Ни единой живой души не обогнал я по дороге в Чивиту. Грузовики, роскошные лимузины, расписанные цветами телеги с мулами, нехотя перебиравшими ногами, — все двигалось только навстречу. И в палермском порту, когда я выезжал, уже причаливала добрая дюжина пароходов из Неаполя, битком набитых любопытствующими, показывающими друг другу в небо, где тарахтел биплан, влекущий за собой полотнище с изображением «медузы», крест-накрест зачеркнутой красными линиями и с такими же красными буквами:

Я размышлял о событиях последних дней, об Антонелле, о Марио, о мертвом Винченцо, которого я так и не увидел и который представлялся мне отчего-то похожим на Гарибальди с портрета в кабинете шефа полиции. Я думал о судьбе лживого свидетельства козлоногого сатира Иллуминато Кеведо, как ни странно, сыгравшего решающую роль в показаниях лейтенанта Эммета Ньюхауза. Выходит, фальшивка, сфабрикованная во зло, помогла разоблачению зла? Что за мудреный механизм саморазрушения неизбежно тянет зло к гибели? Сколько раз случалось в мировой истории: красота, справедливость втоптаны в грязь, поруганы, оболганы; но неукоснительно наступает миг, когда росток добра разрывает мрачную скалу, казавшуюся монолитом. Когда (как в стихах великого поэта) вдруг:

За немногие эти дни я не раз вспоминал прежнюю мою жизнь, где на плавных благополучных берегах еще не вырисовывались мрачные контуры Сигоны. Эх, сколько я проглядел, упустил, сколько всего не успел!..

Не успел сказать нужных слов отцу. Несколько свысока относился к Мурату, потому что завидовал: да, завидовал, пытаясь скрыть эту зависть от самого себя.

Не уберег Снежнолицую в хрустальной ладье. Потешался над причудами деда, когда, возвращаясь под утро домой, замечал его седую бороду над крышей дома: дед ждал восхода солнца, чтобы первым встретить Огненный Щит древним песнопеньем о Царе-Огне, Воде-Царице, Матери Сырой Земле… И отец, и Мурат, и дед могли не знать о пророчестве спасения мира красотой.

Но чтобы спасти его — нужны их руки. И, надеюсь, мои. Иначе из непредставимо разъединенных с нами миров не пал бы именно на меня тонкий живоносный луч…

И когда обозначились в дальней дали зубцы крепостной стены, я обратился к Снежнолицей:

— ЭОНА, ВСЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА НАЛИЦО. Я ЖДУ ВОЗМЕЗДЬЯ. Я. АНТОНЕЛЛА И МАРИО. СИГОНА.

— И СИЦИЛИЯ, И ЗЕМЛЯ, И СОЛНЕЧНАЯ СИСТЕМА. И ГАЛАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТ ОХРАНЫ КРАСОТЫ. НО — КАКОГО ВОЗМЕЗДЬЯ ИЗ МНОГИХ ЕГО ЗНАЧЕНИЙ: ВОЗДАЯНЬЕ, НАГРАДА И КАРА, ПЛАТА ПО ЗАСЛУГАМ, ВОЗНАГРАЖДЕНЬЕ, ОТДАЧА, ВОЗВРАТ? НО ВОЗМЕЗДЬЯ — КОМУ?

— ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ? НАГРАДА? ТЫ СМЕЕШЬСЯ, ЭОНА! ПУСТЬ ПОДЫМЕТСЯ ВАЛ ИЗ МОРЯ — ВЫШЕ ПОЮЩЕЙ, ПУСТЬ ПОГЛОТИТ ПРОКЛЯТУЮ БАЗУ СО ВСЕМ ЕЕ СМРАДНЫМ НУТРОМ!

— И ОТХЛЫНЕТ? И ЗАЛЬЕТ КРИТ, САРДИНИЮ, КОРСИКУ, КИПР? И ТРИЕСТ, И НЕАПОЛЬ, И АФИНЫ, И РИЕКУ? ТЕЛЬ-АВИВ, МАРСЕЛЬ И БЕЙРУТ? ЗАЧЕМ ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ВЫЗВАТЬ МОЩНЫЕ СИЛЫ, НЕ УМЕЯ ИМИ УПРАВЛЯТЬ?

