– Не понимаю я тебя иной раз, Эбби. Ей-богу, не понимаю! – сокрушенно пробубнил он. – Подумай только, что люди скажут. Моя жена – и работает! Таскается по всей стране…

– А мне плевать на то, что они скажут. Я буду работать – и точка! И хватит прений по этому вопросу! – Повернувшись на бок, Эбби взбила подушку, положила ее под голову и решительно зажмурилась. Когда же муж попытался сказать что-то еще, она отрезала: – Спокойной ночи, Доби.

И все же проблема не была исчерпана до конца. Она стала источником непрекращающихся споров между супругами. Как-то раз Доби напомнил ей, что именно он хозяин фермы, и если он не хочет, чтобы здесь были лошади, то их не будет. На что Эбби быстро ответила, что его подпись стоит под официальным соглашением, в соответствии с которым она арендует коровник с прилегающей хозяйственной территорией и пастбищем. И если по истечении срока соглашения через семь месяцев он решит не возобновлять договор об аренде, то она найдет кого-нибудь другого, кто приютит ее вместе с лошадьми.

Когда же Доби затронул больной вопрос о заказах на устройство званых вечеров, она тут же спросила, откуда, по его мнению, ей взять денег на весеннюю случку Ривербриз. А это ни много ни мало десять-двадцать тысяч долларов, не считая платы за жилье и транспортных издержек. Кто выделит ей эти средства? Уж не он ли? Но зачем бросать деньги на ветер? Она знала, в какую точку бить.

И уж совсем напряженной стала ситуация, когда Доби заметил вечерние и выходные платья, которые она упаковывала в чемодан, чтобы взять с собой в Скоттсдейл. Да куда же она собирается? Хороша конская выставка, черт побери! Эбби попыталась втолковать ему, что светские приемы являются непременной частью мероприятия в Скоттсдейле, которое вполне можно сравнить с блестящим шоу. Однако он придерживался твердого мнения, что его жене нечего делать на этих сборищах, даже в сопровождении Бена. К тому времени, когда ей настало время отправляться вместе с Беном в Аризону, Доби почти не разговаривал с нею.

Среди знатоков арабских лошадей Скоттсдейлская выставка, проходившая в парке Пэрэдайз, считалась одной из самых престижных и, по уверениям некоторых, самой дорогой в стране. А уж в том, что касается конских ярмарок, ей практически не было равных. Гигантская парковка возле выставочной арены была сплошь забита прицепами для транспортировки лошадей и микроавтобусами с номерными знаками всех американских штатов. И не только штатов, но даже канадских провинций. От самих же прицепов просто рябило в глазах. Были тут и скромные прицепчики на одну лошадь, были и роскошные платформы, в которых можно было перевозить шестерых жеребцов одновременно, да еще оставалось место для жилого отсека, где мог с комфортом отдохнуть сам хозяин.

Добравшись до места за один день до открытия выставки, Эбби и Бен поселились в недорогом мотеле за пару миль от парка. Маленький номер, который ей достался, ничем не напоминал великолепные апартаменты, в которых она останавливались с отцом, когда они наведывались на эту выставку раньше, много лет назад. Впрочем, это была не единственная перемена, происшедшая с тех пор в ее жизни.

Первые два дня выставки были наполнены лихорадочной суетой. Лошадей пристраивали, приводили в божеский вид, усердно холили. Тем временем на выставку прибывали все новые участники. Между ними сновали посыльные из цветочных магазинов с растениями в кадках, с помощью которых обыкновенное стойло можно было в считанные минуты превратить в изысканный выставочный зал. Электрики и плотники толклись и гудели повсюду, точно мухи в хлеву. Вокруг главной арены быстро образовывалась настоящая базарная площадь. На ней как грибы после дождя росли ларьки, где можно было купить буквально все: от акций подозрительных компаний, лошадиной сбруи и норковых шуб до написанных маслом картин, теннисок и мягкого мороженого.

