Боже! Какой я ужасный осел! Иногда мне казалось, что просто невозможно быть таким болваном. Тут тоже сказалось влияние кино. С тех пор как изобрели кино и оно обрело популярность, люди потеряли остатки непосредственности и свободы. Каждый кого-то играет, каждый подгоняет свою жизнь под ту кинодраму, которая ему особенно понравилась. Думаю, в той или иной мере этим занимаются все: министры, генералы, президенты, выдающиеся писатели, профессора и ученые. Может, и сам папа римский! Я дошел до Краковского парка. Было чуть больше половины шестого. Я свернул в аллею, ведущую к Черновейской. И еще издали увидел нашу скамейку. Она была пуста. Меня сразу охватил панический страх, что, если она не придет? Минуту назад я мечтал об этом. Но пустая скамья всколыхнула во мне чувства, о которых я забыл, уверенный в скорой встрече. А сейчас мне ничего на свете не нужно было, только бы увидеть ее. Я сел на скамью. Сидел и думал о своем одиночестве. Скрипнул гравий. Я в ожидании поднял глаза. Из боковой аллейки появился пожилой мужчина с красивой молодой девушкой. Девушка ужасно жеманничала. Кто это: отец или любитель клубнички? Они медленно прошли мимо, прогуливаясь. Я возненавидел их. За то, что они так жестоко разочаровали меня. Снова скрипнул гравий. И я вздохнул с облегчением. Это она с белым цветком шла и улыбалась мне. Я не поднялся со скамьи. Какое испытываешь облегчение, когда видишь наконец ту, которую ждал с таким нетерпением! Я не встал со скамейки. Не хотел галантным жестом обесценивать свою радость. Она даже не поздоровалась со мной. Просто села на скамью на некотором расстоянии от меня и гладила лепестки цветка, который держала в левой руке. Какое счастье, эта скамья уже не пустая.

– Здравствуй, – минуту спустя сказал я.

– Здравствуй, – отозвалась она, по-прежнему не глядя на меня. – Ты опоздал на целых пять минут.

– Прости… Постой, постой! Ведь это ты опоздала.

– Вот тебе наглядное доказательство, как часто наши представления ошибочны. Не доверяй внешним приметам. Очень тебе советую! На, держи! – И она протянула мне белый цветок.

– Это мне? – Я не знал, что с ним делать.

– Специально для тебя. Я была здесь до твоего прихода. Но ты опаздывал, и я решила пройтись, а по пути сорвала для тебя цветок. Красивый?

– Красивый, я никогда такого не видел. Я воткнул его в петлицу.

– Тебе часто дарят цветы?

– По случаю состязаний и прочей чепухи.

– Агнешка никогда не дарит тебе цветы?

– Агнешка? Скажешь тоже! Я сегодня поссорился с Эдвардом.

– Из-за чего?

– Я не хочу участвовать в мемориале.

– Почему?

– Не хочу. Не хочу, и все.

Мне очень хотелось участвовать в мемориале. Я мечтал об этом, и на то были разные причины. Но о. чем бы ни заговаривал в этот день Ксенжак, я ему перечил.

– Эдвард придает этому большое значение. Он говорил мне, что перевел тебя на более длинные дистанции, и у тебя есть шансы победить.

– У вас что, нет более интересных тем для разговоров?

– Мы любим говорить о тебе. Что в этом плохого?

Мне показалось, что я ее обидел. Я придвинулся и положил руку на ее руки. Ее рука оставалась неподвижной, словно задумчивой. Но вот пальцы дрогнули и слегка сжали мои. Потом она отняла руки, чтобы поправить волосы.

Пожилой мужчина с жеманной девицей возвращались. Они остановились неподалеку от нас и сели на скамью напротив. Нет, это не отец с дочерью. Хелена взглянула на часы.

– О боже, как поздно! – воскликнула она. – Мне давно пора домой. Когда мы вчера договаривались, я совершенно забыла, что мы идем сегодня на концерт. Я оставила Эдварду обед и написала записку, что ухожу к портнихе. Мне надо переодеться, причесаться, прибраться в доме. Что за жизнь!

– А зачем ты наврала, что идешь к портнихе?

– В следующий раз я скажу, что иду на свидание с тобой.

Я свалял дурака: нечего задавать глупые вопросы.

