С наступлением августа началась страдная пора — уборка урожая. Мы вставали на заре и ложились, когда было совсем темно. Но как я ни уставал к вечеру от полевых работ, я продолжал вести дневник своих приключений и наблюдений над природой.

На страницах дневника от 26 июня мною записано происшествие, которое чуть было не привело меня к гибели.

На юго-запад от Кербери, на расстоянии около трех миль, возвышается большой песчаный холм. Он выше всех холмов в окрестности, и на склонах его растут самые высокие ели. Поселенцы назвали его холмом Белых Лошадей, индейцы называли горой Буйволов.

Впервые я поднялся на вершину этого высокого холма и оглянулся. Вдали виднелась гора Черепах и несколько других высоких гор. На расстоянии семидесяти и даже ста миль они были отчетливо видны.

И вдруг неожиданно для себя совсем близко я увидел знаменитую равнину Кеннеди, глубоко врезавшуюся в темный лес. Всего одна миля разделяла нас, и я решил пройти к ней кратчайшим путем — напрямик.

Скоро я остановился перед большим болотом, которое преградило мне путь. Однако мне удалось без особого труда перейти его вброд. Пройдя небольшое расстояние лесом, я пришел к другому огромному болоту, которое суживалось по самой середине, словно канал между двумя широкими озерами.

Мне казалось, что именно в этом узком месте следует искать переправу.

Не впервые мне приходилось идти вброд через болото. Я вошел в воду, смешавшуюся с густой мутной жижей, и сразу погрузился до колен. Побрел дальше. Вот я и на середине пути. И вдруг почувствовал, что дно уходит куда-то. Ноги вязли в трясине, путались в корнях водорослей, все глубже и глубже меня затягивало болото. Вода поднялась до пояса, выше. Она подступила к локтям. Вот уже и плечи уходят под воду. Все кончено. Спасения нет. Помощи ждать неоткуда.

И вдруг в эту минуту отчаяния, уже прощаясь с жизнью, я нащупал ногами дно и перестал погружаться. О счастье!

Вздохнув с облегчением, я вырвался из плена водорослей и поспешил к берегу, милому берегу, где я был в безопасности.

В январе 1885 года я прибыл в Торонто и остановился у родителей.

Мне хотелось закончить здесь свою книгу «Птицы Манитобы» и, не откладывая в долгий ящик, сдать ее в печать. Я думал, что справлюсь с этой работой в месячный срок.

Целые дни я проводил за письменным столом, подбирая и систематизируя свои записи. Но чем больше я углублялся в работу, тем дальше отодвигался ее конец. Наступил август, а книга еще далеко не была закончена.

Между тем отец все настойчивее намекал мне, что пора устраиваться самостоятельно.

Итак, с горьким чувством я забрал свои рукопись и уехал в Нью-Йорк.

Прежде всего мне надо было найти пристанище, соответствующее моим скромным средствам. По опыту я знал, что в районе, примыкающем к старой торговой части города, легче всего найти дешевые комнаты. Особняки богатых людей были расположены далеко от этих шумных мест.

Размышляя таким образом, я стал спускаться вниз по Пятой авеню, пока не пришел к восточным кварталам Девятой улицы. Это был подходящий для меня район — бедный, но все-таки не трущобы.

Я стал заходить в каждую дверь, на которой была белая наклейка с надписью: «Сдаются комнаты».

В своей записной книжке я проставлял оценки по графам: хозяйка, комната, цена. Я осмотрел по меньшей мере тридцать комнат, и только одна из них имела отличную отметку по всем графам. Я договорился с хозяйкой, что буду платить ей еженедельно два доллара пять центов. Питаться я решил где-нибудь в другом месте, хотя здесь можно было устроиться на полном пансионе. Хозяева мои были люди хорошие, и неделю спустя, заработав немного денег, я решил у них и столоваться, что стоило мне вместе с платой за комнату шесть долларов в неделю.

По вечерам я встречался за ужином с молодежью моих лет — с девушками-стенографистками и молодыми людьми торговой профессии. В их веселой компании моя тоска по дому рассеивалась.