Однако в этой безалаберной суете Эбби чувствовала себя как рыба в воде. Это была ее родная стихия. Стоило ей только повернуть за угол, и она нос к носу сталкивалась с каким-нибудь старинным знакомым. Все встречные уже были наслышаны о кончине ее отца и последовавшей продаже Ривер-Бенда со всем табуном арабских жеребцов, однако это, казалось, для них ровным счетом ничего не значило. Каждый был безмерно рад видеть ее, видеть, что она по-прежнему в седле, пусть и не на одном из тех красавцев, которыми когда-то владела ее семья.

Из состязаний в классе низшей ступени, которые проходили ближе к вечеру, ее лошадь вышла первой. Эбби тут же позвонила владельцам, чтобы сообщить, что их кобыла успешно прошла первый отборочный тур, а затем, схватив баул с одеждой, отправилась в трейлер, где располагалась женская душевая. Конезавод «Дезерт фарм арабианс» устраивал в тот вечер презентацию, на которой предстояло блистать жеребцу по кличке Радзин. Эбби намеревалась во что бы то ни стало попасть на это мероприятие, чтобы как следует рассмотреть коня, которого считала идеальной партией для своей молодой кобылы.

Этого чистокровного жеребца действительно стоило посмотреть – он превзошел все ее ожидания. Из-за густой толпы любопытных его было не очень хорошо видно, однако и того, что успела разглядеть Эбби, было вполне достаточно. Ее поразила царственная красота животного, стоявшего в горделивой позе, словно флаг, подняв хвост цвета черного дерева.

– Ну как он тебе, Бен? – вопросительно взглянула она на своего немолодого спутника, облаченного во все тот же твидовый пиджак «на все случаи жизни». Поскольку речь шла о званом вечере, старик на сей раз решился на отступление от обычной формы одежды: нацепил еще и галстук из уважения к почтенному собранию.

Бен критически прищурился.

– Нет классической изюминки. А ведь должна бы быть джибба. Но чего нет, того нет, – процедил он. Непонятное слово в его устах было специальным термином, означающим выдающийся вперед лоб, характерный для арабских лошадей.

– Зато у Ривербриз есть. А Радзин другим взял: ты только посмотри на его круп и лопатки. У нашей Ривербриз классические черты, длинные ноги и короткий корпус. У нее есть то, чего недостает Радзину, и наоборот. Мне кажется, вместе они могут создать нечто бесподобное.

После напряженных раздумий Бен кивнул:

– Мне тоже так кажется.

– Отлично. Значит, решено! – Эбби взяла его под руку, и алый шелк ее платья показался особенно ярким на фоне потертого твидового рукава с замшевой заплатой на локте. Остальные гости были одеты кто во что горазд: от теннисок и джинсов до соболей и туалетов от Гуччи. – Теперь дело за малым: надо бы подумать, где взять деньги на взнос за случку. Они требуют пятнадцать тысяч за гарантию рождения живого жеребенка и десять тысяч – без гарантии.

Ощущая знакомое посасывание под ложечкой, Эбби потащила компаньона к столам со снедью, где можно было угощаться, не ограничивая себя. С тех пор как она забеременела, у нее обнаружился поистине волчий аппетит.

– Ладно, придумаем что-нибудь. Ты, главное, не беспокойся, – заверил ее Бен. – До апреля наскребем, вот увидишь.

– Хотелось бы надеяться, – вздохнула Эбби, накладывая на свою тарелку горкой сандвичи и добавляя сбоку изрядную порцию икры.

Дама, стоявшая у противоположного края стола, толкнула своего спутника в бок.

– Смотри-ка, уж не новая ли это владелица Ривер-Бенда? – поинтересовалась она, используя в качестве указки зубочистку с нанизанной на нее тефтелькой.

Эбби обернулась, чтобы посмотреть туда, куда указывала женщина. Там стояла Рейчел. Белоснежное боа из горностая, свисавшее с ее согнутых в локтях рук, оттеняло черное кружевное платье, усеянное блестками, с лифом из розового атласа, оставлявшим плечи полностью открытыми.

– А она что здесь делает? – поинтересовалась Эбби у Бена, почувствовав себя так, словно ее окунули в ледяную воду. – Ведь ее лошади здесь не выставляются, не так ли?

– Нет, но я слышал, что она здесь, чтобы не выставляться, а покупать.