Поблагодарив его застенчивым кивком, Росс нахлобучил шляпу на голову и пошел кратчайшим путем, через лужайку, к могиле без надгробья, притулившейся у ограды, тянувшейся вдоль пастбища. Это было на половине пути между домом и хозяйственными постройками.
Лейн смотрел ему вслед, размышляя, удастся ли этому человеку и в самом деле оживить ее? А что, если она окажется сейчас в его объятиях? Может быть, навсегда… Но ведь не к Россу, а к нему, Лейну, бросилась она, когда случилось несчастье. Инстинкт не подвел ее тогда. Возможно, не подведет и теперь. Это было единственное, на что ему оставалось надеяться.
– Папа, папа, ты видел, как я плюхнулся? Вот это фонтан был! – Шлепая мокрыми стопами по бетону, к нему подбежал довольный Алекс.
– Еще бы не видеть. – Лейн снова совершил над собой усилие, чтобы ответить сыну. О мальчике в последние дни зачастую просто забывали. Беспокойство за Рейчел заслоняло для Лейна все остальное. – Ты едва не окатил меня с головы до ног.
– Точно! – подтвердил Алекс, сияя от счастья. – Может, пойдем поплаваем вместе?
– И рад бы, да не могу. Мне нужно еще просмотреть кое-какие бумаги. Но ты не беспокойся, я буду наблюдать за тобой.
Алекс ненадолго задумался.
– А знаешь, я лучше просто посижу тут с тобой, отдохну немножко… А хорошо все-таки плавать!
– Действительно, хорошо, – согласился Лейн, с легкой усмешкой наблюдая, как сын карабкается на стул у пляжного столика.
Устроившись поудобнее на своем привычном месте, Лейн снова взял купчую, однако очки его так и остались лежать на столе. Рассеянно похлопав ладошкой по трубчатой ручке стула, Алекс поинтересовался:
– А зачем мистер Тиббс приехал?
– Навестить маму. Говорит, что привез ей что-то, что немного развеселит ее.
– А она сильно грустит?
– Да, она очень любила Сирокко. Он у нее на глазах родился. Ты был тогда совсем еще крошечным. Вот и получается, что лет ему почти столько же, сколько тебе. И ты, и он – вы оба росли под присмотром мамы. Очень больно, когда теряешь близкое тебе существо.
– Жаль, я не могу ее утешить.
Уловив в голосе Алекса тоскливую нотку, Лейн понял, что сыну хочется сделать хоть что-то, пусть даже сущую мелочь, лишь бы немного помочь матери.
– Думается мне, что кое-что ты все-таки можешь.
– Что? – оживленно заблестели глаза Алекса.
– Часто, когда тебе бывает грустно, даже небольшая вещь может иметь для тебя очень большое значение. Стоит только подумать хорошенько, и всегда придумаешь, как показать человеку, которому плохо, что ты его любишь, сочувствуешь ему. Например, можно нарвать полевых цветов для мамы, чтобы она положила букетик на могилу Сирокко. Или нарисовать для нее рисунок с подписью…
– Я мог бы нарисовать для нее Сирокко. Можно даже раскрасить. Чтобы она смотрела на эту картину и помнила, какой он был, – возбужденно предложил Алекс. – Ей понравится, правда ведь? Я очень хорошо рисую, просто отлично. Миссис Уэлдон мне это не раз говорила. А уж эту картину я так нарисую, что больше никто так не сможет!
– Я знаю, ты сумеешь. И уверен, что маме очень понравится, – улыбнулся Лейн.
– Прямо сейчас и начну. – Не успев закончить фразу, Алекс соскочил со стула и со всех ног помчался к дому.
Глядя на него, Лейн не мог не подумать о том, как прекрасно детство с его невинной и святой верой в то, что все в жизни поправимо.
* * *
Рейчел сидела у прямоугольного сырого холмика. В ее позе было что-то по-детски беззащитное: ноги поджаты, голова и плечи поникли, одна рука уперлась в свежие комья земли. Легкий ветерок поднял ненадолго ее темные локоны и осторожно положил на место, словно мать, перебирающая волосы своего ребенка, пытаясь приласкать и утешить его.
Когда Росс подошел к ней, она даже не подала виду, что заметила его. На несколько секунд он замер на месте, пораженный печатью неподдельного горя на ее лице. Глаза ее были сухими. «Уж лучше бы плакала», – мелькнула у него в голове. Со слезами справиться ей было бы гораздо легче, чем с той невыразимой тоской, которая лежала сейчас тяжелым камнем на ее сердце.
