... И вот среди глубокой ночи Игорь пошёл к кабинету, не таясь, по безлюдному лагерю. Поднялся по лесенке, нащупывая в кармане ключ. Остановился.

На лавочке слева от двери кабинета сидела Марина Алексеевна, у её ног, блаженствуя, развалился Тюбик. Марина Алексеевна носком тапочки почёсывала Тюбику брюхо.

— Иди, иди сюда, — поманила она рукой. — Садись... Видишь, какая я догадливая. Всех вас вижу насквозь. Сперва отдай ключ.

Игорь подал ей ключ.

— Твоя подделка у тебя, конечно, с собой. Дай сюда. Игорь вытащил из-под рубашки поддельную грамоту и отдал.

— Пойдём, сравним.

Зашли в кабинет. Марина Алексеевна включила люстру и приставила к стене поддельную грамоту рядом с настоящей.

— Что вы, её не видели, что ли, — сказал Игорь, утомившись молчанием. — Она здесь несколько дней висела.

— Очень здорово сделано, — сказала начальница. — Я её оставлю себе, можно?

Игорь пожал плечами:

— Оставляйте, я её для вас и нарисовал.

— Шутник... Вот тебе ножичек, счисти печать. Игорь стал соскребать наклеенную печать острым, как резец, ножичком. Марина Алексеевна сняла со стены рамку и вынула из неё Ларисину грамоту.

— Кто выдал? — спросил Игорь.

— Я сама догадалась.

— Это неправда.

— Ну, неправда, — согласилась Марина Алексеевна. — Но ты должен понять, почему я вынуждена говорить неправду. Ты сам один раз сказал мне неправду, тоже вынужденную. Ты меня даже ограбил. И всё-таки я считаю тебя честным мальчиком. Поэтому ты простишь мне мою неправду.

— Нет. — Игорь помотал головой. — Одно дело — я, а другое — вы. Всем можно, а вам нельзя. И зря вы врёте, я уже сам догадался, кто выдал. Мне она сразу не понравилась. Вся из себя выламывается, вся как на цыпочках и завистливая... Вот, готово.

— Давай.

Марина Алексеевна, не торопясь, вставила в рамку нарисованную Игорем грамоту, повесила на стену.

— Видишь, всё вышло, как ты хотел, — сказала она.

— Да, спасибо, — сказал он. — Только надо было сразу.

— Почему ты не спрашиваешь, отдам ли я грамоту Ларисе?

— Я же вижу.

— Да, мы понимаем друг друга, это большая радость. — Она обняла его, провела сильной рукой по волосам, по лицу, как бы снимая что-то. Потом отстранила от себя, держа за уши. — Жалко расставаться, парень. Приезжай будущим летом, скажи маме, что я приму без всяких затруднений.

— Спасибо за приглашение, Марина Алексеевна, мне очень тут понравилось в Ласпи, — сказал Игорь.

— И Лариска приедет, да?.. Ну, иди спать.

— Вы что, опять меня никак не накажете? Начальница усмехнулась.

— Хотела бы, да как я могу тебя наказать? Смена кончилась, а с нею и все наказания... Да, я же хотела дать тебе грамоту, уже написана была. Но после такой новости... — Она покачала головой. — Сам понимаешь, рука не поднялась. Вот тебе и наказание, ты лишён грамоты.

— Я бы лучше значок хотел, — признался Игорь со вздохом сожаления. — Значок в школу носить можно. Вот если бы вы меня лишили значка, я бы очень огорчился, а грамоты — это ничего.

— Жаль, лишить тебя значка я не догадалась. — Марина Алексеевна тоже вздохнула с сожалением. — Ну, ступай.

Развернула его и легонько толкнула к двери.

Тюбик вилял хвостом, но сахару с собой не было.

Игорь присел и погладил собаку, почесал шею и за ушами, похлопал по спине. Встал и увидел рядом Марину Алексеевну.

Она приколола ему значок над кармашком:

— Носи в школу. Будь настоящим ласпинцем, честным, смелым, справедливым, добрым и сильным. Слушайся старших и помогай младшим. Будь готов!

— Всегда готов! Игорь побежал в отряд.

Андрей Геннадиевич одной рукой писал, а другой рукой ерошил волосы на затылке.

Он обернулся на звук шагов:

— Сколько времени?

— Не знаю, — сказал Игорь.

— Это что, — нахмурился вожатый, — опять Судаков болтается?

