— Товарищ адмирал! Я не злоупотреблю вашей любезностью, если на час или два попрошу приютить и второго моего помощника? Из ваших окон хорошо просматривается окрестность, а наблюдателей не видно.

— Да, в этом отношении моя рубка что надо. Для пользы дела пожалуйста. Могу предложить и отличный бинокль.

— Тогда я его сейчас подошлю. — Афанасьев быстро зашагал к машине.

Он издали увидел «Жигули». Ильин, на переднем сиденье, дремал, прислонившись к двери, а Николая Митрофановича вообще не было видно: он улегся на заднем сиденье, да еще прикрылся газетой.

— Недурно устроились, помощнички, — усмехнулся Александр Филиппович.

— А мы замаскировались, — откинув газету, заулыбался шофер.

Ильин смотрел выжидательно. Афанасьев взял ключ от зажигания и сообщил инспектору координаты его наблюдательного пункта. Забрав сигареты и сверток, по всей вероятности с бутербродами, Ильин пошел разыскивать адмиральскую дачу.

Афанасьев уселся за руль, осмотрелся. К машине приближался молодой человек в синих тренировочных брюках и шелковой майке. Его тянула за поводок огромная черно-коричневая овчарка. Чуть дальше вышагивала пожилая дама с поджарым доберман-пинчером на металлической цепочке.

— Скажите, пожалуйста, где здесь милиция? — обратился майор к проходившему мимо машины молодому человеку.

— А вам, собственно, какая нужна? Речная налево, в конце улицы. А местное отделение примерно в километре, ближе к троллейбусному кругу.

— Что же вы, товарищ майор, расположение своих отделений не знаете, — усмехнулся шофер.

— А их в Москве побольше сотни. Я и в половине из них не был.

Афанасьев тронул машину, свернул налево и вскоре оказался в узкой аллее, заросшей сиренью. Сквозь кусты блеснула Москва-река, показались уткнувшиеся в причал милицейские катера. Вывеска на черном стекле сообщала, что в небольшом доме, выкрашенном в цвет морской волны, размещается линейное отделение московской речной милиции.

Афанасьев прижал машину к обочине и посоветовал своему спутнику:

— Если хотите, Николай Митрофанович, можете искупаться. Мне думается, мы проторчим здесь минут сорок, не меньше. Я загляну к дежурному, а потом составлю вам компанию.

В линейном отделении было прохладно и чисто. Афанасьев немедленно связался с центральным городским пультом управления, и сразу же его переключили на дежурного по Московскому уголовному розыску.

— Виктор Иванович! Это опять я, Афанасьев. Из Серебряного бора. Таксист высадил их у «сквозняка», и мне думается, они ушли задами, куда-то недалеко. У тебя Лада дома? Отлично. А ты не мог бы приказать переодеться ее хозяину в цивильное и приехать ко мне. Здесь собак полно, на каждой улице, и Лада сможет сойти за местную «дачницу». Пришлешь? Спасибо. Пусть не забудет захватить контейнер. Спасибо.

Майор вышел из дежурки и прямо с порога увидел шофера. Он плавал недалеко от причала, нырял, отфыркивался и снова погружался в воду. Лицо его помолодело, и казалось, он был очень доволен всей этой историей, что выбила его из обычной колеи. Афанасьев разделся, отдал кобуру с пистолетом дежурному, который вышел вслед за майором, и, разбежавшись по пирсу, без плеска ушел под воду.

Через несколько минут, выбравшись из воды, оба поняли, что проголодались. Выяснив у дежурного, что рядом на пляже несколько буфетов, шофер начал одеваться, но Афанасьев его остановил:

— Постойте, пойдемте-ка к буфету, как и все остальные купальщики.

Шофер оглядел его японские плавки и, решительно подтянув свои сатиновые трусы, прозванные кем-то семейными, направился к дощатому строению.

Проглотив несколько пирожков, Афанасьев предложил:

— Пройдемся, Николай Митрофанович, себя покажем, людей посмотрим. Может, и ваши пассажиры здесь загорают. — И уже серьезно добавил: — Сейчас, в жару, если они не празднуют удачу где-нибудь под крышей, то вполне могут быть здесь, на пляже.