– Ты сегодня какая-то странная.

– Тебе кажется. Мне действительно пора. Ты идешь на концерт?

– Иду.

– Ты рад этому?

– Нет.

– Я тоже. Когда исполняют Шопена, еще куда ни шло. Но все остальное, боже избавь!

– Зачем же ты идешь?

– А ты?

– По тем же самым причинам.

Хелена встала. Какая она стройная и красивая! Она смотрела на меня своими голубыми глазами, и я не понимал, смотрит она с неприязнью, нежностью или грустью. Женский взгляд редко бывает однозначным.

– До свидания, милый, – сказала Хелена.

Я ждал. Скажет ли она «Позвоню завтра», «Когда мы увидимся?» или что-нибудь в этом роде. Но она ничего такого не сказала. Я тоже решил ничего такого не говорить.

– До свидания, – сказал я.

Хелена улыбнулась. И опять я не знал, что выражает ее улыбка: печаль или пренебрежение? Она ушла. Я остался один. Подумать только, минуту назад я рисовал себе различные варианты драматического расставания. Вот дурак. Иногда разыгрывать дурака наедине с собой еще хуже, чем выставлять себя на всеобщее посмешище. Кажется, я вообразил себе то, чего не существует. И это принесло мне облегчение. Странное облегчение, которое я предпочел бы не испытывать. Как это я позволил так себя провести!

Старый сатир напротив на скамейке придвинулся к своей красотке и что-то ей нашептывал. Та с интересом поглядела в мою сторону. Я вечно забывал, что меня в Кракове многие знали в лицо. Не стоит сидеть с таким идиотским видом в публичном месте. Я поднялся и ушел.

Чего же от меня хочет, а может, хотела Хелена? И почему я попал впросак? Неужели попал впросак? Собственно, еще ничего не произошло. Пока ничего не произошло. Мне тоже надо успеть домой переодеться. А делать это страшно не хотелось. Но представляю, как бы встретила меня Агнешка, явись я в филармонию в свитере, без пиджака, да еще без галстука. Ну и пусть встречает как хочет. Мне все это порядком осточертело. Но все-таки я поплелся домой. Не из-за Агнешки. Просто мне хотелось принять теплую ванну.

Приятно лежать в теплой расслабляющей воде. Когда лежишь в теплой воде, то кажется, с тобой ничего плохого не случится. Что ты независим и способен принимать мудрые решения. Не раз, лежа в ванне, я принимал решения, которые потом оказывались совершенно неосуществимыми. Если бы Хелена мне еще раз позвонила, я был готов ответить ей: «Мне очень неприятно, но в ближайшие дни я очень занят». На этот раз даже ванна меня подвела. Я понял, что на самом деле все получилось бы наоборот. Стоит ей позвонить, и я сломя голову полечу на свидание. Где и когда она захочет. Я так давно был знаком с Хеленой и никогда не обращал на нее внимания.

Две недели назад Ксенжак дал мне книгу по легкой атлетике на английском языке. Он попросил меня просмотреть ее и пересказать ему содержание. Я пришел к нему на другой день, как мы условились. Дверь открыла Хелена. Она была в халате. В ужасном китайском халате. Без косметики и немного растрепанная, она показалась мне интересней, чем обычно. Я бездумно повторял за другими, что Хелена Ксенжак очень красива. По правде говоря, она мне не нравилась. Но разве можно с уверенностью сказать, кто тебе нравится, а кто нет?

При виде меня Хелена схватилась за голову.

– Марек! Не сердись. Я совершенно забыла. Зайди! Умоляю тебя, не говори ничего Эдварду.

– С удовольствием исполню твою просьбу, если ты объяснишь, о чем не следует ему говорить.

– Садись, пожалуйста!

Вообще-то она всегда бывала надменной и надутой. А сейчас она показалась мне очень милой. Даже ее ужасный китайский халат понравился мне. Ощущение было такое, будто я вижу эту женщину впервые. Она вызывала у меня чувство симпатии. Чувство новое, свежее, незнакомое.

– Марек, я во всем виновата. Эдварда неожиданно вызвали в Варшаву. Он так торопился, что не успел позвонить тебе. И просил тебя предупредить. А я, хоть убей, начисто забыла об этом.

– Зачем из мухи делать слона? Я очень рад, что так получилось.