— Опять, — сказал Игорь.

— Марш в койку1

И вожатый углубился в своё писание.

Игорь проводил глазами автобус, увозящий Ларису. Подумал, что через пятнадцать минут его можно будет ещё раз увидеть высоко на горе, где он выезжает на Ялтинское шоссе. Подождал и ещё раз увидел. Автобус медленно, как жук по дощечке, прополз до поворота и пропал уже навсегда.

Игорь вспомнил слова Ивана Ивановича, что от всех горестей жизни спасает работа, и пошёл к нему в мастерскую. Попросил сучок и резец и стал делать человечка, опирающегося на палку.

К Ивану Ивановичу пришла худенькая девушка, начинающая художница из Симферополя. Зайдя потом в комнату попить воды, Игорь не узнал сразу Ивана Ивановича, испугался, что кто-то другой сидит на его табуретке. Иван Иванович был в наглаженных светлых брюках, в свежей жёлтой рубашке, такой отшлифованный, солидный, не хуже, чем папа.

Игорь стал пить воду очень медленно, чтобы послушать.

— Работа будет непрерывной и напряжённой, — говорил Иван Иванович девушке. — Судя по вашим рисункам, вы обладаете талантом. Однако что это значит? Талантливы все. Природа не создаёт бездарных, она не расточительница. Но! Одни люди развивают свой талант, настраивают на определённую волну и запускают в работу. Другие — и таких, к нашему общему сожалению, много — оставляют талант тлеть вхолостую, подобно свече, накрытой кастрюлей. Для того чтобы снять со своей свечи чёрную кастрюлю инертности и лени, необходимо прежде всего создать свою личность, а уж потом хвататься за кисть...

Допив последний глоток, Игорь ушёл во дворик и продолжил работу.

Он резал, пока совсем не стемнело.

Вернулся в комнату.

Девушка уже ушла. Иван Иванович снова был одет в шорты и мягкую клетчатую рубашку. Он смотрел в книгу.

Игорь поставил своего человечка на опустевшую полку.

Оторвавшись от книги, Иван Иванович предложил:

— Поскучаем вместе? Есть кофе.

— Нет, я лучше один, — ответил Игорь. — До свиданья. А девушка была очень красивая, мне понравилась. Завтра я уезжаю. Всего вам хорошего.

— Всего доброго, Игорь. Желаю успехов. И немножко удачи.

Игорь вышел, спустился со сцены и наткнулся на Дунина.

— Слушай, в восьмом отряде один парень, сын командира корабля, папа за ним катер прислал, стоит у причала, — единым духом выпалил Дунин. — Я со старшиной говорил, он тебя возьмёт в Севастополь и ночевать где устроит. Идея?

— А зачем?

— Как зачем?! Лариска в Камышовой живёт, адрес у тебя в кармане, на десятом троллейбусе полчаса от центра. Сегодня поздно, а завтра можешь заявиться хоть в семь утра, хотя лучше, конечно, в восемь, она как раз на пляж пойдёт. Это же поступок!

Игорь не стал спрашивать, откуда Дунин знает, что адрес Ларисы у него в кармане и что она пойдёт на пляж в восемь утра.

Он только сказал:

— По-моему, это не поступок, а трепыхание. Переполох был бы и здесь и там, опять неприятности. Мы попрощались.

Помолчав, Дунин тихо спросил:

— Навсегда?

— Навсегда только умирают, — сказал Игорь. — Ты же мне перед зимними каникулами пришлёшь письмо с приглашением?

— Конечно! Мне Марина хотела грамоту дать за праздник Нептуна, уже написана была.

— Почему же не дала?

— Всё потому. Светка разболтала как раз перед прощальной линейкой. Марина рассвирепела и разорвала грамоту в клочья.

— И меня грамоты лишила.

— Я знаю... Слушай, тебе так ничего и не было?

— Смена кончилась, — сказал Игорь. — Что она может сделать?

— Да? — протянул Игорь. — Мало ты знаешь. Она может такое написать отцу на работу, кого он воспитал. Или в школу. Думаешь, не бывало таких случаев?

— Она же понимает, что мы с тобой не для безобразия всё это сделали, а для справедливости. Марина Алексеевна всех насквозь видит.

— Нарушение есть нарушение.

— И всё-таки существует разница, — возразил Игорь. — Всё дело в разнице.

— Ты говоришь всегда как-то в общем, — заметил Дунин. — Объясни лучше на примере из жизни.