– Вернись, Гандвейн!

– Оставьте этого выродка, сэр Генри!

Дэниел подскочил, схватил Хэла за руку.

– Он не мертв, а мы скоро будем, если еще задержимся!

И потащил Хэла за собой.

Несколько первых шагов Хэл сопротивлялся и пытался вырваться из рук Дэниела.

– Так не может кончиться! Разве ты не понимаешь, Дэниел?

– Хорошо понимаю, – ответил Дэниел.

В этот момент Шредер сел посреди дороги. Камни порвали ему кожу на щеке, но он силился встать, падая и вновь поднимаясь.

– С ним все в порядке, – сказал Хэл с облегчением, удивившим его самого, и позволил Дэниелу увести себя.

– Да, – согласился Дэниел, когда они догнали карету. – Настолько в порядке, что при следующей встрече он отрубит твои желуди. Мы от него так легко не избавимся.

Аболи сбавил ход, давая им возможность догнать карету; Хэл ухватился за упряжь передней лошади и позволил поднять себя. Оглянувшись, он увидел, что Шредер весь в крови и в пыли стоит посреди дороги. Пошатываясь, как пьяный, он двинулся за каретой, размахивая шпагой.

Карета быстро удалялась, и Шредер отказался от попыток догнать ее. Он закричал:

– Клянусь Богом, Генри Кортни, я приду за тобой, даже если идти придется до самих врат ада. Ты у меня в глазах, сэр, ты у меня в сердце!

– Когда придешь, прихвати шпагу, которую украл у меня, – крикнул в ответ Хэл. – Я разрублю тебя ею, как молочного поросенка, чтобы дьявол мог тебя поджарить.

Моряки захохотали и начали делать непристойные прощальные жесты.

– Катинка! Моя дорогая! – Шредер сменил тон. – Не отчаивайся! Я тебя спасу. Клянусь могилой отца. Я люблю тебя больше жизни!

Все время пока раздавались крики и звучали мушкетные выстрелы, Ван де Вельде съеживался на полу кареты, но теперь он сел на сиденье и посмотрел на поверженную фигуру на дороге.

– Он что, спятил? Как он смеет так обращаться к моей жене? – Побагровевшее лицо с вислыми щеками повернулось к Катинке. – Мефрау, надеюсь, вы не давали этому мужлану оснований так к вам обращаться?

– Уверяю, минхеер, его развязность для меня еще большее потрясение, чем для вас. Он оскорбил меня, и я умоляю вас при первой же возможности наказать его, – ответила Катинка, одной рукой держась за дверцу кареты, другой придерживая шляпу.

– Я сделаю лучше, мефрау. На следующем же корабле он вернется в Амстердам. Я не потерплю здесь подобную дерзость. Более того, именно он виноват в том, что мы оказались в столь тяжелом положении. Он командир гарнизона и замка, и пленные – на его ответственности. Их побег – следствие его пренебрежения своими обязанностями и непригодности к подобной службе. Ублюдок не имеет права так к вам обращаться.

– О нет, имеет, – вмешалась Сакина. – Полковник Шредер завоевал ее милость. Ваша жена так часто лежала под ним, задрав ноги, что он имеет право называть ее милой; а если захочет быть более честным – то шлюхой и развратной девкой.

– Замолчи, Сакина! – завизжала Катинка. – Ты спятила? Помни свое место. Ты рабыня!

– Нет, мефрау. Я больше не рабыня. Я свободная женщина. Более того, сейчас вы в моей власти, – ответила Сакина, – и я могу говорить вам все, что хочу, особенно если это правда. – Она повернулась к Ван де Вельде. – Ваша жена и бравый полковник так откровенно играли в зверя с двумя спинами, что об этом болтала вся колония. Они посадили вам на голову пару рогов, которые чересчур велики даже для вашего жирного тела.

– Я прикажу забить тебя до смерти! – апоплексически забулькал Ван де Вельде. – Сука, рабыня!

– Ничего подобного, – сказал Альтуда, прижав конец ятагана к обширному животу губернатора. – Немедленно извинитесь перед моей сестрой за оскорбление.

– Извиниться перед рабыней? Никогда! – взревел Ван де Вельде, но Альтуда чуть нажал, и рев перешел в визг, словно из надутого свиного пузыря вырывался воздух.

– Извинитесь – и не перед рабыней, а перед свободнорожденной балийской принцессой, – поправил его Альтуда. – Да побыстрей.