Они шли не торопясь, внимательно присматриваясь к отдыхающим, то заходили в воду и брели по самой кромке берега, то выходили на тропинку, петлявшую среди цветастых тентов и шезлонгов. Шофер внимательно рассматривал парней, а Афанасьев вообще приглядывался к публике. Его внимание привлекла компания молодых людей, расположившихся в дальнем углу пляжа, возле проволочной сетки, отделявшей благоустроенный пляж от дикого. Четверо парней разлеглись на песке и играли в карты, по очереди потягивая какую-то фиолетовую жидкость из большой темной бутылки. У каждого, кто прикладывался к горлышку, на губах, словно от модной помады, оставалось пятно, которое потом они стирали тыльной стороной ладони.

Только один из четырех — с длинными, почти белыми от солнца волосами — вытирал губы на свой манер. Он забирал их в горсть, оттягивал вперед и отпускал чистыми. Парни играли на деньги. Беловолосый чаще других складывал выигрыш в карман джинсов, разложенных на песке. Это был красивый юноша лет восемнадцати, с хорошо развитой мускулатурой, загоревший до черноты. Двое других — тоже длинноволосые- по сравнению с ним казались худыми и слабосильными. Четвертым игроком был школьник восьмого, а может быть, даже седьмого класса.

Беловолосый, отбросив карты, осмотрелся. Достал из джинсов яркую коробку, ловко выдернул зубами сигарету и небрежно перекинул пачку соседу. Затем полюбовался блестевшей на солнце зажигалкой, прикурил и пустил зажигалку по кругу. Несколько раз затянувшись, он что-то с жаром начал говорить.

Эта группка очень заинтересовала майора.

— Не они? — спросил он шофера.

— Нет. Но похожи, особенно мальчишка. Тот, что выбежал из подъезда. Такой же, может быть, чуть постарше.

— Давайте искупаемся и полежим возле, послушаем.

Шофер согласился, и они, выйдя из воды, улеглись на песок неподалеку от картежников.

Один из игроков отхлебнул из бутылки, поднял ее, посмотрел сквозь стекло на солнце и, убедившись, что она пустая, бросил в реку. Подтянул к себе клетчатую спортивную сумку, достал бутылку. Тонким, с хищным лезвием, ножом срезал пластмассовый колпачок, отпил несколько глотков и передал бутылку блондину.

Блондин потянулся к бутылке, потом, видно, передумал, рывком выдернул куртку из-под одного из парней и бросил ему в лицо.

В компании картежников явно назревала ссора. Они, видимо, забыли, что кругом люди, стали говорить громко. Блондин потребовал:

— Гони деньги за трюзера. Два месяца жду. Вот сдеру их с тебя, и пойдешь отсюда голым.

Второй что-то виновато отвечал: по-видимому, оправдывался, а блондин распалялся все больше и больше.

— Никак не пойму, что они не поделили, из-за чего спор? — спросил шофер.

— Штаны делят, — усмехнулся Афанасьев. — Трюзера — это на их языке штаны, дорогой Митрофанович. Мои ребята недавно прихватили одного деятеля, он этими самыми трюзерами торговал. Сейчас, брат, у стиляг портки чуть ли не в культ возведены. Вот индийские джинсы в магазине восемь рублей стоят. Но уважающий себя модник такие джинсы и бесплатно не возьмет. Нужно, чтобы они были сшиты фирмой «Леви Страус» или «Блюдоллар», и тогда эти штаны из грубой, толстой материи, упакованные в запечатанный целлофановый пакет, стоят сто или сто двадцать рублей. Но запечатанный пакет еще не гарантия от подделки. Нужно, чтобы на джинсах был «Лебл» — фирменная этикетка. Обычно она вшивается в шов под поясом где-нибудь сзади и цветным украшением торчит наружу, оповещая всех любителей, что штаны сшиты знаменитой фирмой. Но одной этикетки мало. Фирменными должны быть пуговицы. Они теперь на ширинке сверху как украшение пришиваются. Но ловкачи и это обходят, такие подделки мастерят, что диву даешься.

— И где же берут такие деньги эти юнцы?

— Главным образом у добреньких родителей. Но некоторые ради заморских штанов всячески изворачиваются и даже совершают преступления.

— Мой ходит в восьмирублевых, — усмехнулся шофер. — Правда, отыскал старые сапоги, отрезал голенища, выкроил из них два кленовых листа и пришил сзади, а на каждую коленку поставил по круглой заплате. Ну ладно бы дыры были, а то прямо на целое место. Говорит, модно.