Он пришёл в мастерскую, как и было велено, ровно через двадцать четыре часа и одну минуту после того, как вышел оттуда. И хотя в тот же миг в узкую дверь мастерской вломились все разом ещё двадцать пионеров, Иван Иванович сразу заметил Игоря и стал с ним разговаривать.

Достал из-под стола вчерашний сучок и спросил:

— Что решил делать: оленя, динозавра или балерину?

— Балерину, — сказал Игорь, чуточку подумав.

— А ты хорошо её видишь? Погляди на сучок внимательно... Теперь закрой глаза. Смотри. Видишь балерину?

— Вижу, — сказал Игорь, не раскрывая глаз.

Он в самом деле видел, и не одну балерину, а даже двух: ему виделось, как Лариса репетирует с Валентиной Алексеевной на площади Космонавтов.

Иван Иванович остался доволен:

— В таком случае дело пойдёт. Открывай глаза. Игорь спросил, взяв сучок:

— С чего начинать?

У стола Ивана Ивановича топталась очередь с более серьёзными вопросами, чем «с чего начинать». Первый в очереди стоял Коля, тот самый который отломал ногу. Коля протягивал Ивану Ивановичу готовое произведение: крокодила с раскрытой пастью, на коротких, толстых ногах, с зубчатым хребтом вдоль спины. Хвост у крокодила завивался, такой уж попался сучок.

— Хорош, претензий не имеется, — сказал Иван Иванович и поставил крокодила на полку. — Обсудим его потом, когда немного освобожусь, вон сколько желающих. А ты, Коля, прежде чем начинать новую вещь, объясни, пожалуйста, Игорю, с чего мы всегда начинаем работу.

— Пойдём объясню, — согласился Коля.

Игорь слегка расстроился. Он рассчитывал, что Иван Иванович сам будет с ним заниматься, а тут дал в учителя такого же пионера, да ещё который ногу отломал.

Они вышли во дворик. Игорь увидел два длинных стола, заваленных сучками, стружками, инструментами, наждачной бумагой и тряпками.

На стульях, лавках и суковатых поленьях сидели мальчишки и девчонки, резали, чистили наждачной шкуркой, мазали олифой, натирали тряпками и покрывали лаком свои деревянные изделия.

Присели на кривой сухой ствол горного дуба, опираясь спинами о каменный забор.

Коля стал объяснять:

— За сучками мы ходим в лес. Находим, которые на земле лежат, или отпиливаем засохшие. Живые не берём. Во-первых, Иван Иванович строго запрещает, а во-вторых, с ними трудно работать. Живое дерево никогда до блеска не натрёшь. Тебе сучок даром достался, но ты не думай, никто не завидует, у нас хватает. Погляди, какой он у тебя весь пока что некрасивый...

Игорь вступился за свой сучок:

— Очень даже красивый!

— Это тебе, как новенькому, кажется. На нём кора, видишь?

— Ну, кора. А что?

— Всю её надо убрать. Возьмёшь резец и будешь аккуратненько, понемножку, чтобы не поцарапать дерево, её обдирать. Работа противная, нетворческая, но от неё никуда не денешься. Хочется сразу рожу вырезать и лапы делать, а ты сиди и кору обдирай. Наконец ты снял кору до последней крошечки. И что дальше делать, как думаешь?

— Вырезать начну, — сказал Игорь.

— Нет. Под корой будет такая коричневая грязь, видишь?

Коля поскрёб ногтем в одном месте, где кора отвалилась.

— Понятно, — сказал Игорь. — Сверху красиво, а на самом деле просто грязь.

— Иван Иванович учит, — Коля поднял вверх указательный палец, — что всякую труху, грязь и гниль надо безжалостно удалять, какой бы она ни казалась на вид красивой. Должен остаться... как это он выражается... единый монолит!

— Красиво выражается, — кивнул Игорь.

— Иван Иванович ещё не так умеет выражаться! — сказал Коля. — Жаль, тебя не было на первом занятии. Он так выступал, как артист на сцене. Его всегда интересно слушать... Сучок у тебя удачный попался, ни одной гнилинки. Бывает, что уже вырезаешь и на трухлявое место наткнёшься. Его тоже надо удалять безжалостно. Не надейся, что потом обработаешь и замажешь, не выйдет. Иван Иванович учит, — Коля опять поднял вертикально указательный палец, — что любая гниль и труха, как её ни заделывай, как ни прячь, в будущем проявится, подведёт тебя и опозорит.

— Правильно учит, — согласился Игорь.

— Он ещё одну такую правильную вещь говорил... — Коля задумался. — Вот только слова я позабыл. Но так здорово! Прямо перед тобой сразу всё и открывается. Может, ещё раз скажет... Теперь тебе всё должно быть понятно.

— Понятно, — сказал Игорь. — Где резец взять?

— Резцы у старосты кружка, её Вика зовут. Она выдаёт, а потом обратно забирает и сдаёт после занятия Ивану Ивановичу.

— Это та Вика, у которой ты ногу отломал?

— Ногу ей давно приклеили, и ничего не заметно, можешь сам посмотреть. Из-за какого-то жеребёнка чуть не исключили.

— Оленёнка, — поправил Игорь.

— Это она так думает. Жеребёнок с рогами... В общем так: берёшь резец, снимаешь кору, потом берёшь тонкую наждачку, счищаешь всю грязь, потом предъявляешь Ивану Ивановичу, и он дальше укажет, что делать. К Вике иди сам, мне некогда, надо сучок искать для новой работы.

Взяв у Вики резец, Игорь нашёл себе местечко на пеньке и начал работать. Как и предупредил Коля, обдирание коры оказалось делом нудным, раздражающим нервы. Несколько раз подходил Коля, присматривался. Подошёл Иван Иванович, показал Игорю:

— Из этой щёлочки тоже кору вычисти, она ни к чему.

— Простите, — сказал Коля, — про щёлочки я не говорил ему.

— Фигурка будет хороша, — проговорил Иван Иванович, повертев сучок в пальцах. — Небесная танцовщица...

И тут Игорь впервые увидел прекрасную танцовщицу, летящую в стремительном танце.

— Всё-таки непонятно, — заметил он. — Как это получается? Ведь криво и косо, одно тоньше, другое толще, ни на какого человека не похоже, и вообще, простой сучок, а всё равно красиво. Почему так, Иван Иванович?

Иван Иванович потрепал его по волосам:

— Сейчас, Игорёк, ты приближаешься к величайшему открытию в своей жизни: красоте тесно в рамках действительности, она в них задыхается, красоте нужны широкие одежды твоего вымысла. Но это не значит, что твоё творчество может противоречить действительности или что кору за тебя обязан сдирать кто-то другой.

Иван Иванович мягко дёрнул мальчика за вихор и отошёл к другим ребятам.

— Во! — сказал Коля, подняв вертикально указательный палец.

— Что «во»?

— Те самые слова!

К концу занятия только половина коры была снята с будущей танцовщицы. Игорь устал и вспотел.

От долгого сидения согнувшись заныла спина и заболели плечи.

Появился Дунин.

Игорю показалось, что Дунин просочился в щёлочку между камнями забора.

— Помнишь?

— Всё время, — сказал Игорь.

— Сегодня кино отменяется, после ужина будет массовка, картину не привезли. Встретимся на Фестивальной площади на скамейке у третьего кипариса, считая от музсалона. Все подробности я продумал. Полное молчание, никому ни слова.

— Спрашиваешь. Что я, дурак?

— Иногда немножко есть... Даже ей самой ни слова! Вся тайна успеха в соблюдении тайны.

Сказал — и растаял за дверной сеткой.