— ПУСТЬ НЕ ВАЛ, ТЫ ПРАВА: ОН СМЕТЕТ БЕРЕГА СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ. ПУСТЬ ВЗОРВЕТСЯ ВУЛКАН ПОД ПОЮЩЕЙ, ОН МОЛЧИТ СВЫШЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ. ПУСТЬ ЛАВА ХЛЫНЕТ ВНИЗ И ЗАЛЬЕТ ВСЕХ УРОДЦЕВ В СИГОНЕ! ОЧИЩЕНЬЕ ОГНЕМ!

— А ЕСЛИ НЕ ТОЛЬКО СИГОНУ ПОГЛОТИТ ОГОНЬ И ПЕПЕЛ? СИЦИЛИЮ, АПЕННИНСКИЙ ПОЛУОСТРОВ, ЕВРОПУ… ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ПРО КРАКАТАУ?

— ЭТО ВУЛКАН ГДЕ-ТО В ТИХОМ ОКЕАНЕ…

— МЕЖДУ СУМАТРОЙ И ЯВОЙ. В 1883 ГОДУ ПЕПЕЛ ОТ ЕГО ИЗВЕРЖЕНИЯ ПОКРЫЛ ПЛОЩАДЬ В ПОЛ-ЕВРОПЫ. НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПЕПЕЛ НОСИЛО ВЕТРАМИ ОТ ЭКВАТОРА ДО ПОЛЮСОВ. ПОГИБЛИ ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ ЛЮДЕЙ, ВСЕ ЖИВОЕ БЛИЗ ЗАЛИВА ЛАМПОНГ И В ЗОНДСКОМ ПРОЛИВЕ. ДОПУСКАЕШЬ, ЧТО УСНУВШИЙ ВУЛКАН ПОД ПОЮЩЕЙ МОЩНЕЙ КРАКАТАУ? НАПРИМЕР, В СТО РАЗ? В ТЫСЯЧУ?..

— ДОПУСКАЮ, ЭОНА. ХОТЯ… МНЕ НАДО СРОЧНО ТЕБЯ УВИДЕТЬ. ЧЕРЕЗ ЧАС Я БУДУ У НАШЕЙ КОЛЮЧЕЙ СТЕНЫ.

— ТАМ МЕНЯ УЖЕ НЕТ. ПРОДОЛЖАЮ СБОР ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В ДРУГОМ МЕСТЕ.

— А ГДЕ ЖЕ ТЫ?

— НА ОСТРОВЕ ГРЮНАРД, РЯДОМ С ПОБЕРЕЖЬЕМ ШОТЛАНДИИ.

— А ЧТО ТАМ ТАКОЕ?

— ТОЖЕ ОБНЕСЕН КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ. БЫВШИЙ ПОЛИГОН ДЛЯ ИСПЫТАНИЙ БИОЛОГИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ. ЗДЕСЬ ЗАРАЖАЛИ ЖИВОТНЫХ СИБИРСКОЙ ЯЗВОЙ. ТРУПЫ ЗАКАПЫВАЛИ В ЗЕМЛЮ. ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО ЭТА ЗАРАЗА МОЖЕТ ДРЕМАТЬ В ЗЕМЛЕ? ТЫСЯЧУ ЛЕТ. УРОВЕНЬ ЗАРАЖЕНИЯ — ДЕСЯТЬ МИКРООРГАНИЗМОВ НА ГРАММ ЗЕМЛИ!

— ЭОНА, Я НАЙДУ ТЕБЯ И НА ГРЮНАРДЕ!

— НЕ УСПЕЕШЬ. ДА И ВЪЕЗД СЮДА ЗАПРЕЩЕН. СКОРО Я БУДУ НА ОСТРОВЕ ГЕЛЬГОЛАНД, В СЕВЕРНОМ МОРЕ.

— ТОЖЕ СИБИРСКАЯ ЯЗВА?

