Он и на Казанскую собирался служить: всенощную - в Казанском соборе, а литургию: в Князь-Владимирском... Да смерть не позволила...
Валентина Сергеевна:
- Главное, чему учил нас владыка, - это по слушанию. Я хочу рассказать один случай, который может быть, лучше всего покажет, что такое послушание и какова была молитвенная сила владыки.
Как-то раз он благословил меня купить пять саженцев яблонь для нашей дачи. Я поехала со своим родственником на рынок, а там - изобилие! Один сорт лучше другого. Выбрала я пять деревец, а дядя Сеня меня уговаривает: "Купи еще, смотри, красота какая, не пожалеешь!" Мялась я мялась, но всетаки поддалась на уговоры, купила и шестое. Посадили мы саженцы. Прижились они хорошо, в рост пошли, листики выпустили... А тут и владыке пришло время приезжать. И вдруг шестая яблонька возьми да и засохни, да так, что коричневая вся стала, страшная... Матушки меня уговаривают: "Выкопай ее, владыка приедет - осерчает!" Но у меня были свои соображения. "Нет уж, думаю, - сначала покаюсь..."
Приехал владыка и тут же-к засохшему деревцу: "Это что такое?!" Ну, я ему все как есть рассказала: "Теперь, владыко, я ее выкопаю..." А он мне: "Запиши-ка лучше в свою тетрадочку, что значит не слушаться духовного отца! А яблоньку эту не тронь, только каждый день поливай", - и перекрестил деревце. И что бы вы думали? Отошла наша яблонька. На других уж листья с ладонь были, а эта только-только почки начала раскрывать, но - выжила! И перезимовала, и плодоносить в срок стала... Вот и в этом году она вся-вся усыпанная яблоками стояла. А мы с тех пор так ее и зовем - "яблоня непослушания".
Надежда Михайловна:
- Дорого нам обходилось непослушание владыке. Помню, как-то нам предложили бесплатные двухдневные путевки в Москву. Мы, конечно, обрадовались: к преподобному Сергию Радонежскому съездим! Пришли за благословением. А дело было Успенским постом. Владыка же очень не любил, если в праздники или в пост люди отправлялись в дорогу. Вот он и говорит: "Нечего в пост разъезжать. Благословить не благословляю, но если хотите езжайте сами". Мы подумали-подумали - да и поехали: мол, к угоднику Божиему собрались, не за чем-нибудь! И как же .сложилась наша самочинная дорога?
Ночью произошло крушение поезда, идущего впереди нашего. Мы едва на него не наскочили. Стояли долго, съели все запасы, проголодались. Приехали в Москву только в воскресенье, и почему-то в тот день не только промтоварные, но и продовольственные магазины не работали. С большим трудом нашли дежурный гастроном, а там и купить-то по случаю поста нечего. Запаслись булками и лимонадом (долго мы потом на них смотреть не могли!) да и домой собрались. А до Самары поезд опять двое суток тащился. Еле живые приехали...
Валентина Сергеевна:
Да, велика была сила владыкиного благословения и его молитвенный дар. Многих спасла его молитва. Он и меня излечил, хоть я и врач. Я тогда сильно заболела. Доктора определили бронхоэктазы и постановили немедленно удалить часть легкого. Я, конечно, скорее к владыке: соглашаться ли на операцию? А он говорит: "Нет, не надо. Возьми-ка лучше отпуск, посиди дома. Матушка будет тебе томить овес, а другого ничего не ешь", - и перекрестил мне легкое. Я так и сделала. И вот вижу я сон: будто служит наш владыка с двумя архиереями; в центре стоит красивый, высокий архиерей в белой одежде. К нему-то обращается мой духовный отец и просит: "Владыко святый, помоги ты ей!" - и как бы подтягивает меня к алтарю... Мне еще во сне легче стало, а потом все лучше, лучше - и я совсем выздоровела, так, что медики и поверить в такой исход не могли.
Надежда Михайловна:
А помнишь, как у нас учительница одна, атеистка, почти что ослепла? Она уже и в школе преподавать не могла из-за зрения, кое-как зарабатывала на хлеб в красном уголке... Врачи говорили, что если она срочно не сделает операцию, то и второй глаз потеряет! И вот кто-то посоветовал ей сходить к митрополиту Иоанну. А наш владыка всех принимал: и верующих, и ищущих, и атеистов... До семидесяти человек за день! С каждой старушкой поговорит... Вот и эту учительницу принял приветливо, благословил ее, перекрестил глаз и - в скором времени все рассосалось! Это в 78-м году было - не то время, чтобы о церковном врачевании рассказывать. Вот она и пояснила изумленным врачам: сладкий чай, мол, в глаза капала - тем и вылечилась. В школе ее на работу восстановили. А к нам она пришла с большим букетом белых цветов и все повторяла: "Какие вы счастливые, что такого человека знаете!" Стала владыку благодарить, а он ей в ответ: "Ты не меня - Бога благодари, да не отходи от Него, а то хуже может быть..."
Через владыкины молитвы многие к Богу пришли. Взять хоть Валентина. Жена у него верующая была, но как ни билась, как ни объясняла ему про Бога, про веру - ничто его не пронимало. А тут он как-то права потерял, переживал сильно. Жена ему и говорит: "Вот, смотри, я сейчас владыке позвоню, попрошу его помолиться о пропаже - и все будет хорошо". Позвонила. И тем же вечером права Валентину прямо домой принесли... И эта-то молитва помогла ему обрести веру!
Валентина Сергеевна:
Да, владыка даже в малых желаниях утешить умел. Я вот очень скорбела, что у меня голоса нет. Все подруги за клиросом поют, одна я в сторонке стою... Я уж и Божией Матери перед иконой "Всех скорбящих радосте" молилась, и Надя за меня просила: "Пустите ее, владыко, за клирос. Она за моей спиной постоит, так ее и не слышно будет..." Но владыка решил иначе и взялся сам обучить нас пению:
меня, Надю и еще одну девушку - Тоню Коржаеву, она сейчас в Пюхтицах... Учитель он был строгий: не дай Бог, если мы на полтона ниже или выше возьмем! И репертуар владыка тоже ревниво отслеживал. В праздники не благословлял знаменных распевов, зато в пост, напротив, любил простое, строгое пение... Так и учил нас сам, вместо регента. Ну, Надю-то голосу учить не требовалось (у нее прекрасный сопрано), а со мной мороки много было. Но по молитвам владыки даже я запела!
Вообще владыка очень любил на спевки хора приходить. Слушал, делал замечания. Регентам это признаться, не очень-то нравилось. Но это тогда... А когда владыка уехал из Самары и перестал тревожить их своими визитами, тут-то они и восскорбели, что больше-то никому до них и дела нет: что они поют и как поют...
А в связи с пением владыка преподал нам еще такой урок. Когда меня взяли в хор, я от радости все его спрашивала: "Ну как? Хорошо ли мы спели?" А он отмахивался: "Спели и спели." Никогда не хвалил Наоборот: говорил, что если петь и думать про собственный голос - так лучше в оперный театр идти, а вот если петь и молиться - то и в голову не взбредет спрашивать, хорошо или плохо у тебя получается... Но как-то раз пели мы, как сейчас помню, "Чертог Твой..." - и, должно быть, тронули этой молитвой сердца наших прихожан. Во всяком случае старушки впереди шептались между собой: "Ну, прямо как ангелы поют!" Мы это слышали. Но слышал и владыка. И вот закончилась служба, владыка взошел на амвон и, обращаясь прежде всего к тем старушкам, произнес проповедь. "Вы зачем у ближних дар отнимаете? - говорил он. - Похвалили их здесь, на земле, - вот и вся им награда. А что они услышат на небесах? Об этом надо думать!"
Мы потом подошли к владыке, плачемся: "Зачем же вы, владыко, о нас при всех-то говорили? Неудобно!" А он поясняет: "Да потому, что вы не умеете правильно к похвальбе относиться. В этом вы должны уподобляться мертвецам. Вот придите на кладбище да обругайте покойников - что они вам ответят? Или начните хвалить - все равно не услышите ни звука. Вот так же должны поступать и вы..."
Владыка всем нам в свое время и "книжечки совести" раздал, повелев: "Пишите в них только свои согрешения, а ничего хорошего про себя не пишите".
Нельзя сказать, чтобы владыка был с нами строг. Он был строг с нашими согрешениями. Но больше всего он был строг к самому себе.
Он не дозволял себе никакой "роскоши", хотя по нашим понятиям это и роскошью-то нельзя было назвать. Он вообще ничего лишнего не любил. Если скапливалась какая-то денежка - тут же тратил ее на церковные нужды.