Здесь я познакомился с юношей по имени Генри Стилл. Окончив среднюю школу, овладев стенографией и научившись писать на машинке, он приехал в Нью-Йорк искать счастья. Мы подружились с Генри и остались друзьями на всю жизнь. Прошло четыре года, и Генри Стилл стал заведующим отделом искусства одного из больших американских журналов.

Итак, я жил в своей мансарде. У меня не было друзей в Нью-Йорке, не было рекомендательных писем. Зато у меня был ящик с красками, альбом для рисования и бодрость духа.

Мне сказали, что в Центральном парке содержатся в неволе интересные звери. На следующий же день по приезде я отправился туда пешком. Расположившись напротив одного из загонов, я сделал зарисовку молодого виргинского оленя редкой разновидности. С этим рисунком в руках я зашел в редакцию журнала «Сенчури», которому тогда принадлежало ведущее место в периодической печати.

Заведующий отделом искусства Луис Фрезер встретил меня очень приветливо. Посмотрев внимательно на мой рисунок, он сказал:

— Так, так. К сожалению, я не видел этого зверя, но думаю, что сходство схвачено вами замечательно. Мне кажется, что нам удастся с вами сработаться.

После нескольких встреч Луис Фрезер дал мне заказ на тысячу рисунков, по пять долларов за каждый. Они должны были служить иллюстрациями для энциклопедического словаря «Сенчури», издаваемого этой же редакцией.

Теперь мне больше нечего было беспокоиться о заработке — я мог заработать в день столько, чтобы с излишком покрыть свои расходы за неделю.

Скоро произошло крупное событие в моей жизни: я стал посещать в Нью-Йорке знаменитый Музей естественной истории. В его стенах я познакомился в видными американскими орнитологами и другими замечательными учеными.

18 ноября в этом музее состоялась конференция американских орнитологов, и там я впервые встретился с Куэсом, автором с детства любимой мною книги. Два года спустя в этом же музее я познакомился с орнитологом Франком Чапманом, который вскоре стал куратором отдела птиц в музее и был ведущим орнитологом Америки на протяжении пятидесяти лет. Мы сразу почувствовали симпатию друг к другу, много работали вместе, участвовали в разных экспедициях по изучению птиц. Я иллюстрировал книгу Чапмана «Определитель птиц Америки» и по его просьбе часто делал зарисовки с натуры. Наша дружба продолжалась всю жизнь.

В течение 1886 года я усердно работал над анималистическими рисунками для иллюстраций энциклопедического словаря «Сенчури» и для разных журналов. В этом же году я написал брошюру «Млекопитающие Манитобы», которая тогда же вышла в свет.

Но сердце снова рвалось к родным просторам Запада.

6 октября 1886 года я отправился на парусной лодке по Великим озерам, держа свой путь на запад, к порту Артур (в штате Онтарио) и дальше, к Лесному озеру. Я прожил в тех краях около месяца, коллекционируя птиц и млекопитающих. Там у меня были интересные встречи с индейцами, с их слов я записывал индейские названия птиц и зверей.

Потом меня потянуло к знакомым местам в Кербери.

В Кербери я остановился в «Комнатах для приезжающих» у моего старого друга Гордона Райта.

И вот снова началась сказка моей молодости, опять я в глуши знакомых лесов брожу по снежным следам птиц и зверей.

В том году было очень много зайцев. Даже неопытный охотник мог принести после одного-двух часов охоты двадцать-тридцать зайцев. Олени тоже встречались довольно часто, а куропатки — прямо на каждом шагу.

23 ноября был печальный, очень печальный для меня день.

Я вышел рано. Бродил один по холмам, покрытым глубоким снегом. В полдень я сделал привал в лощине, развел костер, вскипятил себе чаю и зажарил свиную грудинку. Мне было жарко, когда я остановился, а ветер свирепствовал даже в этом защищенном месте.

И вдруг я почувствовал острую боль в колене. А когда немного позже я стал собираться в путь, то я уже не мог разогнуть ногу. Каждое движение вызывало мучительную боль. Помощи ждать было неоткуда. Я должен был сам добраться домой или же умереть здесь.