– Альтуда! – крикнул он. – Вместо того чтобы сидеть, как джентльмен на воскресном пикнике, проверь, все ли мушкеты заряжены. Вот! – Он передал пистоль с зажженным фитилем. – Этим подожги все фитили. Скоро за нами будет погоня.
Он перевел взгляд на сестру Альтуды.
– Нас не представили друг другу. Генри Кортни, к вашим услугам.
Он улыбнулся, а она рассмеялась его чопорным манерам.
– Доброе утро, Гандвейн. Я хорошо тебя знаю. Аболи предупредил меня, что ты свирепый пират. – Она тут же посерьезнела. – Ты ранен. Я должна осмотреть твою ногу.
– С этим можно подождать, – ответил он.
– Собачий укус, если им сразу не заняться, быстро приводит к заражению, – предупредила девушка.
– Позже, – повторил он и повернулся к Аболи.
– Аболи, ты знаешь дорогу к границам колонии?
– Дорога всего одна, Гандвейн. Мы должны проехать через весь поселок, обогнуть топь и по песчаной равнине отправиться к горам. – Он показал. – Изгородь из миндаля – в пяти милях за болотом.
Глядя за поселок, Хэл видел и болото, и лагуну впереди, заросли тростника и открытую воду; над лагуной кружили тысячи птиц. Он слышал, что в водах лагуны живут крокодилы и гиппопотамы.
– Альтуда, у нас будут на пути солдаты? – спросил он.
– Обычно у первого моста есть пост, а у изгороди постоянный патруль, который расстреливает готтентотов, пытающихся пройти за изгородь, – ответил Альтуда, не отрывая взгляда от мушкетов, которые он заряжал.
Вмешалась Сакина.
– Сегодня не будет ни поста, ни патруля. Я с утра следила за перекрестком. Ни один солдат не пришел на пост. Все заняты своими больными животами. – Она весело рассмеялась, и всех охватило веселое возбуждение. Сакина вдруг встала и в карете и звонким голосом крикнула: – Свободна! Впервые в жизни я свободна!
Коса ее упала и распустилась. Волосы летели за головой. Глаза сверкали. Она была прекрасна, как воплощение мечты всех моряков.
И хотя все ответили ей криком:
– Да, ты свободна, и мы все тоже! – она смеющимися глазами смотрела на Хэла.
Они миновали дома поселка, а впереди слышались крики:
– Берегитесь! Пираты сбежали. Бунт!
Мирные граждане Доброй Надежды, завидев их, бросались наутек. Матери выбегали на улицу, хватали детей и утаскивали в дома, запирали двери и ставни.
– Вы теперь в безопасности. Вам удалось уйти. Пожалуйста, освободите меня, сэр Генри. – Катинка опомнилась настолько, чтобы умолять о пощаде. – Клянусь, я никогда не хотела вам зла. Я спасла вас от виселицы. Я спасла и Альтуду. Я сделаю все, что вы скажете, сэр Генри, только отпустите, – голосила она, держась за край кареты.
– Можешь называть меня сэром и заявлять о своей доброй воле, но все это больше помогло бы моему отцу, когда он шел на эшафот.
Лицо Хэла было холодным и безжалостным, и Катинка отпрянула, снова села рядом с Сакиной и заплакала, словно он разбил ей сердце.
Моряки, бежавшие рядом с Хэлом, выкрикивали ей оскорбления и слова ненависти.
– Ты хотела видеть нас в петле, раскрашенная шлюха, а мы скормим тебя диким львам, – насмехался Билли Роджерс.
Катинка заплакала еще пуще и закрыла лицо руками.
– Я никогда не желала вам зла. Пожалуйста, отпустите меня.
Карета быстро катила по пустой дороге, впереди оставалось лишь несколько последних домов поселка, как вдруг Альтуда приподнялся на сиденье и показал на удаляющуюся площадь.
– Всадник скачет галопом! – крикнул он.
– Так быстро? – удивился Большой Дэниел, заслоняя глаза. – Я пока не ожидал преследования. Они что, послали за нами кавалерию?
– Этого не бойтесь, парни, – успокоил всех Аболи. – Во всей колонии не больше двадцати лошадей, и шесть из них у нас.
– Аболи прав! Всадник один! – крикнул Уолли Финч.
За всадником в воздухе оставалась бледная лента пыли, он наклонился к шее лошади и гнал животное во весь опор, безжалостно пользуясь хлыстом.
Он был еще далеко, но по шарфу, вьющемуся позади всадника, Хэл узнал его.