– Прошу прощения, мадам, – процедил губернатор сквозь стиснутые зубы.

– Вы очень галантны, сэр, – улыбнулась ему Сакина.

Ван де Вельде откинулся на спинку сиденья и больше ничего не сказал, но бросил на жену полный ненависти взгляд.

Едва выехали за пределы поселка, дорога стала хуже. Фургоны Компании, привозившие дрова, оставили глубокие колеи, и карета опасно раскачивалась. Вдоль берега лагуны море во многих местах нанесло грязь и ил, и морякам приходилось на плечах вытаскивать из вязкой жижи большие задние колеса, помогая лошадям. Утро было уже на исходе, когда впереди показался деревянный мост через реку.

– Солдаты! – крикнул Аболи. Со своего высокого сиденья он увидел впереди блеск штыка и очертания высокого шлема.

– Всего четверо, – сказал Хэл. У него было самое острое зрение. – Они не ждут неприятностей отсюда.

Они не ошиблись. Капрал вышел им навстречу, удивленный, но не встревоженный; сабля его была в ножнах, а фитиль пистоли не горел. Хэл и его люди быстро разоружили капрала и солдат, раздели и, выстрелив над их головами из мушкетов, бегом отправили в колонию.

Пока Аболи переводил карету через мост и выезжал на едва заметную тропу, Хэл и Нед Тайлер забрались под мост и привязали к средней стойке бочонок с порохом. Когда бочонок был надежно закреплен, Хэл рукоятью пистоли выбил затычку, вставил в отверстие короткий фитиль и зажег его. Они поднялись на дорогу и побежали за каретой.

Теперь у Хэла сильно болела нога. Она распухла и потемнела, но он, по щиколотку увязая в песке, смотрел через плечо назад. Середина моста неожиданно взлетела в столбе грязи, воды и деревяшек. Обломки падали назад в реку.

– Это не задержит храброго полковника надолго, но по крайней мере ему придется замочить брюки, – заметил Хэл, когда они догнали карету.

Альтуда спрыгнул и крикнул Хэлу:

– Садись на мое место. Тебе нужно беречь ногу.

– С моей ногой все в порядке, – возразил Хэл.

– Только ты едва выдерживаешь свою тяжесть, – строго сказала Сакина, наклоняясь из дверцы. – Немедленно иди сюда, Гандвейн, или нога надолго выйдет из строя.

Хэл покорно сел в карету напротив Сакины. Не глядя на эту пару, Аболи про себя усмехнулся. Она уже приказывает, а он повинуется. Похоже, в спину этой паре дует попутный ветер.

– Дай-ка я посмотрю твою ногу, – приказала Сакина, и Хэл положил ногу на сиденье между ней и Катинкой.

– Осторожней, деревенщина! – воскликнула Катинка и подобрала юбки. – Ты испачкаешь кровью мое платье.

– Если не придержишь язык, платье не единственное, что я окровавлю, – мрачно заверил ее Хэл. Она вжалась в угол кареты.

Сакина быстро и уверенно работала над его ногой.

– Нужно наложить на укусы горячую мазь: они глубокие и обязательно воспалятся. Но мне нужна горячая вода.

Она посмотрела на Хэла.

– Придется подождать, пока не доберемся до гор, – ответил он.

На какое-то время разговор прервался, и они ошеломленно смотрели друг другу в глаза. Так близко они оказались впервые, и оба находили в другом то, что их удивляло и радовало.

Но вот Сакина опомнилась.

– У меня в седельной сумке лекарства, – решительно сказала она и перелезла через сиденья, чтобы добраться до корзины на запятках кареты. И повисла, роясь в мешках. Карета неслась по неровной дороге, а Хэл с восторгом смотрел на маленький аккуратный зад, устремленный к небу. Несмотря на кружева и нижние юбки, скрывавшие его, этот зад показался Хэлу почти таким же привлекательным, как лицо девушки.

Сакина вернулась с куском ткани и черной бутылкой.

– Я смажу рану настойкой, потом перевяжу ее, – объяснила она, не глядя в его зеленые глаза, чтобы больше не отвлекаться.

– Перестань! – При первом прикосновении настойки Хэл ахнул и дернулся. – Жжет, как дыхание дьявола!

Сакина выбранила его:

– Ты выносил хлыст, выстрелы, сабли и укусы животных. Но первое прикосновение лекарства – и ты кричишь, как младенец. Сиди спокойно.