– Здравствуй, Рейчел…
Поначалу она подумала, что это ей послышалось. Потом подняла глаза. Они были тусклыми и пустыми, почти безжизненными. Рейчел смотрела прямо на него, и все же Росс не было уверен, что она его видит. Потом, кажется, ощущение реальности начало понемногу возвращаться к ней.
– Тут лежит мой Сирокко. Я уже заказала памятник – мраморный. На нем вырежут его имя, даты рождения и смерти. И еще пару строк из поэмы, которую я когда-то читала. Правда, пришлось изменить немного слова. – Словно в полузабытьи она продекламировала нараспев: – Кто видел в нем лишь ног красу и стать, тому души его волшебной не понять.
– Красиво звучит.
– Пощупай землю. – Она запустила пальцы еще глубже в рыхлые комья. – Теплая… Совсем как он.
– Это от солнца.
Ее состояние внушало нешуточную тревогу. Тяжело вздохнув, Рейчел снова посмотрела на него. На сей раз лицо ее было более живым, и все же его черты по-прежнему были искажены от боли.
– Знаю, – вяло согласилась она. – Но иногда мне хочется думать, что это тепло исходит от него.
– Нельзя так, Рейчел. Ты губишь себя.
– Мне все равно. Главное, что он здесь… Со мной, – твердо произнесла она.
– Прошу тебя, Рейчел, не надо. Его уже не вернешь. У тебя есть другие. Есть я. Вот я, рядом с тобой. Прошу тебя, пойдем отсюда, пожалуйста. – Взяв ее за плечи, он осторожно помог ей подняться.
Рейчел не сопротивлялась, однако по-прежнему, не отрываясь, продолжала смотреть на могилу. Она уходила отсюда против собственного желания.
– Его место здесь. Здесь он должен бегать, звать своим ржанием кобыл с пастбища…
– Мне так хочется утешить тебя, сказать что-нибудь или сделать, но у меня нет нужных слов. – В этот момент Росс остро ощущал собственное бессилие. Совсем как тогда, на ипподроме. – Ты даже не представляешь, сколько раз я говорил себе, что не должен был покидать тебя в тот день. Но что мне оставалось делать? С тобой был Лейн. И я знал, что он позаботится о тебе.
– Лейн всегда со мной, каждую минуту, – отрешенно пробормотала она.
– Знаю, знаю… – Ему до сих пор неприятно было вспоминать, что в первые секунды после того, как случилось непоправимое, она бросилась к Лейну. А ведь должна была бы броситься к нему, Россу. Ведь именно его, а не Лейна она любила по-настоящему. – Послушай, сегодня вечером мне нужно ехать в Нэшвилл. Студия звукозаписи, с которой я сотрудничаю, хочет, чтобы я сделал альбом, и на завтра у меня назначена встреча с продюсером. Но стоит только тебе захотеть, чтобы я остался, и я отменю все свои дела.
– В этом нет необходимости. Можешь быть тут, можешь быть там – мне все равно. Ничто теперь не имеет для меня значения.
Она была такой безразличной, такой далекой, словно видела в нем какого-то незнакомца, а не мужчину, который до этого сотни раз сжимал ее в жарких объятиях. Они шли бок о бок, и его рука лежала на плечах Рейчел, но былого чувства близости не было и в помине. Ему надо было что-то срочно предпринимать.
– Пойдем, я покажу тебе кое-что. – При приближении к главной конюшне, которая величественными очертаниями напоминала дворец, он ускорил шаг, но его обещание не вызвало у нее ни малейшего интереса. – Ты не хочешь спросить меня, что именно?
– Что же?.. – Было видно, что она задает вопрос лишь потому, что он заставил ее сделать это.
– А вот это сюрприз. Правда, я гарантирую, что он тебе понравится. Подожди чуть-чуть и увидишь.
Однако когда Рейчел заметила у широких ворот конюшни грузовичок с прицепом для лошадей, она испуганно вздрогнула.
– Там кто-то есть. Я никого не хочу видеть!
– Что ты, не бойся. Это моя телега.
– Твоя? Не понимаю… – Она, насупившись, посмотрела на него. У Росса появилось ощущение, что ему наконец удалось пробиться сквозь окружающую ее стену скорби.
– Говорю же тебе: сюрприз! – Он сделал жест конюху, и тот вывел из прицепа молодую лошадь. – А вот и то, что я тебе обещал. – Он оглянулся, чтобы увидеть реакцию Рейчел на появление великолепной арабской кобылицы. Юная красавица гордо вскинула голову, и на ее бронзовой шкуре заиграл утренний луч солнца. Рейчел была явно ошеломлена. – Это и есть моя Джуэл, – пояснил Росс. – Та самая. Помнишь?