– Боже, да это Шредер! Я знал, что он очень скоро присоединится к нам. – Хэл яростно стиснул зубы. – Этот болван один явился драться с нами. Мозгов ему не хватает, а вот храбрости полный трюм.
Даже со своего места Аболи увидел, как сузились глаза Хэла, как он взял в руки саблю, и угадал его намерение.
– И не думай возвращаться к нему, Гандвейн! – строго сказал Аболи. – Эта задержка опасна для всех нас.
– Я знаю: ты считаешь, что я не ровня Шредеру, но времена изменились, Аболи. Я могу побить его. Я уверен.
Аболи подумал: возможно, Хэл прав. Он больше не мальчик. За месяцы, проведенные на стенах, он окреп, Аболи сам видел, как он соперничает в силе с Большим Дэниелом.
– Оставьте меня здесь, я поговорю с ним как мужчина с мужчиной и найду вас позже! – крикнул Хэл.
– Нет, сэр Хэл! – закричал Большой Дэниел. – Может, ты и сможешь его побить, да только нога у тебя прокушена до кости. Отложи вражду с голландцем на потом. Сейчас ты нужен нам. За ним придет сотня зеленых мундиров.
– Да! – подхватили Уолли и Стэн. – Останьтесь с нами, капитан.
– Мы тебе верим, – сказал Нед Тейлор. – Без штурмана мы не найдем путь в дикой местности. Ты не можешь сейчас нас покинуть.
Хэл колебался, сердито оглядываясь на быстро приближавшегося всадника. Потом он взглянул на девушку в карете. Сакина умоляюще смотрела на него.
– Ты серьезно ранен. Посмотри на свою ногу. – Она высунулась из дверцы кареты, оказавшись совсем близко, и сказала негромко, так, что только он мог услышать ее в грохоте колес и копыт: – Останься, Гандвейн.
Он посмотрел на кровь и лимфу, которые сочились из глубокого укуса. Пока он колебался, Большой Дэниел пробежал назад и вспрыгнул на ступеньки кареты.
– Я позабочусь о нем, – сказал он и взял у Альтуды заряженный мушкет. Спрыгнул на дорогу и стоял, проверяя фитиль и целясь. Он подождал, пока карета отъехала, а полковник Шредер приблизился.
Несмотря на все просьбы и уговоры, Хэл побежал назад, чтобы присоединиться к Дэниелу.
– Дэниел, не убивай этого олуха.
Он хотел объяснить, что у них со Шредером счеты, за которые в ответе только судьба. Никто не может встать между ними, тут дело рыцарской чести, но времени на подобные романтические объяснения не было.
Шредер подскакал на расстояние выстрела и встал в стременах.
– Катинка! – кричал он. – Не бойся, я спасу тебя, дорогая! Я не позволю этим негодяям увезти тебя.
Он достал из-за пояса заряженную пистоль и держал ее на ветру, чтобы разгорелся фитиль. Потом лег на шею лошади и вытянул руку с пистолью.
– Прочь с дороги, мужлан! – крикнул он Дэниелу и выстрелил. Его правую руку высоко отбросило отдачей, голову окутал синий дым, но пуля пролетела мимо, ударила в землю у правой ноги Дэниела и забросала его камешками.
Шредер бросил пистоль и достал из ножен Нептунову шпагу. Блеснула золотая отделка рукояти.
– Я разрублю тебе башку до зубов! – крикнул он, высоко занося клинок. Дэниел опустился на одно колено и позволил лошади Шредера подскакать еще на несколько шагов.
Близко, подумал Хэл. Слишком близко. Но Дэниел недрогнувшей рукой держал мушкет и взвел затвор. На мгновение Хэлу показалось, что сбываются худшие его опасения, но затем, изрыгнув столб пламени и серебристого дыма, мушкет выстрелил.
Возможно, Дэниел услышал крик Хэла, или лошадь была более крупной и верной мишенью, чем всадник на ее спине, но боцман прицелился в широкую покрытую потом грудь, и тяжелая пуля попала в цель. На полном скаку лошадь Шредера под ним рухнула. Он перелетел через ее голову, грянувшись оземь лицом и плечом.
Лошадь била ногами, лежа на спине, мотая головой из стороны в сторону, из раны у нее на груди потоком била кровь. Затем ее голова со стуком ударилась о землю, и, испустив последний фыркающий вздох, лошадь застыла.
Шредер неподвижно лежал на пропеченной солнцем дороге, и Хэлу показалось, что у него сломана шея. Он едва не кинулся на помощь, но Шредер сделал несколько судорожных движений, и Хэл остановился. Карета быстро уходила вперед под общий крик: