– Тогда я был взволнован. Просто сорвалось.

– У меня тоже кое-что сорвалось, – грустно пробормотала Элен. – Я случайно упомянула, будто знаю о том, что его отец служил в армии.

– Ну и что? – удивился Болт.

– Мне кажется, он вообразил, будто мы обсуждали его дела. – Она вздохнула. – Ну, ладно… А что вы сейчас собираетесь делать?

– Если мистер Лайалл уже выпил кофе, я, пожалуй, займусь ленчем.

Элен сунула руки в карманы брюк.

– А что прикажете делать мне? Чем мне заняться?

– А чем бы вы хотели?

– Вы что, издеваетесь? – сердито бросила она.

– Ничего подобного.

– Ну, я не знаю, – уже спокойнее произнесла она. – Разве вы здесь ни с кем не встречаетесь? Я хочу сказать, к вам приходят гости?

– Иногда.

– И кто же?

– Друзья мистера Лайалла.

– Мужчины… или женщины?

– И те, и другие. – Болт занялся кофейными приборами.

Элен обдумывала информацию. Она почему-то считала, что он никого не принимает. Общее мнение, что он либо умер, либо живет за рубежом, привело ее к мысли, будто никто не знает о местонахождении Доминика Лайалла. Но у него, конечно, были друзья – и даже родственники, которые знали, где тот живет. Ей очень хотелось узнать, что за женщины бывают здесь, но она чувствовала, что ни на этот, ни на какой другой вопрос Болт не ответит.

Все же мысль, что Доминик бывает в обществе других женщин, почему-то выводила ее из равновесия.

– Я пойду в свою комнату, – неожиданно сказала она, и Болт удивленно поднял глаза.

– В этом нет необходимости, – возразил он, но Элен только покачала головой и ушла.

В своей комнате она бросилась на незаправленную кровать и задумчиво уставилась в потолок. Она была в подавленном настроении; все угнетало ее – этот дом, ее положение здесь, но больше всего – Доминик Лайалл. Что же было в нем такого особенного, если он сумел вывести ее из душевного равновесия? Он не был ни красивым, ни даже симпатичным, хотя Элен и понимала, что некоторым женщинам эти резкие черты лица и глубоко посаженные глаза под тяжелыми веками могли бы показаться привлекательными. Но его отношение к ней почти всегда было откровенно пренебрежительным. Тогда почему же Доминик Лайалл постоянно занимает ее мысли? Почему она не думает об отце, о том, как он волнуется за нее? Вместо этого только и делает, что копается в своих чувствах. Это неестественно, просто ненормально; отсюда и это ее подавленное настроение.

Она заставила себя подумать о Майке Фремли. Именно его отец выбрал дочери в мужья. Молодой, богатый, красивый – ей завидовали все подруги. И все же Элен оставалась, холодна к нему… Она задумчиво теребила локон, вспоминая отвращение, которое у нее вызвал его первый поцелуй. Губы у Майка были пухлые и влажные, и их прикосновение оказалось ей неприятным. Потом он много раз целовал ее, и Элен, кажется, привыкла, но его ласки по-прежнему не доставляли ей никакого удовольствия. Она какая-то не такая, в отчаянии думала Элен. Почему Майк не привлекает ее? Почему она вся холодеет, стоит ему только обнять ее? И почему идея выйти за него замуж вызывает у нее отвращение?

Она считала все дело в ней самой, что это она лишена нормальных эмоций, но теперь Элен стали мучить сомнения. Воспоминание о том, как она реагировала на Доминика Лайалла, заставило Элен покрыться холодным потом. Она ясно осознавала, как у нее почему-то не возникало протеста при мысли, что его руки могут коснуться ее тела. Двойственность собственных ощущений поразила ее. Неужели она больше не властна над своими чувствами? Может быть, это и есть физическое влечение, о котором так много говорят? Неужели этот суровый жестокий человек совсем вскружил ей голову? Невероятно, но другого объяснения она не находила.

Элен резко села на кровати. Так дело не пойдет. У нее чрезмерно разыгралось воображение, и все из-за того, что она слишком много времени проводит одна, много думает, вот и лезут в голову странные мысли.

