Азону, безусловно, слышат и понимают все, что им говорят на их родном языке, ибо реагируют мгновенно: жестами отвечают на вопросы своих детей, жестами указывают, куда нужно идти, если их кто-то остановил и спросил дорогу, вовремя покидают здание при крике «Пожар!». Но тот вопрос все же остается: СЛУШАЮТ ли они продолжительные и доверительные исповеди своих иностранных собеседников, или же просто их СЛЫШАТ, в молчании своем внимая чему-то совершенно иному? Их дружелюбная, приятная и, пожалуй, излишне легкая манера общения кое-кому может показаться лишь гладкой поверхностью, под которой скрывается глубокая озабоченность, вечное напряжение — как у матери, которая, развлекая гостей или ублажая супруга, каждую секунду прислушивается, не раздастся ли из соседней комнаты плач ее младенца.

Если воспринимать азону именно так, то неизбежно станешь трактовать их молчание как некое утаивание сокровенного. Порой кажется, что они, став взрослыми, перестают разговаривать только потому, что слышат нечто такое, чего не слышим мы, и эту тайну тщательно скрывают за своим молчанием.

Кое-кто из частых посетителей мира Азону убежден, что губы азону постоянно сомкнуты, дабы сохранить некое знание, которое — если судить по тому, как тщательно его скрывают, — должно быть чрезвычайно ценным; это некое духовное сокровище, нечто превыше всех «мыслей изреченных», может быть, даже некое абсолютное знание, которое обещают нам столь многие религии, и мы действительно иной раз обретаем его, но отнюдь не в той форме, которую можно выразить словами. Трансцедентальное понимание мистики не может быть выражено с помощью обычного языка. Возможно, азону избегают обращаться к языку именно по этой причине.

А возможно, они хранят молчание потому, что если заговорят, то поймут: все, что есть важного в жизни, оказывается, уже сказано.

Те, кто верует в великую мудрость азону, годами упорно следуют за отдельными представителями этого народа, ожидая, когда те обронят то или иное слово. Они бережно записывают эти слова, сберегая их для потомков, собирая и изучая их, находя в них некий магический смысл и таинственные цифровые соответствия — и все в надежде разгадать некое послание свыше. Другим людям, впрочем, редкие высказывания азону отнюдь не кажутся исполненными столь глубокого смысла. Они считают их даже, пожалуй, банальными.

Азону не знают письменности, так что перевод любых элементов их устной речи не может считаться достаточно точным. Здесь туристам даже не выдают трансломатов; да, собственно, большей части туристов они все равно не требуются. Те же, кто действительно хочет выучить язык азону, могут сделать это, только слушая детей и подражая им; однако и дети годам к шести-семи крайне неохотно беседуют с иностранцами.

Ниже приводятся знаменитые «Одиннадцать изречений Старца из города Ису», собранные за четыре года одним из его преданных адептов (родом из Огайо), который к этому времени уже шесть лет учился языку азону у детей из «группы Ису». Между этими изречениями иногда несколько месяцев молчания, а между пятым и шестым высказываниями и вовсе целых два года.

1. Не здесь.

2. Почти готово. (Или: вскоре будь к этому готов.)

3. Вот неожиданность!

4. Этому нет конца.

5. Да.

6. Когда?

7. Очень хорошо.

8. Возможно.

9. Скоро.

10. Горячо! (Или: очень тепло!)

11. Это еще не конец.

Преданный адепт Старца умудрился сложить из этих одиннадцати высказываний некое вполне связное духовное завещание, которое, как это представлялось ему самому, этот Старец постепенно излагал в течение последних четырех лет своей жизни. Изложенный на нашем языке, этот завет Старца из города Ису выглядит примерно так:

(1) То, что мы ищем, не заключено ни в одном предмете или опыте нашей смертной жизни. Мы живем среди кажущихся сущностей на границе с Духовной Истиной. (2) Мы должны быть так же готовы воспринять ее, как она готова воспринять нас, ибо (3) она придет к нам, когда мы менее всего этого ожидаем. Наше восприятие Истины внезапно, как вспышка молнии, однако (4) сама по себе Истина эта является вечной и неизменной. (5) Разумеется, мы должны с надеждой, оптимизмом и уверенностью в будущем постоянно задавать вопрос: когда же (6) мы наконец найдем то, что ищем? (7) Ведь Истина эта есть средство исцеления наших душ, знание и понимание абсолютного добра. (8, 9) Она может явиться нам очень скоро. Возможно, она нисходит на нас в эти самые мгновения. (10) Ее тепло и исходящий от нее яркий свет подобны свету и теплу, исходящим от солнца, но ведь и солнце смертно (11), тогда как Истина вечна и никогда не исчезнет, как не исчезнет никогда то добро, которое она несет нам.

