зачем весь мир? и т. п. А если счастлив, то «покорно благодарю и вам того же желаю», вот и все вопросы» (т. 64, с. 48). Оказавшись летом 1887 г. в Ясной Поляне, H. H. Страхов тоже прочитал рукопись книги и затем поделился впечатлением со своим другом, поэтом А. Н. Майковым: «Писание Л. Н. привело меня в восхищение; оно не только важно по мыслям, не только написано с тою заразительною задушевностию и простотою, с которою только он умеет писать, но и свободно от преувеличений, беспорядка, непоследовательности, которые так у него обыкновенны в его прозе. В сентябре он думает его напечатать, разогнав на требуемые 10 печатных листов;[38] в нем нет ничего нецензурного — но тут наверное рассчитывать, конечно, трудно» («Русская литература 1870–1890 годов». Свердловск, 1977, с. 138–139).
Против обыкновения, Толстой работал над трактатом все лето. 3 августа 1887 г. — дата окончания, проставленная в рукописи.
Работа над корректурами заняла еще три месяца, но уже в сентябре возникли опасения, что книгу не пропустят. Так оно и случилось, хотя в корректуре Толстой смягчил некоторые выражения. Духовную цензуру не удовлетворил главный смысл трактата «О жизни»: утверждение законов разума, совести — взамен религиозных доктрин. В апреле 1888 г. синод подтвердил решение московского духовно-цензурного комитета. Архиепископ херсонский Никанор, читавший книгу по поручению синода, написал в частном письме Н. Я. Гроту: «Мы без шуток собираемся провозгласить торжественную анафему… Толстому» («Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах». СПб., 1911, с. 330).
«Жизнь есть любовь, и нет другой жизни, стоящей этого названия, — какая тема! А они — запретили вашу книгу», — огорчался Н. H. Страхов в письме к Толстому («Переписка Л. Н. Толстого с H. H. Страховым». СПб., 1914, с. 372).
Еще в ноябре 1887 г. С. А. Толстая начала переводить «О жизни» на французский язык; издание появилось в Париже в 1889 г. Переведенная Изабеллой Хэпгуд, книга была напечатана в 1888 г. в Нью-Йорке, а затем появилась на датском, немецком, чешском и других языках. В России отрывки (с изъятием мест о Христе, тюрьмах, бомбах и т. п.) удалось напечатать в № 1–6 за 1889 г. петербургской газеты «Неделя». Полное русское издание выпустил в Женеве М. Элпидин (1891). В Собрание сочинений Толстого трактат вошел лишь в 1913 г. (т. XIII, изд. П. И. Бирюкова).
Благодаря книге «О жизни» Толстой познакомился с известным американским общественным деятелем и литератором Эрнестом Кросби. Служа в Александрии (Египет) представителем Соединенных Штатов Америки в международном суде, Кросби прочел французский перевод, написал Толстому взволнованное письмо, а в 1894 г. посетил его в Ясной Поляне. «Книга «О жизни» помогла ему жить», — отмечено в Дневнике Толстого 27 мая 1891 г.
Пора опомниться! Статья явилась заключением к брошюре американского священника, бывшего профессора химии Л. П. Пакина «О вреде спиртных напитков», изданной «Посредником» в самом конце 1888 или начале 1889 г.
Борьба с пьянством — и в народе, и в интеллигентной среде — составляла одну из важных задач в программе изданий «Посредника». В 1887 г. по инициативе Толстого было создано общество трезвости. Тогда же Толстой составил обращение к желающим вступить в общество — «Согласие против пьянства» (т. 90, с. 132) и первым подписал его.
Перевод брошюры Пакина (сделанный с французского языка) Толстой изменял, дополнял в рукописи и корректурах. В письмах к В. Г. Черткову от 8 и 9 февраля 1888 г. он рассказывал об этой работе. Написанное Толстым заключение потом перепечатывалось в виде отдельной статьи — в составе других сборников (например, «Грех и безумие пьянства». М., 1890).
Работая над брошюрой о вреде пьянства, Толстой писал художникам — И. Е. Репину и H. H. Ге, прося о рисунках: «…хочется под корень взять. Вот огромной важности предмет» (т. 64, с. 145–146).
В начале 1889 г. с призывом отказаться от вина Толстой обратился к студенческой молодежи, напечатав статью «Праздник просвещения 12-го января» (появилась в так называемый Татьянин день, отмечавшийся ежегодно как день основания Московского университета).