— ЗДЕСЬ УТАПЛИВАЮТ ТИТАНОВЫЕ ОТХОДЫ. ВСЕ СЕВЕРНОЕ МОРЕ ЗАРАЖЕНО. ЦЕЗИЕМ. СТРОНЦИЕМ. ДИОКСИНОМ. ОДИН ТОЛЬКО АМЕРИКАНСКИЙ КОНЦЕРН «НЭШНЛ ЛИД» ВЫБРАСЫВАЕТ В МОРЕ ЕЖЕГОДНО 450 ТЫСЯЧ ТОНН ЯДОВИТЫХ ОТХОДОВ.

— ПРИЛЕЧУ И НА СЕВЕРНОЕ МОРЕ! НАЙДУ, ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛА. СЛЫШИШЬ МЕНЯ, СНЕЖНОЛИЦАЯ?

— ЗОВИ МЕНЯ ЛУЧШЕ ЭОНОЙ.

…Зденек встретил меня улыбкой. Таким ликующим я ни разу его не видел.

— Олег, вчера обнажилась голова дракона! Серебряная! На вашем раскопе! Но именно о драконах на глобусе подробно пишет ал-Идриси в «Развлечении истомленного в странствии по областям». Идемте в палатку, я вам прочту этот отрывок и покажу находку.

Какая удача!

— Мы почитаем ал-Идриси в Палермо, — сказал я. — Через пару часов. Но до этого быстро свернем экспедицию. Попросите всех собраться немедленно, это приказ Сергея Антоновича. И давайте грузиться. Надо забрать все раскопанное. Включая голову дракона.

— Час от часу не легче! Как можно грузиться, если сегодня не приехали рабочие! Ни один, представьте себе. Что бы это означало?

Я объяснил Зденеку Плугаржу, что это означало…

Незадолго до моего возвращения в Палермо лейтенант Эммет Ньюхауз был выведен в наручниках из здания полицейского управления. Марио шел следом, шагах в десяти. Лейтенант уже занес ногу на ступеньку тюремного фургона, когда три разрывные пули с крыши соседнего дома одна за другой сразили его наповал.

Убийцу захватить не удалось, но он оставил на чердаке винтовку с телескопическим прицелом. Из окружающих никто больше не пострадал. В создавшейся неразберихе Марио растворился в толпе…

Тень Ньюхауза, поглощенная тенью «медузы», тихо отделилась от нашей планеты, чтобы где-то в необъятной звездной пустоте слиться с тенями, подобными ей.

Тенями, чьи земные владельцы — ради корысти, мздоимства, алчбы — решились стать игрушкой в лапах темных сил, втайне, быть может, надеясь, что принесут окружающим не столь уж великое зло, и не понимая, что у зла нет меры. Нет меры у зла, и потому любой его пособник или просто непротивленец — предатель человечества…

— И наоборот, — закончила Антонелла рассказ об убийстве лейтенанта. — Ты видел, как преобразилось лицо Марио? Как будто он вдруг узнал о своем истинном земном предназначении. Боюсь, его накажут за побег. Где-то он сейчас обретается?

Я промолчал. Шел второй час ночи. Толпа на площади не поредела ничуть. Кое-где горели небольшие костры из мусора. Раздуваемое ветром пламя освещало усталые лица людей. Люди смотрели ввысь, на звезды, как бы надеясь заметить там и еще раз проклясть тень «медузы» и ее слепоумного ездока, а возможно, они пытались прочесть в звездных письменах ответ на земные вопросы.

— Слышал, янки подтвердили, будто они ликвидируют базу? До конца года. Сначала все на площади обрадовались, зашумели, даже пустили несколько ракет.

Но потом узнали, что не ликвидируют, а переносят.

В Порторалло, на самый юг Сицилии. Я тебе говорила, они кого угодно купят с потрохами. Что ж ты молчишь, Земледер?

— Вся площадь молчит, — сказал я.

— Давно уж пора бы заговорить, — устало ответила она. — Что-то мне не по себе стало. Вроде бы надвигается гроза…