Вполне допустима и совершенно иная интерпретация этих высказываний, особенно если соотнести их с теми обстоятельствами, в которых Старец произносил их, а его верный адепт из Огайо их записывал; по-моему, терпение этого человека можно сравнить лишь с терпением самого Старца.

1. Сказано вполголоса, когда Старец копался в сундуке с одеждой и украшениями.

2. Сказано группе детей утром, перед тем, как состоялась некая торжественная церемония.

3. Сказано с улыбкой в качестве приветствия младшей сестре, вернувшейся из долгого путешествия.

4. Сказано на следующий день после похорон старшей сестры.

5. Сказано, когда Старец обнимал своего овдовевшего зятя — через несколько дней после похорон.

6. Вопрос, заданный одному из целителей азону, который в этот момент изображал «тело души» Старца с помощью белого и черного песка. Подобные изображения, видимо, считаются у азону не только целебными, но и диагностическими средствами, однако же мы знаем о них очень мало. Тот наблюдатель из Огайо утверждает, что ответ целителя выразился в начертании короткой волнистой линии, как бы выходящей из пупка схематического изображения этого «тела души». Вполне возможно, впрочем, что это всего лишь интерпретация самого наблюдателя, а никакой не ответ целителя.

7. Сказано ребенку, который сам сплел циновку из тростника.

8. Сказано в ответ маленькому внуку, который спросил: «А ты будешь на большом пиру?»

9. Сказано в ответ тому же внуку, который спросил: «А ты тоже скоро умрешь, как моя двоюродная бабушка?»

10. Сказано младенцу, который подбирался к очагу, где горел огонь, но пламя на солнечном свету казалось невидимым.

11. Последние слова Старца, сказанные им за день до смерти.

Шесть последних высказываний были сделаны в течение последнего полугода жизни Старца, словно приближение смерти сделало его «болтливым». Пять из одиннадцати высказываний обращены к маленьким детям или сделаны в их присутствии, причем эти малыши еще пребывали в «разговорчивом» возрасте.

Должно быть, если взрослый азону сам обращается к ребенку, это производит на последнего неизгладимое впечатление. Как и иностранные лингвисты, малыши азону учатся говорить у старших детей. Мать и другие взрослые побуждают ребенка разговаривать только тем, что внимательно его слушают и сразу же с любовью, хотя и без слов, отвечают на все его вопросы.

Азону живут большими семейными группами — археологи и этнографы называют это «большой семьей» — и пребывают в тесных и частых контактах с другими такими же «большими семьями». Их образ жизни скотоводов-пастухов, следующих за огромными стадами анаману, которые дают им шерсть, кожу, молоко и мясо, — это бесконечный сезонный круговорот кочевий по обширным холмистым равнинам Азону. Отдельные семейные пары довольно часто отделяются от «большой семьи», отправляясь, например, путешествовать или в гости. Во время больших праздников или обрядов Исцеления и Обновления многие «большие семьи» объединяются и живут вместе несколько дней или даже недель, проявляя взаимное гостеприимство и удивительный такт. Наблюдателями ни разу не было замечено ни малейших проявлений вражды между «большими семьями», и никто из наблюдателей ни разу не видел, чтобы взрослые азону ссорились или спорили друг с другом.

Дети от двух до шести лет постоянно болтают друг с другом; они спорят, ссорятся и даже дерутся, а порой дело доходит и до серьезных тумаков. После шести-семи лет дети разговаривают гораздо реже и гораздо реже ссорятся. А года через два они становятся крайне застенчивыми и на вопросы отвечают неохотно, стараясь объясняться с помощью жестов. К этому времени они отлично умеют незаметно избегать туристов и, тем более, лингвистов с их бесконечными вопросами, записными книжками и диктофонами. А на пороге взрослости дети уже столь же молчаливы и миролюбивы, как и их родители.