Она встала с постели и пошла в ванную. Она чувствовала себя разгоряченной и взволнованной, и ей необходимо было принять ванну, чтобы успокоиться. К тому же это занятие позволит ей скоротать время, оставшееся до вечера, когда она постарается воспользоваться телефоном.

После ленча она пошла с Болтом на прогулку.

Доминик Лайалл отказался от ленча в столовой – он поел в одиночестве в своем кабинете, а для Элен Болт накрыл стол на кухне. Потом, когда посуда была убрана, он сам предложил пойти погулять. Девушка чувствовала, этим он пытается частично компенсировать свое сожаление за то, что не смог взять Элен с собой на почту. Мысль о том далеко ли отсюда находится почта, не покидала девушку. Если Болт успел добраться туда и обратно всего за час, значит, она находилась где-то рядом.

Но когда они вышли из дома, она сразу увидела следы шин, ведущие к дороге, по которой они с Домиником пришли к дому в первый день. Элен поняла, что у них есть какая-то машина.

– У вас есть машина? – как бы, между прочим, спросила она, стоя рядом с Болтом в коровнике, где он убирал стойла. Если машина действительно есть, а в этом она не сомневалась, то ей возможно, удастся воспользоваться ею для побега. Шеба не сможет причинить ей вреда, когда Элен уже будет в машине.

Болт оперся о лопату, которой работал, и с подозрением посмотрел на Элен.

– У нас есть «рейнджровер», – ответил он.

– В самом деле? – Элен старалась скрыть свою радость. – А я его не видела.

– Вероятно потому, что он стоит в гараже, – заметил Болт, возвращаясь к работе. – Вы когда-нибудь водили машину с четырьмя ведущими колесами?

Элен смущенно улыбнулась.

– Нет, не приходилось. Я даже не знаю, как с ней обращаться, – беспечно произнесла она.

Болт, кажется, ей поверил.

– Это весьма непросто, – сказал он, распрямляя спину, чтобы передохнуть. – Особенно без привычки.

Элен переменила тему разговора. Она чувствовала, что Болт пытается ей что-то сказать, но не захотела его слушать.

Потом он повел Элен прогуляться по склону холма. Как он и сказал, день был более морозным, чем накануне, но физическая нагрузка разогрела кровь в ее теле, и Элен вернулась домой в приподнятом настроении, хотя не могла бы сказать, что вызвало в ней такую перемену – прогулка или информация о находящемся в гараже «рейнджровер».

К ужину она надела одно из своих длинных платьев. Это было ее любимое – из темно-синего бархата, с глубоким декольте, представлявшим взору белизну ее нежной кожи, и пышными длинными рукавами. Она зачесала наверх свои роскошные волосы и заколола их бриллиантовой заколкой, оставив два локона по сторонам. Элен обычно мало пользовалась косметикой, и сегодня она только оттенила цвет своих глаз зелеными тенями и слегка коснулась губ светлой помадой.

Когда она вошла в гостиную, Доминик Лайалл был уже там. Он как раз наливал себе виски из стоявшей перед ним бутылки и поднял на девушку заинтересованный взгляд без малейшей тени восхищения, на которое она рассчитывала. Он не встал при виде ее и Элен замялась у двери, с опаской поглядывая на гепарда у ног Доминика.

Он сам заметил настороженность зверя и удержал его на месте.

– Сидеть, Шеба! – Потом обратился к Элен. – Прошу меня простить, что не встал вам навстречу, но, к сожалению, сегодня мне лучше сидеть.

Элен нервно сжала руки и прошла в комнату. Она пожалела, что так много усилий потратила на свою внешность. Она казалась себе слишком разодетой, а он в своем черном костюме, в котором был накануне, выглядел, словно светловолосый дьявол.

Когда девушка села, он налил в бокал немного виски, добавил содовой и протянул ей бокал. Она его взяла лишь из вежливости, но этот напиток не относился к числу ее любимых.

– Ну? – спросил он, окинув ее оценивающим взглядом. – Вы нарядились ради Болта… или ради меня?

Элен постаралась не обращать внимания на обидный тон вопроса.

– Я привыкла переодеваться к обеду, – холодно заметила она. – Мой отец всегда говорит, что это укрепляет моральный дух.